Воспоминания о плывущей музыке; запах юности от ее волос; шелест зимних деревьев. Каким-то образом она вернула мне время невинности, пору, когда я был молод, а девушки загадочны, пору вечеринок, танцев, тепла и тайн.
Теперь меня тянет к ней.
Для таких вещей тоже есть этикет. Дурным вкусом считается приставать к тем, кто встречался тебе захваченным. Это не дает никаких преимуществ: незнакомец есть незнакомец, что бы вы ни проделывали и чего бы ни говорили во время вашего принудительного соединения...
И все равно меня тянет к ней.
Зачем осквернять табу? Зачем нарушать этикет? Прежде я так не делал. Я имел предрассудки.
Но сейчас я встаю и иду по ступени, на которой сидел, пока не оказываюсь напротив нее; поднимаю взгляд, и она бессознательно сдвигает лодыжки и подгибает ноги, словно почувствовав нескромность позы. По этому жесту я различаю, что и она сейчас свободна. Наши взгляды встречаются. У нее ярко-зеленые глаза. Она красива, и я снова шарю в памяти в поисках других деталей.
Я поднимаюсь по ступенькам, пока не встаю прямо перед нею.
- Здравствуйте, - говорю я.
Она равнодушно оглядывается. Она явно не узнала меня.
Глаза у нее затуманенные, как бывает у тех, кого только что выпустил Пассажир. Поджав губы, она смотрит на меня, взглядом удерживая на расстоянии.
- Здравствуйте, - отвечает она сухо. - Не думаю, что знаю вас.
- Нет. Вы - нет. Но у меня чувство, что вам сейчас не хочется быть одной. И мне тоже. - Я стараюсь всем своим видом убедить ее, что намерения у меня добрые. - Какой снег... Можно отыскать место и потеплее. Мне хотелось бы поговорить с вами.
- О чем?
- Пойдемте куда-нибудь, и я вам скажу. Меня зовут Чарлз Рот.
- Хелен Мартин.
Она поднимается. Пока еще она не оставляет своей холодной отстраненности; она подозрительна, ей неловко. Но по крайней мере она готова идти со мной. Хороший признак.
- Сейчас не слишком рано для крепких напитков? - спрашиваю я.
- Не знаю. Я вообще не знаю, который час.
- Еще нет двенадцати, - Все равно, давайте выпьем, - говорит она, и мы улыбаемся.
Мы заходим в коктейль-бар на другой стороне улицы.
Сидя лицом к лицу в полумраке, мы потягиваем из стаканов - она дайкири, я "кровавую Мэри". Ее немного отпускает. Я же спрашиваю себя, что мне от нее нужно. Ее компания в постели? Но это удовольствие мне уже выпало - целых три ночи, хотя ей это неизвестно. Что-то другое. Но что?
Глаза у нее покрасневшие. В эти трое суток спать ей пришлось немного.
Я говорю: - Вам было очень неприятно?
-Что?
- С Пассажиром.
Судорога пробежала по ее лицу.
- Откуда вы знаете, что у меня был Пассажир?
- Знаю.
- Об этом не принято говорить.
- У меня широкие взгляды, - говорю я. - Мой Пассажир оставил меня где-то ночью. А оседлали меня в среду утром.
- Мой исчез два часа назад. - Ее щеки розовеют. Ей явно хочется поговорить об этом. - Меня накрыло вечером в понедельник. У меня это пятый раз. У меня тоже.
Мы вертим в пальцах стаканы. Понимание нарастает почти без .помощи слов. Наше недавнее переживание с Пассажиром сближает нас, хотя Хелен не знает, насколько близки наши переживания.
Мы говорим. Она художник, оформляет витрины. У нее маленькая квартира в нескольких кварталах отсюда. Живет одна. Спрашивает меня, чем занимаюсь я.
- Аналитик, ищу способы обезопасить бизнес от потерь, - отвечаю я. Она улыбается. Зубы у нее безупречные.
Мы заказываем еще. Теперь я убежден, что эта та же самая девушка, что была в моей комнате, пока я был захвачен.
Зерно веры прорастает во мне. Нас опять свел вместе счастливый случай, после того, как мы расстались. Счастье и то, что она еще удержалась в моей памяти.
Мы разделили что-то, не знаю, что но должно, что-то хорошее, иначе как объяснить такую живую память, и теперь я хочу прийти к ней наяву и.