Магазинчик разбитых надежд - Терехов Андрей Сергеевич

Андрей Терехов

Магазинчик разбитых надежд

Здравствуй, дорогой читатель! Что же ты – проходи, усаживайся поудобнее. Эк тебя замело! Снега по самую макушку навалило, как говорил мой дед.

Может быть, чаю? Ядренейшего такого горячего чаю с бергамотиком. И малиной, говоришь? Непременно, непременно!

Сейчас и камин разожгу, пошуршу-поворочаю угольками. Ты пока грейся – видишь, как огонек бурчит, решетку ощупывает да бока чайничка. Скоро и вода закипит. Хорошо, не правда ли?!

Сегодня я расскажу тебе подлинную историю, которая приключилась с одним мальчиком. Очень, надо сказать, смелым и добрым, но чуточку молчаливом.

Бог ты мой, про чай я и забыл. Прошу извинить, сейчас. Бери осторожнее, не обожгись. А вот и пироженки с медом – дабы не скучать.

Да ты чашку так слопаешь! Потихоньку, глоточками. Вот, молодец. Согрелся ты? Тогда слушай.

Глава 1, в которой становится ясно, что ничего не ясно

Утром в Плимуте шел снег. Уже это было удивительно, ибо ни один старожил подобного отродясь не видел. Зима хозяйничала на улицах, холмах и полях; стучалась в окна и двери, хихикала в дымоходах и тайком готовила Сочельник.

Горожане нисколько не грустили из-за погоды. Все они, от мала до велика, радовались белым хлопьям, как падающим звездочкам: ловили их руками, подставляли красные носики, щечки и ждали конца дня.

Да, город предвкушал Рождество. В домах наряжали ароматные елочки, запекали гусей; через улицы протянулись радуги гирлянд и блестящей мишуры. Люди суетились – но не как в первый рабочий день после отпуска, а по-хорошему, по-доброму. Одни готовили праздничные торты, другие (с дырявой памятью, хи-хи) разыскивали последние подарки; самих же неудачливых Рождество застало в пути.

"… туда им и дорога, дорогие радиослушатели! С вами Йен Макферсон и Лидия Райс. Начнем час с новостей: из-за возросшей миграции голубей Парламентом было принято беспрецедентное решение о закрытие воздушного пространства над Виндзорским замком и близлежащими территориями. Начавшиеся протесты…"

Из окна палаты номер сорок два – чистой, с крохотной елочкой палаты в больнице святого Фомы – смотрел на застывший в зиме Плимут мальчик по имени Питер. На вид ему было около двенадцати, и, как все ребята этого возраста, Питер рос чрезвычайно костистым и угловатым. Он, казалось, состоял из одних локтей, коленок и плеч (и пижамы с сиреневенькими цветочками).

"Опять только я и окно. Может, оно начнет со мной разговаривать? У-у, хоть бы папы с работы отпустили", – грустил наш герой, когда в дверь постучали.

– Угадай, что я принесла? – спросил женский голос.

Принадлежал он доктору Бофур, очень умной (хотя мы об этом не узнаем) и очень похожей на ангела, девушке.

– Закончу обход, и посмотрим с тобой, – продолжила доктор. – А-а?

""Да-а, – заявил соучредитель выставки, прославленный кондитер, Франсуа Безе, – наша галерея примет в ближайшие дни около сорока неизвестных работ Алана Данна. Дабы подогреть интерес, мы будет показывать в день несколько новых экспонатов, а на следующее утро их заменять".

По информации от службы охраны выставки, в текущем году были предприняты беспрецедентные меры безопасности из-за участившихся в сфере искусства краж. Напомню, не далее как…"

Мальчик посмотрел на видеокассету, которую доктор держала в руке. Прочитал название и мрачно прищурился, как обычно щурился в фильмах Клинт Иствуд, но чуть менее сурово (все-таки Питер был маленьким мальчиком, а не грозным ковбоем).

– Не нравится Питер Пэн? – удивилась доктор.

Питер взял блокнот, со скрипом вынул ручку из пружинки и написал:

"Не люблю эту сказку. Он никогда не повзрослеет, и я тоже", – буквы оказались маленькие, кругленькие и толстенькие – точь-в-точь сдобные пирожки.

– Ты что, Питер… – доктор Бофур заметно растерялась, – мы тебя вылечим. Даже не сомневайся.

"… да мы и не сомневаемся, да, Йен? В конце концов, нам обещали холодную снежную погоду со шквалистым ветром и небольшой облачностью. Скажем спасибо синоптикам! Давай, Йен, помоги мне. СПАСИБО! А теперь поговорим о новостях спорта…"

Мальчик пожал угловатыми плечами, но щуриться перестал – уж очень клинтистудство было нелегко, даже несмотря на каждодневные тренировки.

"Почему мне не становится лучше?"

Доктор взглянула на блокнот, затем на Питера и поводила рукой в воздухе – точно ловила за хвостик убегающую мысль:

– Это долгий и сложный процесс, – наконец произнесла женщина. – Обычно люди сталкиваются с подобным в куда более зрелом возрасте, но и… ох, Питер, иногда нужно верить, всего лишь верить.

Мальчик снова пожал костлявыми плечиками.

– Я поищу другой фильм, хорошо? – предложила доктор. – А ты пока придумай… придумай подарок на День Выздоровления!

Девушка запнулась, удивленная своей же идеей.

– Верно! Думай над подарком, Питер, ведь ты точно поправишься. Хорошо?

Мальчик неуверенно кивнул, и доктор выпорхнула на крыльях собственных слов (продолжила обход).

"Что бы я хотел? – подумал Питер, смотря на летящие в окно снежинки. – Книжку про анаконду? Да, пожалуй. Вторую и третью, иначе так и не узнаю, чем ее приключение закончилось. Железную дорогу? Нет, лучше космическую станцию. Или…"

Тут мальчику пришлось прерваться, ибо со стороны окна раздалось настойчивое "Тук. Ту-тук".

"Я сплю???"

Это было бы самым раз умным объяснением, так как стеклом топтался самый настоящий пряничный человечек. В лакричных цилиндре, ботфортах и мундирчике из бежевой глазури. Одной рукой незнакомец держал карамельную трость-зонтик в красно-белую спираль, другой рукой накручивал пышные усы.

Глаза Питера округлились от удивления, но все же он открыл окно (Бррр! Ну и холодно, скажу я вам, было в тот Сочельник на улице).

– Добдый день! – крайне гнусаво поздоровался пряничный человечек. – Констебль Шнапс к вашим услугам! Это восьмое отделение? – и громко чихнул. – А-а-апчхы!!!

Питер поморгал – но человечек и не подумал исчезнуть. Тогда мальчик ущипнул себя (Ай!) и наконец взял блокнот (пока господин Шнапс тряс зонтик и критически шмыгал на каждую летящую на пол каплю).

"Будьте здоровы, – написал Питер. – Меня зовут Питер. Нет, второе. Здесь только шесть отделений. Мистер Шнапс, вы ничего не перепутали?"

– Спасибо. Пдостуда одолела! Но я не мог ошибиться. Мы же в больнице святого Фомы?

Питер кивнул, и маленький констебль смело шагнул к выходу из палаты:

– Ох уж эти голубиные авиалинии! Памятник увидят – и все, одни эмоции. Пойдем, поможешь доехать на лифте, гдомила.

Питер невольно загордился от "громилы", прищурился и попытался сунуть пальцы за ремень (так обычно делали ковбои). Но ремня, конечно, не было, и юному герою пришлось ограничиться кармашками пижамы.

Команда двинулась по праздничным коридорчикам больницы. На стенах висели декоративные снежинки и мишура, под потолками – омела; даже маленькие пальмы нарядились в елочные игрушки. Все это безобразие сверкало, искрилось и дожидалось Рождества. Питер, которого выпускали из палаты только на процедуры, рассматривал пейзажи больницы, как туристы – древний Колизей (то есть, во все глаза). Одновременно мальчик старался не обогнать пряничного человечка и размышлял, сон ли вокруг, или приключение случилось на самом деле.

"Как-то вот непонятно".

Так они добрались до лифта. Удивительно, но на панели действительно оказалась вожделенная кнопочка – хотя мальчик отлично помнил, как ездил вчера вечером на процедуры без "восьмерок" непонятного происхождения.

"Навещаете кого-то?" – решил проявить вежливость Питер. Кабинка с громыханием дотянулась до четвертого этажа и зашуршала дверьми. Неясно, зачем, ибо ни единой души снаружи не было.