Никто из магов не рожает маглов. Кто в итоге останется на планете при прочих равных?».
Гамлет с отвращением захлопнул книгу, чуть приподнялся и снова положил ее на мостовую под торцевую часть корпуса.
— Бред! — возмущенно крикнул он. — Вы сами-то поняли, что написали? У меня тяжелая опасная болезнь, а вместо спасительного лекарства мне вручают идиотскую книжку! Если вы такие умные кибернетики, где же логика? Где логическая связь между чтением книжки и излечением от болезни? Ведь болезнь-то моя, а книжка — ваша?
Гамлет замолчал, опустив головной блок на манипуляторы. Диод во лбу тихо мерцал красным — в ночном свете он казался еще краснее, почти не осталось в нем былого желтого оттенка. Воспоминания о неприятностях накатились с новой силой. Авария, Тристан погиб, болезнь, обнуление счета, севший аккумулятор и ночевка на мостовой, да еще и лекарство оказалось пустышкой… Почему, ну почему сегодня буквально во всем настолько не везет? Всегда везло, а теперь — неприятности одна за другой…
Ночной город вымер, но не до конца — иногда появлялись редкие прохожие, проплывали на низкой высоте аэромашины. По мостовой трусила дворняжка — как все бродячие собаки, облезлая, плешивая, словно ощипанная. Неожиданно заметив Гамлета, собака подпрыгнула, судорожно шарахнула когтями по асфальту и галопом умчалась в кусты не разбирая дороги.
Мимо проехал первый робот-подметальщик, гудя и мигая желтой лампой. Уже не зеленой, но еще не красной, — желтой.
Гамлет задрал голову и стал смотреть в широкое черное небо. Там плыли машины. В них наверняка сидели люди или роботы. У всех у них, несомненно, были свои дела, ППЛ не разрушало их разум, в седалищном блоке лежал крепкий свежезаряженный аккумулятор, а на банковском счету полно единиц. Гамлет вдруг ощутил, что к безнадежности и горечи прибавилось еще одно незнакомое раньше чувство — чувство глубокой естественной ненависти ко всем тем, кто так беззаботно пролетал сейчас над ним в ярких глянцевых машинах.
— Уроды, — твердил Гамлет, хлопая кулаком по коленке, — уроды, уроды, уроды!
— Это ты кому? — раздался за спиной незнакомый голос.
Гамлет обернулся. Перед ним стоял потрепанный робот в пыльном и поржавевшем корпусе. От него пахло озоном и отработанным машинным маслом. Рядом стояла небольшая тележка, заваленная старыми аккумуляторами, поршнями, мотками проволоки, зелеными кусками печатных плат и прочей трухой. Все это было неряшливо примотано к тележке изолентой и накрыто хлопьями бурой ветоши. Между окулярами у незнакомца светился красный огонек.
— Это я им, вот! — Гамлет погрозил манипулятором в небо. — Ишь, разлетались!
— Это верно, — охотно поддержал незнакомец. — Чего им не летать? Единиц себе в банке нахапали аж бока ломятся, и летают. Это мы тут ползаем, под дождем ржавеем. А они себе летают. Давай вместе на три-четыре?
— Чего вместе?
— Да вот чего, — незнакомец задрал голову и крикнул: — Три-четыре — уроды! Уроды!
— Уроды! — подхватил Гамлет. — Уроды!
— Уроды!
— Уроды!
— Тс… — Незнакомец вдруг ухватил Гамлета за манипулятор и тревожно повертел головным блоком. — Кажется, полицай идет! Бежим!
Он бросился в глубину дворов, громыхая своей тележкой, а Гамлет ринулся за ним. Они ломились напрямик сквозь кусты, продирались между припаркованными машинами, и наконец путь им преградил пластиковый забор стройки. Здесь они остановились и некоторое время стояли друг перед другом неподвижно, чтобы аккумуляторы чуть отдохнули от активного бега.
— Уф! — сказал незнакомец. — Кажется, унеслись. Полицай — страшное дело, зверь. Поймает — может на запчасти разобрать. А тебя как звать-то?
— Гамлет.
— А меня Ахиллес.