Прислушиваясь к своему пульсу, Найл вдруг сообразил, что может управлять им, ведя сердцу биться то быстрее, то медленнее, то громче, то тише. Осознав это, он почувствовал себя счастливым и невольно подумал о том, что будущее непременно должно быть светлым.
Это, пожалуй, изумило его больше всего. Найл никогда не задумывался о будущем. Жизнь в пустыне была суровой и, можно сказать, примитивной, она вовсе не располагала к полету фантазии. Мальчик всегда знал: вот он подрастет, научится охотиться, будет добывать пищу и надеяться на удачу. Ощущение, которое пережил сейчас Найл, невозможно было передать словами, настолько смутным оно было. Однако мальчик не сомневался: его жизнь – не просто череда случайностей, он создан для чего-то иного, для него судьба приберегла нечто особенное. Звуки за стеной возобновились, и Найл переключился на них – теперь уже не со страхом, а скорее, с любопытством.
Еще совсем недавно он вслушивался в них с мучительным беспокойством, жаждал, чтобы они затихли навсегда.
Нельзя сказать, что страх исчез вовсе, просто мальчик сумел отрешиться от него, словно все это происходило не с ним. Стараясь не спугнуть свои новые ощущения, он сосредоточился и, словно обретя способность видеть сквозь стены, различил небольшого жука-скарабея, бурившего почву в поисках сгнившей растительности. Найл расслабился, и упоительная сила покинула его, он снова стал обыкновенным семилетним мальчиком, которого взрослые бросили одного на целый день и который знал, что ему ничего не угрожает. Но теперь он знал также и то, что в нем, оказывается, живет и другой Найл – взрослый, равный, отцу и деду Джомару, а кое в чем даже и превосходящий их. Темный страх перед тарантулом-затворником продолжал преследовать Найла до тех пор, пока он своими глазами однажды не увидел, как тот погиб. Однажды мальчик, устроясь в тени цереуса, тихонько сидел и по обыкновению наблюдал за гнездом тарантула. Копье лежало рядом: если тарантулу вздумается напасть, убегать будет бесполезно; единственное, на что еще можно рассчитывать, это попытаться выставить копье. Конечно, было страшно, но внутренний голос убеждал, что надо учиться противостоять собственному страху.
Найл отмахнулся от прилетевшей откуда-то крупной осы-пепсис, красивого создания с блестящим голубым туловищем и большими желтыми крыльями, и та полетела в другую сторону.
Проследив за ней взглядом, мальчик затаил дыхание: оса медленно снижалась над заслонкой, закрывающей вход в логово тарантула, и, описав круг, приземлилась в нескольких метрах от него.
Найл нисколько не сомневался, что еще секунда – и тарантул, выскочив, поймает ничего не подозревающую жертву. Но тот отчего-то медлил. Оса все сидела, явно не догадываясь об опасности, и чистила передние лапы. Найл, неотрывно следящий за насекомым, уловил скрытое движение: тарантул чуть приподнял заслонку – глянуть на неожиданного гостя. И… Снова опустил. Оса, повидимому, не заинтересовала его: наверное, он был сыт. Увидев то, что последовало дальше, Найл едва не задохнулся. Оса, похоже, заметила движение заслонки.
Подойдя вплотную, она какое-то время ее изучала, а затем начала открывать! Вот теперь-то, подумал мальчик, хозяин норы вмешается непременно: р-раз! – и любопытного создания как не бывало. Однако то, что произошло на самом деле, настолько изумило его, что Найл даже придвинулся метра на два, чтобы разглядеть все получше. Не без труда оса сумела слегка приподнять заслонку, хотя тарантул явно пытался удержать ее с внутренней стороны и даже на какой-то миг совсем закрыл лаз. Оба не уступали, и противостояние затянулось. Тогда тарантул решился на поединок. Неожиданно лаз распахнулся. Оса отпрянула в сторону, а из дыры выполз громоздкий мохнатый хищник.