Мысли скакали в голове, как перепуганные зверьки в тесной клетке, и Рогов никак не мог решить, что делать дальше. Впрочем, стоять тут и трястись от страха было невыносимо, поэтому он двинулся в сторону кухни.
Шаря рукой по стене, он шел и шел вперед, прислушиваясь, всматриваясь во мрак, но ничего не видел и не слышал. Коридор показался куда длиннее, чем обычно: ему думалось, что он давно уже должен был оказаться в кухне, однако тот все не кончался, уводя Рогова за собой. Ему почудилось, что он вовсе не на даче, а там, в этом проклятом месте.
«Не надо было соглашаться», – в сотый раз тоскливо подумал Рогов, и отогнать мысль о случившемся в отеле уже не получилось.
Внезапно коридор кончился, рука наткнулась на дверной косяк. Рогов стоял на пороге кухни.
Шорох раздался снова, а вслед за ним – вздох и неясное бормотание. И это уже точно не могла быть кошка.
Рогов отчетливо понял, что сам себя загнал в ловушку. Зачем он притащился в кухню, если можно было открыть дверь и выскочить наружу? Пусть бы сигнализация сработала! Приехали бы полицейские, а он бы сказал, что услышал непонятные звуки. Люди в форме проверяли бы дом, задавали вопросы, говорили с ним, совершали привычные, рутинные действия, так что мир вокруг снова стал бы нормальным и обычным.
А вместо этого он стоит в темноте, наедине с чем-то неведомым, в пустом поселке, на помощь позвать некого и…
– И бесполезно. Никто тебе не поможет, – раздалось из темноты. В голосе (не разобрать, мужском или женском) звучала насмешка.
Головная боль, о которой Рогов позабыл с перепугу, навалилась с новой силой, вгрызаясь в черепную коробку острыми зубами. К ногам прикоснулось что-то мягкое, теплое, и Рогов, хотя и понимал, что это всего-навсего злополучная кошка, не в силах больше сдерживаться, завопил дурным голосом и шарахнулся в сторону, пнув животное.
Задребезжало опрокинутое блюдце, кошка зашипела, а потом снова принялась мяукать пронзительным, напоминающим детский, голосом.
– Уходи! – прошептал Рогов. – Хватит! Я не могу, не могу!
– Не можешь, – эхом отозвалось из мрака.
Голосов было уже несколько.
Рогов рванулся обратно в коридор. Кошка бросилась под ноги, он споткнулся, не удержавшись, и полетел на пол. Упал, больно ударившись коленями, но тут же поднялся на четвереньки, пытаясь отползти подальше. Рогов ничего перед собой не видел, ничего не соображал, чувствовал лишь, что нечто жуткое, ледяное надвигается на него, даже не особенно торопясь – зная, что ему не сбежать.
Он тихонько подвывал от ужаса, силился сказать что-то, но язык распух и не ворочался во рту. Перед глазами повисло алое марево. Головная боль стала невыносимой, что-то потекло по верхней губе – видимо кровь.
«У меня давление, – отрешенно подумал Рогов. – Я сейчас умру».
Он не мог подняться, ползти уже не мог тоже. Лежал и ждал неизбежного, понимая, что ему не спастись.
– Ты был прав, – прошелестело над ухом.
Шорохи, похожие на шелест птичьих крыльев, наполнили коридор. Кто-то шептал, окликал Рогова по имени, звал за собой, смеялся.
Как тогда…
Только в тот раз он сумел вырваться. И даже позволил себе не поверить.
– Ты прав, не стоило соглашаться. Мы не прощаем.
Боль в голове достигла апогея.
– Ты проклят. Навеки проклят.
Рогову хотелось только одного: пусть бы эта мука прекратилась. Поэтому, когда неведомая сила зажала его в тиски, лишив возможности дышать, и он полетел в безжизненную могильную темноту, Рогов был почти рад тому, что умирает.
Часть первая
Глава первая
Сегодня еженедельное совещание проводил Щеглов. Главный редактор, он же директор, был в отпуске и оставил Романа рулить вместо себя. Ничего удивительного: Щеглов работал в журнале со дня открытия, знал всю работу по выпуску издания от и до на всех этапах, и к тому же был человеком кристально честным и надежным.
– Тот редкий случай, когда название должности и характеристика полностью совпадают, – часто говаривал главред, имея в виду, что должность Щеглова называлась «ответственный секретарь».
Роману было чуть за тридцать, ни семьи, ни детей, вся жизнь – работа. Щеглов был отличный парень, они с Ильей дружили, их взгляды и жизненные ценности во многом совпадали. Это было хорошо, но слегка настораживало: выходит, и он, Илья, через десяток лет будет таким же одиноким, зацикленным на карьере?
Коллектив редакции небольшой – двадцать два человека, и все они сейчас сидели за овальным столом из светлого дерева: так было заведено, что раз в неделю все, от руководителей до уборщицы, собирались вместе.
Илья был самым молодым среди всех, работал в журнале второй год, пришел после окончания университета. Пока учился, подрабатывал в разных изданиях, в основном интернетных, и мечтал устроиться в «Скорость света» – крупнейшее, авторитетное печатное издание Быстрорецка.
Мечта сбылась, но, как часто бывает, горячо желаемое стало постепенно казаться рутиной, а потом – оборачиваться разочарованием. В последнее время Илья все чаще признавался себе, что ему не хватает свободы, поскольку за темы, которые ему хотелось освещать, браться было нельзя, слишком уж они острые, а то, о чем приходилось писать, казалось пресным и скучным.
Илья иногда порывался написать заявление об увольнении и отправиться в свободное плавание, но понимал, что пока не может себе этого позволить. Зарплата в журнале была хорошая, а на интересные темы писать можно и в Сети.
Совещание катилось по накатанной. Журчали голоса, шуршали бумаги. Уже обсудили обложку декабрьского номера и предложенные журналистами темы (Илье, например, предстояло писать о подготовке Быстрорецка к празднованию Нового года), теперь перешли к рекламному блоку.
Писать статьи на заказ Илья не любил, хотя, само собой, это было очень выгодно: плюс к обычной ставке за материал полагался еще процент от рекламного контракта, поэтому обычно журналисты брались за такие темы с большой охотой.
Но Илье, несмотря на очевидную выгоду, такие задания были не по душе. Хорошо, если рекламодатель попадался адекватный, и писать приходилось о стоящем предприятии, продукте или услуге. Однако чаще встречались капризные заказчики, с которыми было трудно работать: они топали ножкой, гнули пальцы, полагая, что за свои деньги могут требовать что угодно; вносили в текст бестолковые правки и заставляли верстальщиков по десять раз переделывать макет.
Впрочем, невзирая на нелюбовь, рекламные материалы удавались Илье лучше, чем другим: у него выходило писать так, что статьи были увлекательны, ненавязчивы и не похожи на «заказуху», а директора предприятий выглядели славными ребятами, как говорится, «с человеческим лицом».
Поэтому рекламодатели часто просили, чтобы над их статьей работал именно Илья, и тому приходилось писать больше подобных текстов, чем всем остальным. Это приносило деньги, а вместе с ними – скрытую (чаще всего) зависть коллег.
Декабрьский номер всегда был особенно урожайным на рекламу, желающих разместить статьи и модули – хоть отбавляй, и Илья, вполуха слушая руководителя коммерческого отдела Костю Калинина, лишь надеялся, что ему достанется что-то более или менее интересное, чтобы не пришлось писать через силу.
– И главное блюдо к нашему столу – «Петровский»! – возвестил Костя Калинин, выдержав театральную паузу.
– Тот самый? – спросила журналистка Люба Королева.
– Ага. Отель открывается к концу декабря, мне удалось раскрутить хозяина – внимание! – на четыре разворота плюс заднюю обложку! – Костя недовольно сдвинул брови, глянул на Щеглова и сказал: – Он, конечно, поначалу первую хотел…
– В Новый год всем только на эту сытую морду смотреть и охота, – вставил дизайнер-художник Вася Соловейчик. – Обойдется.
– … но я его уговорил, – закончил Костя, игнорируя Васины слова. – Причем, заметьте, за те же деньги! Сказал, что четвертая обложка ничем не хуже – собственно, это и правда. И, между прочим, какая бы ни была у Гусарова «морда», за счет него в том числе мы с вами получим премию на праздники.