Последние Девушки - Сейгер Райли

Райли Сейгер

Последние Девушки

«Сосновый коттедж» 1:00

У леса были когти и зубы.

Все его булыжники, шипы и ветки набросились на нее, когда она с криком ринулась через чащу. Но это ее не остановило. Ни когда в ступни босых ног вонзились острые камни, ни когда по лицу хлестнула тонкая, будто хлыст, ветка и по щеке побежала струйка крови.

Остановиться было нельзя. Остановиться означало умереть. Поэтому она продолжала бежать, даже когда вокруг лодыжки обвилась колючая лоза и принялась рвать ее плоть. Лоза натянулась, дрожа, но Куинси неслась вперед с такой скоростью, что ей удалось высвободиться. Она не знала, было ли ей больно. Страдания в ее теле и без того уже было больше, чем оно могло вместить.

Вперед ее гнал инстинкт. Неосознанное чувство, что надо двигаться дальше, несмотря ни на что. Почему – она уже забыла. Воспоминания о случившемся пять, десять, пятнадцать минут назад из памяти стерлись. Если бы ее жизнь зависела от того, будет ли она помнить события, заставившие ее броситься через заросли, она наверняка упала бы прямо на лесную подстилку и тут же умерла.

Поэтому она бежала. Она кричала. И старалась не думать о смерти.

Вдали, на прячущемся за деревьями горизонте, мелькнул слабый отблеск.

Фары.

Неужели она вышла к дороге? Куинси надеялась, что да. Вместе с воспоминаниями она напрочь утратила и ориентацию в пространстве.

Она закричала громче и метнулась навстречу свету. По лицу стеганула еще одна ветка, толстая, как скалка. От удара Куинси ослепла и замерла на месте. В голове взорвалась боль, перед затуманенным взором замелькали голубые искорки. Когда взгляд прояснился, она увидела стоявший в свете фар силуэт.

Мужчина.

Он.

Нет. Не Он.

Кто-то другой.

Она в безопасности.

Куинси прибавила шагу и вытянула вперед окровавленные руки, как будто это могло приблизить ее к незнакомцу. От этого жеста плечо полыхнуло болью. А вместе с болью вернулось даже не воспоминание, а, скорее, осознание – жестокое и ужасное, каким может быть только правда.

Осталась только она.

Все остальные умерли.

Она единственная осталась в живых.

Когда раздается звонок Джеффа, мои руки сплошь покрыты сахарной глазурью. Несмотря на все усилия, французский кондитерский крем не хуже клея облепил пальцы и межфаланговые промежутки. Чистым остался только мизинец, которым я нажимаю на телефоне кнопку громкой связи:

– Частное детективное бюро «Карпентер и Ричардс», – я стараюсь говорить с придыханием, словно секретарша из какого-нибудь нуарного фильма. – Чем могу быть вам полезна?

Джефф, подыгрывая мне, отвечает голосом крутого парня, который звучит, как нечто среднее между Робертом Митчемом[1] и Дэной Эндрюсом[2].

– Пригласите к аппарату мисс Карпентер. Мне нужно безотлагательно с ней поговорить.

– Мисс Карпентер чрезвычайно занята. Вы не могли бы оставить ей сообщение?

– Разумеется, – отвечает Джефф, – скажите ей, что мой вылет из Чи-Тауна[3] задерживается.

Я тут же сбрасываю маску.

– Ох, Джефф… Правда?

– Мне очень жаль, дорогая. Улететь из Города Ветров[4] всегда было делом проблематичным.

– И долго ты там проторчишь?

– От двух часов до «когда-нибудь на следующей неделе», – говорит Джефф. – Надеюсь, достаточно долго для того, чтобы Сезон выпечки начался без меня.

– Ну что за отстой, а.

– Как там оно, кстати?

Я опускаю глаза на руки:

– Грязно.

Сезоном выпечки Джефф называет изматывающий период с начала октября по конец декабря, когда один за другим идут праздники, а с ними десерты. Эту фразу он любит произносить зловеще, поднимая вверх руки и шевеля пальцами, будто паук лапками.

По иронии судьбы мои руки покрыты кондитерским кремом как раз из-за паука. Сделанный из черного шоколада, он балансирует на капкейке: тельце по центру, черные лапки протягиваются вбок и вниз. Когда я закончу, капкейки будут аккуратно расставлены, сфотографированы и выложены на моем сайте под рубрикой «Идеи выпечки на Хэллоуин». Тема этого года заявлена как «Месть Лакомки».

– Как там аэропорт? – спрашиваю я.

– Толкучка. Но я надеюсь спастись, укрывшись в баре моего терминала.

– Позвони мне, если рейс задержат надолго, – говорю я, – я буду здесь, вся в шоколадной глазури.

– Пеки навстречу ветру, – отвечает Джефф.

Дав отбой, я возвращаюсь к пауку из кондитерского крема и к шоколадно-вишневому капкейку под ним. Если сделать все правильно, то стоит его разочек откусить, как тут же покажется красная начинка. Но это можно будет испробовать позже. Пока же я сосредоточу внимание на его внешнем виде.

Украшать капкейки намного труднее, чем кажется. Особенно если результат потом намереваешься выложить в Интернет на обозрение тысяч людей. Потеки и пятна не допускаются. В мире высокого разрешения любой недостаток тут же бросается в глаза.

«Уделяй внимание деталям».

Это одна из Десяти заповедей моего сайта, втиснувшаяся между двумя другими: «Мерные стаканчики – твои друзья» и «Не бойся потерпеть неудачу».

Когда я покончила с первым капкейком и принялась за второй, вновь зазвонил телефон. На этот раз в моем распоряжении не осталось ни одного чистого мизинца, и я вынуждена пропустить звонок. Телефон продолжает жужжать и медленно ползет по столешнице. Потом умолкает, но уже через несколько мгновений издает контрольный сигнал.

Эсэмэска.

Заинтригованная, я откладываю кондитерский мешочек, вытираю руки и беру телефон.

Сообщение от Купа.

«Надо поговорить. С глазу на глаз».

Пальцы замирают над дисплеем. Хотя Купу требуется три часа, чтобы добраться до Манхеттена, раньше он с удовольствием проделывал этот путь. Если это действительно было важно.

Я пишу: «Когда?»

Его ответ приходит через пару секунд: «Прямо сейчас, на нашем месте».

В основании позвоночника зарождается очаг тревоги. Куп уже здесь.

Это может означать только одно – что-то случилось.

Перед тем, как выйти из дома, я произвожу все традиционные приготовления к встрече с Купом. Чищу зубы. Крашу губы. Глотаю успокаивающее. Запиваю голубую таблеточку виноградной газировкой прямо из бутылки.

В лифте вспоминаю, что не переоделась. На мне по-прежнему моя униформа для выпечки: черные джинсы, старая Джеффова рубашка и красные туфли без каблука. Все припорошено мукой и покрыто пятнами от пищевого красителя. Я замечаю на тыльной стороне ладони полоску высохшей глазури – сквозь сине-черное пятно проглядывает кожа. Похоже на синяк. Я слизываю корку.

Выхожу на Восемьдесят вторую улицу, поворачиваю направо на Колумба, по которой уже движется плотный поток пешеходов. При виде такого количества незнакомых людей тело напрягается. Я останавливаюсь и одеревеневшими пальцами лезу в сумочку, где у меня всегда лежит перцовый баллончик. Толпа, конечно же, гарантирует безопасность, но вместе с тем вселяет чувство неуверенности. И только отыскав баллончик я иду дальше, придав лицу сердитое выражение, красноречиво свидетельствующее, что меня лучше не трогать.

Несмотря на солнце, воздух пронизывает прохлада. Обычная картина для начала октября в Нью-Йорке: в это время холод и жара сменяют друг друга в произвольном порядке. Но все-таки осень стремительно наступает. Когда становится видно парк Теодора Рузвельта, я замечаю, что золотистой и зеленой листвы там примерно поровну.

За ее завесой можно различить зады Музея естественной истории, рядом с которым нынешним утром столпились школьники. Их голоса порхают между деревьев, будто птицы. Вдруг кто-то из них издает пронзительный крик, и остальные умолкают. Всего на секунду. Я замираю на тротуаре, встревоженная не столько криком, сколько последовавшей за ним тишиной. Но потом вновь становятся слышны голоса, и я успокаиваюсь. Теперь я направляюсь в кафе, расположенное в двух кварталах к югу от музея.