Не ровен час увидит кто… Он отбросил прочь дурацкую трубу, потом о чем-то вспомнил, снова подобрал ее, достал платок и стал стирать отпечатки пальцев.
— Погоди, — нахмурился я, — нельзя же это так оставлять! Надо сообщить…
— Куда?
— Куда надо! — огрызнулся я. Руки мои тряслись. — Хоть куда-нибудь сообщить! Чтоб приехали и забрали… это. Это вот забрали.
— Без нас сообщат.
— Да ты хоть понимаешь, что произошло? Это же открытие!
— Открытие-закрытие… — угрюмо заявил Кабанчик. — Если нас тут милиция накроет, разбираться не станет. Как мы им все объясним, зачем мы за ней погнались, и вообще? А? Ты об этом подумал? В общем, я сматываюсь, а ты как хочешь. — Он отбросил трубу, посмотрел на меня. — Так ты идешь?
Я встал.
— Иду.
Вытирая руки и поминутно оглядываясь, мы торопливо зашагали обратно в сторону библиотеки. Ветер усилился. Серега сунул в зубы сигарету и теперь дрожащими руками пытался прикурить. Через несколько минут мы уже не были уверены, что нам все это не примерещилось.
— Как-то все это неправильно, — бормотал я. — Не могу понять… Ну, хорошо, пусть даже мы ее раскрыли. Доказать-то мы все равно бы ничего не смогли! Вот ты: разве ты вот так, ни за что ни про что ударил бы старушку?
— Она первая напала, — хмуро заявил Кабан, ожесточенно чиркая— зажигалкой. — Если бы она нас не ударила… Ой…
Серега остановился. Сигарета выпала у него изо рта.
— Вот черт…
— Ты чего… — начал было я, глянул вперед и осекся. Из-за угла вываливали старухи. По двое, по трое, все с тросточками, согбенные, одинакового роста, они в мгновение ока перегородили узенькую улицу, выстроились цепью и в полном молчании, с абсолютно равнодушным выражением на лицах двинулись нам навстречу. Действовали они не хуже ОМОНа, пожалуй, даже слаженней. Не хватало только характерных возгласов «хэй! хэй!» и грохота резиновых дубинок по щитам.
— Бежим! — завопил Серега, вскинул сумку на плечо и первым рванул назад по улице.
Я бросился за ним.
Мы пробежали два квартала, миновали останки разбитого андроида и выскочили на Комсомольский, едва не угодив с разбега под троллейбус. Одновременно оглянулись. Бабки приближались. Упавшая в обморок тетка, видимо, уже пришла в себя и смылась. Прохожие с удивлением и откровенной неприязнью покосились на двоих взъерошенных парней, а когда из переулка вывалилась целая толпа бабушек, испуганно шарахнулись в стороны. Впереди замаячили деревянные заборы «долгостроек», афишная тумба и трамвайные рельсы.
— Там двенадцатый! — Кабанчик мотнул подбородком в сторону остановки. — Бежим!
Трамвай проходил поворот. Мы наддали. «Старухи» при всей своей неутомимости заметно проигрывали нам в скорости. Мы добежали первыми, запрыгнули в вагон буквально за мгновение до того, как двери захлопнулись, и попытались отдышаться, но тут трамвай вдруг дернулся, и двери поползли назад — вожатая заметила подбежавших «старушек» и решила задержаться. Честно говоря, мы совсем не на это рассчитывали: пермский транспорт никогда и никого не ждет, а тех, с кого нечего взять, и подавно. Но, видимо, была разница, одна старушка не успела сесть или два десятка. Вагон был наполовину пуст. Под удивленными взглядами пассажиров мы пробежали вперед, вывалились в переднюю дверь и понеслись сквозь сквер, не разбирая дороги.
— Эй, вы куда? — донесся нам вслед запоздалый крик кондукторши. — Оплатите за проезд!
Через мгновение «бабки» ее смели.
— Да брось ты эту свою сумку! — крикнул я Кабанчику.
— Не могу, она на подотчете! — выдохнул тот. — У меня там документы, арбалет… химикатов — на три тысячи… полдома можно отравить… многоэтажного…
— Тогда давай одну ручку, быстро!
Мы забежали за угол, и там, возле водоразборной колонки остановились и оглянулись. Бабки как раз миновали фонтан. У нас была минута передышки.
— Это бред, — выдавил я.