Она зажмурилась, будто ждала, что осколки разбитого кирпича сейчас посыпятся ей в глаза, но продолжала отчаянно, буквально с остервенением выталкиваться из-под чужого тела, которое пьяно и бессмысленно хрипело ей в лицо душащим воздухом, воздухом этим Клава не могла дышать, вероятно, нечто испортилось внутри небесного человека, прохудились какие-то клапаны, может, прорвалась какая-нибудь стенка, и воздух шел не оттуда, откуда ему положено было идти, нечто страшное примешивалось к нему, мужчина непонятно двигал руками и ногами, открыв рот на недобритом лице, и когда Клава наконец освободилась от него и принялась искать глазами мать и сестру в мечущейся толпе, мужчина продолжал двигаться на поверхности мостовой, не поднимаясь на ноги, как какой-нибудь краб.
Ни матери, ни сестры Клава найти не смогла, только свой саквояжик, истоптанный ногами в пыли. Она схватила его и бросилась вперед, в ту сторону, в которую они бежали до первого взрыва, стрельбы она в ту минуту совершенно не боялась, главное было не остаться одной в этом страшном городе, куда скоро войдут красные. Третий снаряд шибанул где-то сбоку, далеко от нее, но Клава ощутила прикосновение взрывной волны, жаркое и томящее, пороховой запах обжег и передавил ее грудь, какая-то женщина врезалась в нее с размаху, как мешок с мукой, Клаву перевернулась вокруг оси, стараясь не упасть, и увидела то место, куда попал первый снаряд - яму, вырытую им в мостовой, лежащих возле людей, и еще какие-то обгоревшие чучела на склоне ямы - это тоже были люди, но Клава отказывалась в это поверить. У одного чучела сгорела только верхняя половина тела, ноги остались целыми, и Клава разглядела на них туфли, какие носила ее мать. Следующий снаряд грохнул уже очень далеко, за домами, но люди продолжали метаться вокруг, истошно вопили женщины, солдаты волокли чьи-то тела, и еще Клава заметила молоденькую сестру милосердия, которая присела на колени у фонарного столба, она задыхалась и держала что-то на животе, что-то кровавой слизью блеснувшее на солнечном свете, Клава совершенно не боялась крови, - такое уж было у нее свойство, - но ей отчего-то вдруг стало невыносимо, и она снова ринулась вперед, мимо поваленной брички с оборванным постромками, мимо горы сваленных медицинских пакетов, мимо груд битого камня, мимо упавшего фонаря, она протиснулась к самому входу в здание вокзала, и только потом поняла, что невозможно ни войти туда, ни выбраться на пути, потому что все завалено, и мамы нигде не было. Какой-то мужчина в запачканном кирпичной пылью пиджаке больно схватил Клаву за руку.
- Ты куда, девочка? Туда нельзя, там пожар.
- Там мама! - крикнула Клава, пытаясь вырвать руку. - Пустите меня!
Но мужчина грубо потащил ее в сторону, к краю площади, расталкивая людей, Клава сперва ожесточенно упиралась, пища от обиды и с плачем лупя мужчину свободной рукой куда попало, но потом она ослабла, ее стало сильно тошнить, и, воспользовавшись этой слабостью, мужчина выволок Клаву с вокзальной площади в одну из боковых улиц. Там он остановился, взяв девочку за плечи и прижав к стене дома возле дверей бакалейной лавки.
- Там опасно, туда нельзя, - хрипло уговаривал он Клаву. - Мама найдет тебя, потом.
- Нам на поезд, - сдавленно проговорила Клава.
- Поезда не будет, - тихо сказал мужчина, глядя Клаве прямо в глаза. Ничего больше не будет.
- Пустите меня, - вяло дернулась Клава. - Я хочу к маме.
- Твою маму убило, - сказал мужчина, опустив веки. - Я видел. Она была рядом с тем местом, куда упал первый снаряд.
- Там, где теперь яма? - спросила Клава, всеми силами пытаясь не вырвать.
- Да, там, где теперь яма. Это снаряд вырыл яму, ты понимаешь?
Клава кивнула.
- А Таня?
- Какая Таня?
- Моя старшая сестра. Она в сером платье была, и в волосах ленточка.
- Ее разорвало. Я был недалеко и все видел. Девушку в сером платье разорвало на куски. Нет у тебя больше сестры.
Но Клава все равно не могла себе такого представить, потому только согласно кивнула головой. Нет так нет.
- Меня зовут Валентин Сергеевич, - сказал мужчина. - А тебя?
- Клава.
- Нам нужно уходить, Клава. Красные скоро будут здесь.
- Я хочу к маме, - помотала головой Клава.
Мужчина устало вздохнул и, крепко держа Клаву за плечи, повел улицей прочь от вокзала. Клава не сопротивлялась.
Валентин Сергеевич жил в маленькой комнатушке, где не было даже зеркала, а были только комодик, письменный стол и кровать.