Наконец официальное разъяснение было дано в сентябре 1900 года в телеграмме военного министра Куропаткина, посланной на Дальний Восток царскому наместнику Алексееву и приморскому генерал-губернатору Гродекову. В ней особо подчеркивалось следующее:
«Главной задачей России в Маньчжурии ставится в настоящее время продолжение и окончания строящихся нами железных дорог. Усилия Ваши и вверенных Вам чинов должны быть направлены к тому, чтобы облегчать возобновление работ и затем охранять производимые работы. Русское управление в занятой нами местности не должно быть вводимо. В Маньчжурии не должно остаться ни одного боевого орудия, ни одной войсковой части, но при восстановлении китайских властей им необходимо предоставить право иметь вооруженную конную и пешую стражу для полицейской службы».
После этого Санкт-Петербург попытался подписать новое межгосударственное соглашение с Пекином. Но в Китае не спешили с его обсуждением. Вокруг новой дальневосточной инициативы российского правительства развернулась дипломатическая борьба. Россия продолжала добиваться от Китая нового соглашения по вопросу о Маньчжурии. Ввиду этого в феврале 1901 года в Пекине последовал совместный протест Японии, Англии и США против договора, который закреплял русское влияние в Маньчжурии.
Япония продолжала готовиться к войне с Россией. Ее целью был захват Кореи и Маньчжурии и сокрушение русских позиций на Дальнем Востоке. Правящие круги Японии считали выгодным начать войну как можно скорее, пока еще не было закончено строительство Сибирской железной дороги. Токио сдерживали лишь собственная финансовая слабость и опасение, как бы Россию не поддержали Германия и Франция, как это случилось в 1895 году.
Чтобы обезопасить себя от вмешательства третьих держав в русско-японской войне, правительство микадо начало в Лондоне переговоры об англо-японском союзе. Но Великобритания не была уверена в силе и действительных возможностях Японии и боялась, как бы договор с неполноценным союзником не втяну л Британскую империю в большую войну при неблагоприятной обстановке, которая начала складываться на Европейском континенте.
Германия же всячески покровительствовала такому проекту, исходя при этом из собственных интересов на Европейском континенте. Это нашло свое выражение в активной личной переписке германского императора Вильгельма II с русским царем. Глава Германии убеждал императора Николая II в исторической миссии Российского государства как заступника Европы от «желтолицых».
Император Николай II сказал германскому императору Вильгельму II в ответ на предостережения в связи с широкими военными приготовлениями Японии следующее: «Войны не будет, потому что я ее не хочу».
Позиция Германии и ее императора была вполне понятна: в Берлине, равно как и в столицах других европейских держав, не хотели видеть на континенте сильную Россию. Не случайно канцлер Бисмарк однажды заметил:
«У России быстро увеличивающееся население, и она полна энергии. Ее можно сравнить с закупоренной бочкой бродящего вина, которая, рано или поздно, должна в каком-нибудь месте разорваться. Если взрыв произойдет в сторону Сибири – тем лучше. Если он будет иметь место в Черном море или на Босфоре – это тоже не опасно для нас. Мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить взрыва бочки у нашей границы».
В германской прессе в то время было опубликовано немало статей, в которых выражалась открытая удовлетворенность тем, что Россия утверждалась в Порт-Артуре. Так, немецкая «Иностранная газета» писала:
«Весь цивилизованный мир должен единодушно радоваться, что Россия так глубоко увязла в делах Дальнего Востока и что европейские и особенно балканские дела теперь надолго избавлены от ее грубого и кичливого влияния».