Валентинов Андрей
Валентинов Андрей
ПРОЛОГ
Мертвые молчали, раненых унесли, а у живых не оставалось сил для разговоров. Где-то вдали слышались крики, ржание обезумевших лошадей, но здесь, над Четырьмя Полями, над истоптанным в черную грязь снегом, повисло молчание. К ночи ветер разорвал серую пелену туч, и над живыми и мертвыми робко проступили неяркие звезды. Вместе с тишиной вернулся холод, и живые впервые за весь бесконечный день и столь же бесконечный вечер ощутили ледяное дыхание ночи Ночи Солнцеворота. Зима поворачивала на мороз, и те, кто еще оставался жив, застегивали полушубки и заворачивались в пропитанные потом плащи.
Их было двадцать два - живых и нераненых, оставшихся там же, где они стояли весь день. Рядом лежали их друзья - мертвые, уже начавшие коченеть, но уцелевшие не смотрели на них. Еще придет час вспомнить, оплакать, выпить горького вина на тризне - но сейчас живые радовались жизни, и это чувство было сильнее всего - и скорби, и даже гордости от одержанной победы - первой для тех, кто уцелел, и последней - для всех остальных.
Конское ржание послышалось ближе, темноту рассек неровный свет факелов, и те, что стояли среди черной грязи, начали поспешно равнять строй. Простучали копыта, из темноты, словно из холодного зимнего моря, вынырнули черные силуэты. Короткая команда, и десяток всадников уже спешивался, направляясь к отряду. Порыв ветра развернул тяжелое полотнище, и неяркий свет факелов вызолотил огромного орла,распластавшего крылья по алому оксамиту тяжелого Стяга.
- Кей! - прошелестело в темноте. В первый миг те, кто был жив, растерялись, но вот прозвучало негромкое:
"Шикуйсь! Стронко!" - и строй застыл, словно на смотре:
ноги на ширине плеч, щит - в левой руке, в правой - древко копья. Копья, впрочем, оставались далеко не у всех, как и щиты, и даже шлемы. Факелоносцы приблизились, пламя осветило молодые лица, белокурые, слипшиеся от пота и крови, пряди волос - и раскрытые волчьи пасти на медных бляхах, пришитых на левом плече коротких серых плащей.
Тот, кто ехал под Стягом, медленно слез с коня и, чуть сутулясь, шагнул вперед. Кею не исполнилось и двадцати, но издали ему можно было дать все сорок. Он шагал неспешно, грузно, словно на его широких плечах уже много часов лежала неподъемная тяжесть. Впрочем, так и было - этим утром Кей Велегост, младший сын Светлого Кея Вой-чемира, начал свою первую битву, которая тянулась до самой ночи - долгой Ночи Солнцеворота.
Все так же неторопливо Кей снял шлем, провел рукой по коротко стриженным темным волосам и негромко бросил: "Старшего!" Он не стал звать сотника, поскольку знал - того уже нет в живых, как нет в живых полусотников, десятников - и еще очень многих, что лежали тут же, в черной грязи, но уже не могли стать в строй и ответить. Сто пятнадцать человек - усиленная сотня - с полудня сдерживали удар Меховых Личин, направленный в самый центр Кеева войска. Сотня выстояла, и теперь двадцать два уцелевших выравнивали строй.
Белокурые парни нерешительно переглянулись, но вот вперед шагнул один тот, кто скомандовал "Шикуйсь,!". Рука дернулась в приветственном жесте, каблуки коротких сапог ударили в грязь.
- Старший учебного десятка Згур, Вейско Края, третья сотня. Чолом, Кей!
- Чолом, сотник.
Парень, кажется, хотел возразить, но смолчал. Спорить не приходилось.
- Из Учельни Вейсковой? - Рука в перчатке указала на бляху с оскаленной пастью.
- Да. Мы все - из Учельни, Кей. Добровольцы.
- Почему Велга послала вас, мальчишек? Тот, кто стал сотником, на миг замешкался с ответом. Затем темные глаза блеснули.
- Мы вызвались сами, Кей.