– Чертовы импотенты. – продолжила Люда. – хотят показать нам – женщинам, что они в силе, а сами!?.. чертовы импотенты. Сами ведут неправильный образ жизни, а потом обвиняют нас – женщин в своих проблемах – Люда усмехнулась. – Нет. – с явной усмешкой и иронией сказала Люды. – Не выйдет. Вы мужчины не станете нам помехой. В своих проблемах разбирайтесь сами, а мы – женщины как-нибудь сами разберемся в своих делах. Ни все Вам мужчинам командовать нами, время правления мужчин кончено. И теперь мы – женщины хотите Вы этого или нет станем равными вам, и не только равными, но и превзойдем Вас если не во всем, то во многом. – она сделав паузу, закончила. – Поверти нам на слова.
Выслушав Люду, Эммануэль задумалась. Она только что видела перед собой женщину в гневе. Она была озлоблена на весь мир. Да что на мир, на каждого мужчину в отдельности. Можно было предположить, что детство Люды было ни столь радостным как могло бы показаться на первый взгляд. Она всем сердцем, искренно ненавидела мужчин. Она призирала их, призирала искренне всем сердцем души. И эта ненависть была патологическая.
Здесь можно было предположить, что Люда была подвергнута насилию в детстве, а может у нее была неудачная попытка связать свою жизнь с каким-то мужчиной? Он сделал ей ребенка, и смылся. Мы придумываем себе оправдание в своих поступках. Иногда мы блокируем наше сознание тем, что мы создаем выдуманный самими нами персонаж, нарекаем его определенным именем, и говорим ему все то, что мы не решаемся сказать нашим родителям. Он становится нашим вторым «Я», и мы воспринимаем его как своего друга или подругу. К примеру, мы наши мысли и наши горести, и печали пишем в дневник. Каждый ведет такой дневник. Если не на бумаги, то в своих мыслях. Мы говорим, что произошло с нами за этот день, и спрашиваем наше второе «Я», и оно нам отвечает. Но иногда, мы не можем говорить о том, что с нами произошло. Ни с выдуманным нами вторым «Я», ни с дневником, ни с кем бы то либо другим или другой. Наше сознание в нашем сознании запирает все плохое на ключ, и лижет в него все то, что мы стараемся забыть. Нам больно оттого, что мы когда-либо переживали в нашем детстве, и в жизни вообще. Закрываем это на ключ, и выбрасываем его далеко, в глубины океана, человеческого сознание. Оставляя подсознание запертым на замок. Но бывает, когда подсознание уже не может больше вмещать в свое подсознание и запирать на ключ, всю информацию человеческого сознание. В этом случае происходит неизбежное, и вся информация, накопленная в нашем подсознании, выплескивается наружу. Происходит попросту срыв. Истерика, перерастающая в психоз. Психоз сознание человеческой истерики. Это и произошло с Людой. Все то, что скопилась в ней за все годы ее жизни, сейчас все это вырвалось на свободу. Ее подсознание не смогло справиться с тем, что в данный момент выплеснулась наружу. Ее подсознание не могло больше держать в себе то, что откладывалась в нем годами. Ведь бывает у человека нервный срыв. Этот нервный срыв и произошел сейчас с Людой.
Эммануэль осторожно поинтересовалась:
– Все то, о чем Вы мне сейчас говорили, Вы имели в виду себя?
На этот вопрос Люда не могла сказать ничего определенного. Да, она наверное, говорила о себе. Так же как некоторые люди ни замечая того говорят и говорят, рассказывая сами того не ведая всю свою жизнь. Эта человеческая психика, его сознание выдает информацию, и рассказывает ее кому-то, кому кого этот человек не знает. Незнакомому человеку можно сказать то, что другим не скажешь. Это есть факт. Факт человеческой психики. Он – человек, никогда не расскажет своим близким, что может рассказать другому человеку. Своей подружку, другу, любовнице, любовнику. Но никогда своей матери или отцу. Вот такая наша психика. Наше сознание, и подсознание. Впрочем: надсознание человека, является причиной этого фактора. Вспомните выражение: «Над подсознательном уровне…», так же, как и на надсознание человеческого уровне, мы понимаем, что в подсознании мы ни хотим говорить о чем бы то ни было с кем-то. Только с самим собой, что превращает наше подсознание в сознание, и мы говорим о своих проблемах с тем, кого совсем не знаем, с нашим вымышленным «Я». Начинаем вести дневник, записывая туда все наши мысли, закрывая на замок, или по крайне мери мы так думаем. Но иногда мы не можем сказать своему дневнику то, что у нас накипела на душе. Эмоции – которые внутри нас, выплеснулись наружу, и вот мы в полном пустоте. Пустоте своих чувств. Мы просто впадаем в истерическую панику, а затем и в истерию все то, что в нас накипела выплескивается наружу, и мы начинаем проклинать все то, что только можем. И наконец, мы не выдерживаем, и найдя себе козла-отпущение выливаем всю ту информацию, которая скопилась в нашем подсознательно-несознательном уровне наружу. Мы вспоминаем все плохое и хорошее что было с нами когда-то. Осмысливаем и перерабатываем эту информацию, и делаем логический для этого заключение вывод: «виновата ни я, а кто-то другой». Неважно кто виноват? Виноватый всегда найдется. Мы озлобляемся на всех людей, всю страну, а сами себя виноватыми не считаем: – «Виноваты все кроме меня». – так говорим мы или так считает наше подсознание? Очевидно, здесь и таится загадка нашего умозаключение. В нашем подсознании есть какая та кнопка, кнопка нашего подсознательного «Я». То оно блокирует наши переживания, то она снимает эту блокировку, и все эмоции человека выходят наружу. Очевидно – все согласиться со мной, что так оно и есть на самом деле.
Эта же ситуация произошла и с Людой. Она просто не выдержала всего того груза. Груза – ее подсознание, и вырвалась наружу. А Эммануэль оказалась той женщиной – незнакомкой, кому можно было рассказать о своих проблемах, не говоря при этом: – «я рассказала кому-то, и теперь этот человек может сказать, что это я ему рассказала эту историю или какую-либо иную, и он меня выдаст с потрохами». – Этого сейчас Люда не боялась. Не боялась до того моменте, когда Эммануэль осторожно поинтересовалась: «Все то, о чем Вы мне сейчас говорили, Вы имели в виду себя?» – Этот вопрос вверг Люду в легкую панику. Она понимала на Эммануэль, и словно не понимая, что та спросила, Люда переспросила:
– Что? – затем она спросила. Что Вы сказали?
Эммануэль задала тот же вопрос:
– Я спросила, все то, о чем Вы мне сейчас говорили, Вы имели в виду себя?
Люда не знала что ответить. Сейчас, когда она рассказала Эммануэль, то, что у нее на душе, и меж прочим рассказала ей о том, что у нее на сердце, она не знала, что и сказать? Что ответить на вопрос Эммануэль? И поняв, что говорить не о чем, Люда сказала:
– Нет, я не о себе. – схитрила она, и добавила неопределенно. – Я в общем.
Эммануэлю протянула долгое:
– А-а-а-а… – и сделав недоуменную многозначительную паузу, добавила. – Значит в общем?
Люда возможно поняла, что сама того не хотела, но все же позволила себе высказаться о том, что есть для нее Россия. Да, она возможно не осознавая сделала ошибку. Она не знала кто эта женщина, и выплеснув сейчас всю ту информацию, которой она, по-видимому обладала, теперь она сожалела об этом. Она хотела вернуться назад, в аэропорт. Никогда не сажать в такси эту женщину: «пусть лучше ее вез бы этот таксист. Таксист-самоубийца. Чем она села в ее такси. Что этим иностранцем не сидится в Европе? Все в Россию стремятся, и так нечего здесь делать – работы нет, а тут еще и они прутся». Люда сказала:
– Знаете, – она сделав паузу, продолжила. – Вы зря сюда приехали.
Не поняв о чем говорит Люда, Эммануэль спросила:
– Вы это к чему?
– Россия не для европейцев. – сказала Люда. – После развала СССР, здесь твориться одно беззакония. Убийства на каждом шагу. – она сделав паузу, продолжила. – На дворе начала девяностых. – она снова сделав паузу, тяжело вздохнула, и как бы с сожалением сказала. – Это не восьмидесятые. – казалось что в ее глазах была видна грусть по тем прекрасным годам ее детство, когда она была еще девочкой. – АХ! Восьмидесятые-восьмидесятые. Лучшие годы моей жизни.