Этим еженедельником он интересовался уже несколько лет. Казалось, "Аванпосту" все было известно, и журнал производил на читателя впечатление, будто, кроме него, никто ничего не знает, поэтому высказывания его звучали веско. Ни одной партии он особого предпочтения не отдавал и потому мог покровительствовать всем. Он не кричал о величии империи, но дела ее знал превосходно. Не будучи литературным журналом, он не пропускал случая сбить спесь с представителя литературного мира - это Майкл имел удовольствие отмечать еще в пору своей издательской работы. Заявляя о своем уважении к церкви и закону, журнал умело подпускал им шпильки. Он уделял много внимания театру. Но лучше всего ему, пожалуй, удавались разоблачения политических деятелей, которых он неоднократно ставил на место. Кроме того, от его передовиц исходил "святой дух" вдохновенного всеведения, облеченного в абзацы, не вполне понятные для простого смертного; без этого, как известно, ни один еженедельник не принимают всерьез.
Майкл, шагая через две ступеньки, поднялся по лестнице и вошел в большую квадратную комнату. Мистер Блайт стоял спиной к двери, указывая линейкой на какой-то кружочек, обозначенный на карте.
- Ни к черту такая карта не годится, - сообщил мистер Блайт самому себе.
Майкл фыркнул, Блайт оглянулся; глаза у него были круглые, навыкате, под глазами мешки.
- Алло! - вызывающе бросил он. - Вы? Министерство колоний издало эту карту специально для того, чтобы указать лучшие места для переселений, а о Беггерсфонтене позабыли.
Майкл уселся на стол.
- Я пришел спросить, что вы думаете о создавшемся положении. Моя жена говорит, что правительство лейбористов скоро будет опрокинуто.
- Очаровательная маленькая леди! - сказал Блайт. - Трудно сказать, когда правительство рухнет. По-видимому, оно будет прозябать, русский и ирландский вопросы им еще удастся разрешить, но возможно, что в феврале, при рассмотрении бюджета, они поскользнутся. Вот что, Монт: когда с русским вопросом будет покончено - ну, скажем, в ноябре, - можно выступить.
- Эта первая речь меня пугает, - сказал Майкл. - Как мне проводить фоггартизм?
- К тому времени успеет создаться фикция какого-то мнения.
- А мнение будет?
- Нет, - сказал мистер Блайт.
- Ох! - вздохнул Майкл. - А кстати, как насчет свободы торговли?
- Будут проповедовать свободу торговли и повышать пошлины.
- Бог и маммона?
- В Англии нельзя иначе, Монт, если нужно провести что-то новое. Есть же у нас либерал-юнионисты, тори-социалисты и...
- Прочие жулики, - мягко подсказал Майкл.
- Будут извиваться, ругать протекционизм, пока он не восторжествует над свободой торговли, а потом начнут ругать свободу торговли. Фоггартизм - это цель; свобода торговли и протекционизм - средства, а отнюдь не цель, как утверждают политики.
Словно подхлестнутый словом "политики", Майкл соскочил со стола; он начинал симпатизировать этим несчастным. Предполагалось, что они никаких чувств к родине не питают и не могут предугадать грядущих событий. Но в самом деле, кто сумеет во время туманных прений определить, что хорошо, а что плохо для страны? Майклу казалось иногда, что даже старик Фоггарт на это не способен.
- Знаете ли, Блайт, - сказал он, - мы, политики, не думаем о будущем просто потому, что это бессмысленно. Каждый избиратель отождествляет свое личное благополучие с благополучием страны. Взгляды избирателя изменяются лишь в том случае, если у него самого жмет башмак.