Но вспомнив, уже ни о чем другом не могу думать.
Моя трусость - взять да не прийти. Ребяческие мыслишки в воскресную ночь. Почему я должен принимать судьбу так пассивно? Зачем сдаваться? Я хочу драться, вырвать себе возможность безопасности. Я чувствую, что это можно сделать.
К тому же Пассажиры могут больше никогда нас не тронуть. А эта ее мелькнувшая улыбка, тогда, в воскресенье у ее дом, эта мгновенная искорка да ведь я обязан был понять, что за стеной страха она верит в то же самое! Она ждала, что я поведу ее. А я вместо этого остался дома.
В обед я иду к библиотеке, увернный, что напрасно.
И все же она там. Она ходит по ступеньке: ветер лепит одежду к ее стройной фигуре. Я подхожу к ней.
Мгновение она молчит.
- Привет, - произносит она наконец.
- Прости за вчерашнее.
- Я долго ждала тебя.
Я пожимаю плечами:
- Я решил было, что.идти ни к чему. Но снова передумал.
Она старается рассердиться. Но я знаю, что ей приятно видеть меня иначе зачем бы она пришла сегодня? Ей не удается скрыть этого. Мне тоже. Я показываю через улицу на коктейльбар.
- Дайкири? - предлагаю я. - За мирное соглашение?
- Ладно.
Сегодня в баре полно народу, но мы как-то находим кабинку. Ее глаза сияют так, как никогда раньше. Я ощущаю - в ней рушатся какие-то барьеры.
- А ведь ты меньше боишься меня, Хелен.
- Я тебя никогда не боялась. Я боялась того, что может случиться, если мы рискнем...
- Не надо. Не бойся...
- Я стараюсь. Но порой все кажется таким безнадежным... С тех пор, как они явились...
- Мы все равно можем пытаться жить по-своему.
- Наверное.
- Это нужно. Давай заключим пакт, Хелен. Не надо больше мрака. Не надо больше бояться ужасов, которые могут прийти. Хорошо?
Молчание. Затем моей руки касается холодная ладонь.
- Хорошо.
Мы допиваем, я опускаю в щель кредитную карточку, и мы выходим. Мне хочется, чтобы она попросила меня в этот день забыть о работе и пойти с нею. Теперь она обязательно позовет меня, и лучше раньше, чем позже.
Мы проходим квартал. Она не просит ни о чем. Я чувствую, как она борется с собой, и жду, давая этой борьбе завершиться самой, без моего нажима. Проходим еще один квартал. Ее рука в моей, но она говорит лишь о своей работе, о погоде, и все это пока разделяет нас... На следующем углу она поворачивает, не дойдя до дома, и почти бежит обратно, к бару. Я стараюсь быть терпеливым.
Сейчас уже нет нужды торопить события, говорю я себе.
Ее тело для меня не секрет. Все началось у нас шиворот-навыворот, и плоть была вначале: ныне требуется время, чтобы добраться до той самой трудной ступени, которую некоторые зовут любовью.
Но она, конечно же, не знает, что мы уже настолько знакомы. Ветер швыряет снег нам в лица, и почему-то эти холодные уколы будят мою совесть. Я знаю, что я должен сказать.
Я должен уничтожить свое несправедливое преимущество.
Я говорю ей:
- Когда меня захватили на той неделе, Хелен, у меня дома была девушка.
- Ну и зачем об этом говорить сейчас?
- Надо, Хелен. Это была ты.
Она останавливается. Она поворачивается ко мне. Мимо спешат люди. Ее лицо побелело, на скулах пылают багровые пятна.
- Это не смешно, Чарлз.
- И не должно быть, Хелен. Ты оставалась со мной с вечера вторника до раннего утра пятницы.
- И как ты это узнал?
- Узнал. Вот так. Память осталась. Что-то остается, Хелен. Я видел тебя целиком.
- Перестань, Чарлз.
- Нам было хорошо вдвоем, Хелен, - говорю я. - Мы, наверно, порадовали наших Пассажиров, так мы были хороши. Увидеть тебя снова - все равно, что очнуться от сна, понять, что он явь, что девушка...
- Нет!
- Давай пойдем к тебе и начнем все с самого начала.
Она произносит:
- Ты намеренно гнусен, не знаю зачем, но не надо портить все сразу. Была я с тобой или нет - ты не можешь этого знать, и если даже была, то тебе лучше всего заткнуться и...