Подъезжаем к заправке, вылезаем. Кругом простор Среднерусской равнины. Никаких пробок, никакой спешки, даже никакого дождя. Вдали виднеются крепкие домики, в поле работает трактор. Начинаем гадать, какая машина приедет за нами.
Говорю в шутку:
– Три джипа охраны.
Георгий рассказывает анекдот в тему:
– Запорожец врезался в «Мерс». Из джипа сопровождения выскакивает братва, бежит к «Запору» и вытаскивает хозяина – старичка бомжиного вида. «Ну все, – говорят, – отец. Сейчас мы тебя кончать будем. Все равно с тебя ничего не возьмешь.» А он им: «Подождите, сынки, сейчас договоримся. Я только сыну позвоню. Он у меня директор птицефабрики, у него деньги есть.» Старичок достает мобилу, говорит, куда ехать. И вот, минут через десять на дорогу выскакивают три джипа, из них выпрыгивает спецназ и кладет всю братву на землю. К старичку подходит самый главный и говорит: «Папаня, я же тебе столько раз объяснял: я не директор птицефабрики. Я командир спецподразделения «Беркут».
Мы смеемся: это современный юмор. Георгий и Денис закуривают. Я достаю из сумки абрикос, чтобы удержаться от вредной привычки. На заправку выруливает темно-синяя машина, наверное, «Опель». Из нее выходит невысокий молодой человек в светлой рубашке и черных очках. У него напряженная походка.
– Вы к А.В.?
Киваем утвердительно.
– Следуйте за мной.
Едем за синей машиной, заводим речь о нашем герое. Я выдвигаю очередную версию: судя по личной охране, он тут человек важный. Может, даже возглавляет местную ОПГ.
«Опель» нашего провожатого въезжает в город, делает несколько поворотов и застревает в пробке. Съеденный абрикос вот-вот полезет обратно, а мне самой уже совершенно все равно, чем занимается наш герой и как его снимать.
– Держись, – говорит режиссер и галантно выбрасывает сигарету в окно. – Скоро приедем.
Синий «Опель» теперь тащится по центральной улице мимо торговых рядов девятнадцатого века и хрущевских пятиэтажек. Ослепительно светит солнце. Я начинаю дремать. Наконец, сворачиваем в маленький дворик и останавливаемся на площадке перед одноэтажным серым зданием, похожим на кафе. На стене две вывески. На нижней написано: «Ассоциация ветеранов». Ну что ж, доехали почти без приключений.
Съемочную группу встречает приветливая секретарша раннего пенсионного возраста. Она смотрит на нас с таким уважением, как будто мы, и в самом деле, люди из кино. Хорошо, что здесь есть туалет. Он слева от входа. Справа – наш главный локейшн, офис главного героя.
Тут желтые обои, такой же ядовито-желтый свет, а жалюзи плотно закрыты. Слева в углу черный кожаный диван, на стенах фотографии в рамках. На высоком шкафу – чучело какого-то пернатого хищника. Над диваном – две шпаги эфесами вверх. Справа – стол для совещаний с четырьмя стульями.
Клёнов неподвижно сидит за рабочим столом. Он поводит ухом в сторону двери, с улыбкой выходит из-за стола и протягивает руку в пустоту. Мы по очереди пожимаем мягкую ладонь.
– Я тебе нужен, Владимирович? – заглядывает в дверь наш провожатый. Он слегка грассирует.
– Пока свободен, – неопределенно говорит шеф.
Мужчины-гости располагаются на диване, оглядываются. Мне места на диване не хватило, но зато я первая получаю чашку чая от Тамары Никаноровны.
Клёнов тоже ставит перед собой чашку и спрашивает, что будем снимать. Я начинаю рулить:
– Проведите совещание с помощниками, потом запишем интервью.
Он не против и предлагает для начала перекурить. Мы с режиссером вываливаемся во дворик, следом осторожно выходит сам хозяин офиса. Денис остается колдовать с софитом. Помощники деловито снуют к машине и обратно.
Клёнов в элегантном костюме и при галстуке. Ему нещадно печет бритую голову.
– А снимите, как я плавать буду, – не то требует, не то мечтает он.
Я тоже начинаю фантазировать:
– Еще хорошо бы, как вы едите. И как идете по городу. Может, с кем-нибудь за руку поздороваетесь…
– Может, и поздороваюсь, – уклончиво отвечает он. – А пройтись я могу у памятника, куда вам тоже надо поехать. Его наша организация месяц назад открыла.
Все, свет установлен. Оператор зовет героя на рабочее место и укрепляет ему микрофон на лацкан. Все готово к совещанию.
Мы с Георгием больше не помещаемся в маленькой желтой комнате, и Денис выгоняет нас на улицу. Там уже моросит мелкий дождик, и мы жмемся под козырьком, "прощупывая друг друга". Режиссер спрашивает, знаю ли я что-нибудь о Лени Рифеншталь, и сильно удивляется, что да. Меня, если честно, больше всего восхищает, что любимый режиссер Гитлера фрау Рифеншталь дожила до 101 года.
– Пропаганду надо делать по канонам высокого искусства, – зачем-то демонстрирую я свою ученость. – Серьезная политика нуждается в красивых кадрах, которые решают все.
– Пропаганду надо делать по канонам высокого искусства, – зачем-то демонстрирую я свою ученость. – Серьезная политика нуждается в красивых кадрах, которые решают все.
«!Вот бы и нам выиграть тендер на съемки Олимпиады!» – мечтаю уже про себя, представляя, как буду выстраивать в кадре спортсменов, передающих друг дружке Олимпийский огонь. Они должны быть похожи на ангелов – все в белом. А вот наш нынешний герой на ангела совсем не похож. На кого он похож – я еще и сама не разобрала. Ну что ж, у нас еще два дня впереди. Разберемся.
Когда две сигареты выкурены, отношения с режиссером кое-как начинают завязываться.
– Ну все, я снял, – кричит Денис.
Статисты расходятся.
– Так, сейчас будем писать синхрон, – командует Георгий.
Он уже окончательно проснулся и творческим жестом проводит ладонью по растрепанным волосам. Я тоже чувствую творческое воодушевление и мимоходом гляжу на себя в зеркало. На голове у меня тихий ужас, а в запасе две минуты, чтобы собраться с мыслями.
Так, о чем же спрашивать Клёнова? Не задавать же казенные вопросы, которые я послала ему неделю назад! Я о нем так много узнала из Интернета, что задавать какие-то вопросы – только время терять. Но нам все равно надо записать голос, жесты, мимику. А то не будет никакого триумфа воли.
Теперь его голову в пластинах нещадно печет яркий софит. Чувствуется, что героя уже достало по пять раз здороваться и прощаться с помощниками за руку. Он пытается понять, где кто сидит.
Конец ознакомительного фрагмента.