Соболль улыбнулся широкой улыбкой, показывающей наслаждение от успеха работы, глубокое наслаждение. Он просто убивал время до главного события, но убивал он его такими вот изысканными способами. Да, убивал время, и иногда людей.
Иногда его звали Белли, или Бланк, или Альбус, или Мел, или Вайс, или Снегги, или еще каким-то из сотни имен. Его кожа была белой, волосы – блекло-светлыми, глаза – ярко-серыми. Люди, бегло взглянувшие на него – а на него все смотрели бегло – считали, что ему около двадцати.
Он был почти совершенно незапоминаем.
В отличие от двух своих коллег, он никогда не задерживался на одной работе надолго.
В разные времена у него были интереснейшие работы в разных интереснейших местах.
(Он работал на Чернобыльской АЭС, и на Виндскейле, и на Фри Майл Айленде, всюду на мелких и не особенно важных работах.)
Он был незаметным, но ценным членом многих изобретательских команд.
(Он помог изобрести газолиновый мотор, пластмассу и баночки с вытягиваемым за кольцо верхом.)
Он мог заниматься чем угодно.
Его никто не замечал. Он был ненавязчив, но его присутствие создавало кумулятивный эффект. Если задуматься, можно было понять, что он должен был где-то быть, что-то делать. Может, даже, он говорил с вами. Но его так легко забыть, этого мистера Уайта.
В настоящий момент он работал на палубе нефтяного танкера, плывущего в Токио.
Капитан напился и сидел в каюте. Первый помощник был где-то на носу судна. Второй – на камбузе. Вот, собственно, и вся команда – судно было почти полностью автоматизировано. Человеку на нем оставалось очень мало работы.
Впрочем, если бы человек совершенно случайно нажал на мостике кнопку с надписью «АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА», автоматические системы позаботились бы о том, чтобы куча черной жижи отправилась в море – тысячи тонн нефти, которая очень плохо повлияет на живущих рядом птиц, рыб, растительность, животных и людей. Естественно, у кнопки была куча специальных хитрых замков и спецблоков с защитой от дураков, но так же всегда бывает.
Потом было долгое разбирательство насчет того, чья это все-таки была вина. В конце концов вопрос так и остался нерешенным, а вину распределили поровну. Ни капитан, ни первый помощник, ни второй никогда больше не работали.
Почему-то, ища виновных, все как-то забыли про матроса Белли, который к тому времени уже преодолел полпути до Индонезии на старом пароходе, доверху заваленном ржавеющими металлическими бочками с особенно ядовитым уничтожителем сорняков.
И был Еще Один. Он был на площади в Кумболо. И в ресторанах. И в рыбах, и в воздухе, и в бочках с уничтожителем сорняков. И на дорогах, и в домах, и в дворцах, и в хижинах.
Нигде он не был чужаком, и уйти от него было нельзя. Он делал то, что у него получалось лучше всего, и то, что он делал, было то, что он есть.
Он не ждал. Он работал.
Харриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого – по совету сестры Веры Говорливой – более настойчивой, чем сестра Мэри – она назвала Колдуном.
Культатташе вернулся домой через неделю и объявил, что ребенок явно унаследовал лучшее от его предков. Он также поручил секретарше дать объявление в «Леди» насчет няни.
В одно рождество Кроули видел по телевизору «Мэри Поппинс» (за кулисами большинства телекомпаний Кроули был влиятельной персоной; больше всего он гордился изобретением игровых шоу). Он шутливо подумал, что эффективным и очень стильным способом избавления от очереди нянь у дома культатташе, будет ураган.
Он занялся хитрыми манипуляциями, в результате которых в назначенный день появилась лишь одна няня.
На ней был вязаный твидовый костюм и небольшие жемчужные сережки. Пожалуй, что-то в ней и говорило «няня» – но говорило так же тихо, как в тех людях, что нанимаются в британские дворецкие в некоторых американских фильмах.