Анна повернулась и поймала на себе восторженный взгляд юноши.
– Вы очень милы, – сказал Отто, – и это платье вам к лицу.
Глаза его совершили путешествие от ее стройной талии к выпуклостям груди под бархатным лифом.
Затрепетав от похвалы, Анна улыбнулась, просто не могла удержаться. Она знала: нельзя позволять ему говорить такие интимные вещи, а себе – принимать комплименты. Но ее так и распирало от радости; она не могла сдвинуться с места, уйти и испортить этот момент.
Оба они слегка запыхались, когда преодолели последний лестничный пролет, который вел к туррету[3] наверху башни, и вошли в узкую, почти ничем не обставленную комнату с окнами в каждом торце. Турецкий ковер в свое время, наверное, обошелся предкам Анны в целое состояние, но теперь был потертым. Девушка подошла к окну с видом на реку. Внизу перед ней простирался город Клеве – лоскутное одеяло из красных крыш и шпилей.
Отто остановился сбоку от нее.
– Прекрасный вид, – сказал он, глядя поверх ее плеча. Анна чувствовала его дыхание, оно нежно касалось уха. – Так поведайте же мне о Лоэнгрине. – Голос Отто был как ласка.
Анна попыталась сосредоточиться на легенде, которую обещала рассказать, но разум ее был переполнен этим странным, головокружительным чувством. Неужели это любовь? Она видела, как сильно любят друг друга ее родители, и знала, наслушавшись болтовни фрейлин и горничных, что любовь иногда бывает похожей на помешательство и толкает людей на глупые поступки, как будто они лишились рассудка. Любовь способна сделать человека невероятно счастливым или бесконечно несчастным. И теперь, стоя в этой пыльной комнатушке, впервые оказавшись наедине с молодым человеком, Анна поняла, что такое сильное влечение к кому-то. Чувство было восхитительное, но и пугающее, словно ее тянуло к чему-то грандиозному и опасному, и она не знала, как остановить себя.
Но она должна! Скоро ей предстоит стать замужней женщиной, и Анна научена хранить верность своему будущему супругу.
– Вы знаете, почему эту башню называют Лебединой?[4] – спросила она у Отто, заставив себя собраться с мыслями и продолжить разговор. – Не думаю, что в Лимбурге вы слышали легенды, которые известны в Клеве.
– Когда я был маленьким, мать рассказывала мне разные истории, но я почти все забыл.
– Над нами, наверху туррета, есть золоченый флюгер, – сказала Анна, слегка задыхаясь. – На нем сидит лебедь, которого в старину изображали на своих гербах графы Клеве в честь Рыцаря Лебедя, загадочного Лоэнгрина. Взгляните сюда. – Она повернулась и вытащила из-под лифа эмалевую подвеску. – Это моя личная эмблема. Два белых лебедя обозначают невинность и чистоту.
Отто взял руку Анны в свою и наклонился, чтобы рассмотреть, что лежит у нее на ладони. И вдруг легонько поцеловал ее запястье. Анна вздрогнула от удовольствия.
Она еще не обезумела – пока нет. Была научена, что добродетельная женщина не должна позволять мужчине целовать себя, пока не станет его нареченной невестой. Анна отдернула руку, и Отто выпрямился.
Слегка дрожащим голосом она продолжила рассказ:
– Два белых лебедя направляли лодку Лоэнгрина, когда он плыл по Рейну давным-давно, чтобы посетить графиню Клеве по имени Эльза. Она пребывала в большой печали, потому что ее супруг умер и какой-то деспот пытался занять его место, принудив несчастную вдову выйти за него замуж. Лоэнгрин пришел на помощь. Он сверг тирана и женился на Эльзе.
Отто во все глаза глядел на Анну.
– Если она была так же красива, как другая принцесса Клеве, которую я могу назвать, тогда я снимаю перед Лоэнгрином шляпу. – Голос его звучал немного хрипло.
Анна вдруг ощутила жар на щеках. Она понятия не имела, как реагировать на такой комплимент.
– Он был знаменитым героем, – вновь заговорила Анна, стараясь сохранить спокойствие. – Но на следующий день после свадьбы он взял с Эльзы обещание никогда не спрашивать, как его зовут и кто его предки. Неизвестный ей и никому другому, он был рыцарем Святого Грааля и часто отправлялся выполнять секретные поручения. Эльза согласилась, они жили счастливо, и у них родилось трое прекрасных сыновей, которые стали моими предками.
– Сейчас вы скажете, что все закончилось плохо, – высказал предположение Отто.
– Да. Эльзе очень хотелось узнать, получат ли ее сыновья большое наследство от отца. Она не смогла удержаться и задала ему вопрос, которого поклялась никогда не задавать. Когда она это сделала, Лоэнгрин испытал невыразимую муку. Вырвался из ее объятий и покинул замок – этот самый замок. И там, на реке, его ждали два лебедя с лодкой, на которой он прибыл в Клеве. Он уплыл на ней, и больше его никто не видел.
Отто качал головой, не отрывая глаз от Анны:
– И что стало с Эльзой?
– Ее охватила такая печаль от этой утраты, что она умерла. Ведь она очень любила Лоэнгрина.
Впервые Анне стало ясно, как ужасна была потеря Эльзы. Вероятно, на ее лице отразилась печаль, потому что Отто без всяких предисловий шагнул к ней и обнял ее, прижав к себе. Не успела Анна остановить его, как он прикоснулся губами к ее губам и лизнул ее язык своим. Это было чрезвычайно странно, приятно и вместе с тем отвратительно. Она и представить себе не могла, что поцелуи могут быть такими, но знала: так делать нельзя, это плохо. Что подумают о ней родители?
– Нет, – сказала Анна, отстраняясь.
Отто крепко держал ее в своих объятиях.
– Да! – выдохнул он. – Прошу вас, не лишайте нас этого удовольствия! В этом нет ничего дурного. Не нужно бояться.
– У меня может быть ребенок, – запротестовала Анна и удивилась, когда Отто засмеялся. – Может, – предостерегающим тоном повторила она. – Матушка Лёве говорила, что от поцелуев появляются дети.
– Кто такая матушка Лёве? – спросил Отто, а сам при этом терся носом о ее нос, пока она вполсилы пыталась высвободиться.
– Моя няня.
– Ничего-то она не знает! Ребенка от поцелуев у вас быть не может. Это безвредно. И вам понравилось, я точно знаю. – Он продолжал крепко держать ее и так соблазнительно улыбался, что у Анны стали подкашиваться колени.
Как же страшно говорить о таких вещах с мужчиной!
Отто снова поцеловал ее, на этот раз мягко и нежно, а потом потянул на ковер, целуя ее полузакрытые глаза и гладя по щекам. Руки его блуждали повсюду, и восхитительное ощущение, которое он пробуждал в ней, затмило звучавший в голове тревожный колокольчик. Он сказал, тут нечего бояться, и она ему поверила. Он был гостем в доме ее отца – благовоспитанный молодой человек, который, она могла на это рассчитывать, знал, как следует себя вести. И в нем нарастало захватывающее дух возбуждение, которое было таким заразительным.
– О Анна! – тихо воскликнул Отто, не отрывая от нее глаз и наматывая на пальцы локон ее волос; дыхание его становилось все более частым и прерывистым. – Позвольте мне любить вас! Я не причиню вам вреда.
Его губы вновь сомкнулись на ее губах с большей горячностью, а потом он протянул руку вниз, задрал ей юбку, сорочку и – к изумлению Анны – начал нежно трогать ее потайные места. Она не сопротивлялась: ее слишком сильно захватили чувства и ощущения, о которых Анна никогда даже не мечтала.
– Как у вас есть губы здесь, – прошептал он, нежно водя по ее рту языком, – так же есть они и здесь, для тех же целей.
Пальцы его двигались ритмично, исследовали ее все смелее, и Анна почувствовала нараставшее внутри исключительно приятное ощущение. Она не испугалась, но удивилась, как мало знала свое собственное тело, и никакого стыда не было. Вот оно, безумие, о котором шептались женщины! Жила ли она вообще до этого момента?
То, что случилось дальше, было невероятно прекрасно, и Анна отдалась этому, ни о чем больше не думая, потому что просто не могла мыслить разумно. Несильная боль, а потом она вознеслась на Небеса. Удовольствие нарастало, и она почувствовала, как тело Отто содрогается в спазмах. Он вскрикнул и стал медленно расслабляться, лежа поверх нее и внутри нее, прижимая ее к себе и бормоча бессвязные слова любви, а ее накрыло волной безудержного экстаза, который все усиливался и усиливался, пока она не подумала, что вот-вот потеряет сознание.