Сэр Ральф с хмурым видом стоял около маркиза в холле, прислонясь к двери. Маркиз надел пальто с высокой талией, несколькими воротниками и большими, как кроны, перламутровыми пуговицами. На голове у него была касторовая шляпа с загнутыми полями, в руке он держал песочного цвета перчатки, сшитые в Йорке, а в другой – трость из черного дерева. Он отвесил мисс Морланд еще один поклон, пока та неторопливо шла к нему через холл.
– Если ты сейчас уйдешь, клянусь Богом, ты больше никогда сюда не вернешься! – угрожающе заявил Ральф Морланд.
Мисс Морланд протянула свою руку Карлингтону.
– Я и не собираюсь сюда возвращаться, – твердо ответила девушка.
– Я не шучу! – пригрозил Ральф.
– И мне не до шуток! – сказала Хелен Морланд. – Я пробыла под вашей опекой три года, и с меня довольно. Да я скорее умру, чем вернусь в этот дом!
Морланд покраснел и обратился к маркизу.
– Вы совсем сошли с ума, если собираетесь увезти ее.
– Сумасшедший или пьяный, какая разница? – беспечно проговорил Карлингтон и открыл входную дверь. Сэр Ральф поймал сестру за плащ.
– Куда ты идешь? – закричал он. Карлингтон дико расхохотался.
– Мы едем в Гретну! – сообщил он, обнял мисс Морланд за талию, и вывел ее из дома в туманную зарю.
У крыльца их уже ждал фаэтон, запряженный четверкой лошадей. Форейторы сидели в седлах и дрожали от холода. Лакей сэра Ральфа открыл дверцу экипажа.
Студеный утренний воздух, как и следовало ожидать, мгновенно подействовал на маркиза. Он покачнулся, и ему пришлось схватиться за плечо лакея, чтобы удержаться на ногах. Однако это не помешало Карлингтону отвесить еще один поклон мисс Морланд и помочь ей подняться в фаэтон.
Дом сэра Ральфа находился в Хэдли-Грин, так что маркиз приехал на игру из Лондона. Форейторы развернули лошадей на юг и собрались возвращаться в столицу. Получив приказ от хозяина ехать в Гретну-Грин, поначалу они сильно удивились и недоуменно уставились на него, растерянно мигая. Но когда при помощи лакея Карлингтон начал взбираться в фаэтон, форейтор, сидящий на одной из передних лошадей, отважился заметить, что до Гретны-Грин примерно триста миль и что его светлость совершенно не готов к такому длительному путешествию.
– Гретна! – только и смог проговорить маркиз, вошел в фаэтон и рухнул на сиденье рядом с мисс Морланд.
Форейторы прекрасно видели, что хозяин сильно пьян, но они достаточно изучили его светлость и не сомневались, что как бы сильно утром он не раскаивался в своем распоряжении ехать на север, он будет меньше винить их за то, что они повиновались приказу и не повезли домой. Лакей сложил лесенку, и экипаж тронулся в направлении Большой северной дороги.
Маркиз не стал поднимать упавшую шляпу и прислонил свою красивую голову к голубым бархатным подушкам, которыми были обиты стенки. Потом слегка повернулся, ласково улыбнулся спутнице и произнес на удивление ясным голосом:
– У меня такое ощущение, что мне придется пожалеть об этом, но я сильно пьян, моя дорогая… сильно пьян.
– Да, – кивнула мисс Морланд, – я знаю. Не бойтесь, это не имеет значения. Мне не в диковинку видеть пьяного мужчину.
На этом их беседа закончилась. Маркиз Карлингтон прикрыл глаза и заснул, а мисс Морланд неподвижно сидела около него. Ее руки лежали на коленях, и она время от времени судорожно сжимала пальцы.
Фаэтон проехал Поттерс-Бар, Белл-Бар и Хэтфилд. Мисс Морланд заплатила на дорожных заставах несколькими монетами, которые нашла в карманах спящего маркиза. В двух милях за Хэтфилдом находилась маленькая деревушка Станборо, за которой начался долгий подъем на холм Дигевелл.