Хозяин комнаты наклоняется над ним, тут же на запястье хозяина верещит телефон.
– Иду, иду… сию минуту.
Соскакивает с кресла на порог, выходит из комнаты.
Свет в комнате выключается сам собой, тут же вспыхивает, когда что-то тонкое и нескладное приподнимается.
Глава третья. Кто я
Вертятся, вертятся в памяти стихи, и не выкинуть их, и не вытрясти. Так всегда, перед тем, как проснуться, перед тем, как очнуться от небытия, там, где другие слышат бессвязный поток мыслей – я слышу стихи.
Нет, не мои.
Вернее, немножко мои.
Это не я.
Но часть меня.
– Который час?
Нет, не то.
– Где я нахожусь?
Тоже не то.
– Кто я такой?
Вот это больше подойдет.
Спрашиваю в пустоту:
– Кто я такой?
Мне никто не отвечает, отвечать некому. Лежу в пустой комнате на широкой постели, в распахнутое окно слышен шум большого города, не вижу, но чувствую, – лежу я на последнем этаже, если не выше, если может быть что-нибудь выше, здесь, под самой луной. Город… отчаянно пытаюсь вспомнить название города, название не вспоминается, какими-то остатками памяти понимаю, что названия у города нет.
Вот так.
Город есть, а названия нет.
Каждый вдох дается с трудом, что-то как будто давит на грудь, мешает дышать, хотя точно знаю – на груди ничего нет.
Встаю. Вернее, не так. Пробую встать. Не могу, ноги меня не держат, видно, долго болел, или нет, это не болезнь, это другое что-то.
Другое…
Ну да.
Смотрю на свое тело, если это можно назвать телом, это не тело, это насмешка какая-то, бред шизофреника. Что-то тонкое, вытянутое, руки и ноги как спички, нет, не так, как бывает у истощенного человека, а правда как тонкие-тонкие палочки, и такое же истонченное туловище. Так штрихами рисуют человечков для какой-нибудь схемы, но я-то не нарисованный, я-то настоящий. Мне так кажется. Щиплю себя за руку, чтобы убедиться, настоящий я или нет, – рука не щиплется, пальцы натыкаются на твердый материал, хоть убейте не понимаю, металл или пластик. Дергаю себя за рукав чего-то среднего между пиджаком и куртешкой, думаю, из какого это материала, куртешка, брюки, ботинки, черт его пойми, из какого материала, это не одежда, это подобие одежды, кажется, из того же материала, что и мои руки и ноги, только очень тонкого. Хочу ущипнуть себя за веко, – показалось, померещилось, а века у меня и нет…
Оглядываюсь. Смутно вижу свое отражение в прозрачном куполе, под которым лежу. Огромные глаза, не глаза – скорее, объективы фотокамер, думаю, на что они мне, в темноте, что ли, видеть… надо проверить. Лицо какое-то ненастоящее, будто нарисованное поспешными штрихами, нос треугольником, безгубый рот…
Вздыхаю – с трудом. Голова кружится, швыряет меня на постель, задним числом думаю, как хорошо, что не встал, сейчас бы все кости переломал себе…
Входит человек. Именно что человек, не что-нибудь, обычный человек, каких множество, резкими движениями смахивает светлые пряди со лба. Входит через неприметную дверь, энергично потирает руки, устраивается в кресле спиной ко мне, водит по одежде, будто собирает ворсинки, – не сразу вижу на его костюме неприметные экраны.
Как будто не замечает меня – да я и не хочу, чтобы он меня заметил. Не знаю, почему. Не нравится мне этот человек, сильно не нравится, будто сделал что-то плохое то ли он мне, то ли я ему. Хочется потихоньку встать и уйти, если бы это было еще возможно – встать и уйти. И не просто из этой комнаты или из этого дома – а из города, который спешит сам и гонит тебя куда-то, давит, душит, не дает остановиться, оглядеться, одуматься…
Человек оборачивается.
Смотрит на меня, холодно, пристально, оценивающе.
– Очнулись?
С трудом выжимаю из себя слова, пугаюсь своего голоса, неожиданно низкого.
– Вроде… да.
Жду, что он скажет про мое тело. Ничего не говорит, как будто так и надо, как будто у него каждый день тут ходят человечки со спичечными ручками и ножками. А может, и правда каждый день ходят.
– Отлично. Чай, кофе? Или… что покрепче?
– П-покрепче.
Хозяин – почему-то кажется, что это хозяин – открывает шкафчик на стене, перебирает названия, которые мне ничего не говорят:
– Каберне Совиньон, Шато Марго, Романе Конти, Херес де-ля-Фронтер…
Хватаюсь за первое знакомое:
– Каберне.
– Отличный выбор, – хозяин разливает вино, думаю про себя, пил я раньше или не пил. Здесь бы спросить – кто я такой, только после этого вопроса можно в дурку загреметь, а в дурку греметь как-то не хочется.
Поэтому спрашиваю другое:
– А… где я нахожусь?
– У меня. Чувствуйте себя, как дома.
– С-спасибо.
Спрашиваю еще одно. То, что уже может показаться странным. Но все-таки спрашиваю.
– А вы кто?
– Не помните?
– Прошу прощения… нет.
Он улыбается. Как-то фальшиво, наиграно, не нравится мне эта улыбка, не нравится, с такой улыбкой самое время нож в спину засадить, вот что я вам скажу… Кому вам? Не знаю. Что-то подсказывает мне, что я должен запоминать все, что со мной случилось, будто кто-то пишет историю моей жизни, и очень важно, какая она будет, эта история…
– А я ваш злейший враг.
– А если серьезно?
– И я серьезно.
Молчу. Здесь нужно что-то сказать, только ничего не говорится. Враг, враг… Вспоминаю что-то, что-то не вспоминается, я стою напротив него, бросаю ему в лицо какие-то проклятия, он улыбается – вот так же, холодно, сдержано. Я ору, еще сам себе удивляюсь, что могу орать, что он отнял у меня что-то, что-то, что-то… И тут же ловлю себя на том, что не он отнял, не он, тут что-то другое случилось, что никто не виноват, а (чего-то важного) нет…
Он протягивает мне бокал.
– Ну что же… за встречу.
Смотрю на вино недоверчиво.
– Отравите?
Усмехается. Кажется, возмущен, но не подает вида.
– Зачем мне вас травить.
Подбираю слова, слова не подбираются, путаются, ускользают.
– Ну… враг же… хотите… избавиться… от меня…
– Друг мой, если бы я хотел от вас избавиться, я бы сделал это давным-давно. Пока вы лежали здесь…
– Здесь? А как я сюда попал?
Теперь он даже не скрывает своего возмущения.
– Это я у вас должен спрашивать, как вы сюда попали. А правда что, интересно, как вы сюда попали, охрана вдоль и поперек, а ведь как-то попали… или пропуск у вас был?
– Н-не помню.
Он хватает меня двумя пальцами за подбородок, смотрит в глаза, чувствую себя нашкодившим мальчишкой.
– Притворяетесь, или правда ничего не помните?
– Правда… не помню.
– И зачем сюда приходили, тоже не помните?
– Нет.
– Или вы убить меня приходили?
Хочу ответить – нет. Понимаю, что не могу ответить нет, понимаю, что сам не знаю, зачем пришел, и убивал я кого-нибудь раньше, или нет…
Нет.