Паук, тотчас кинувшись вниз, повис на шелковой нити. Почти одновременно навстречу ему метнулась оса, словно сокол к добыче. Дать отпор невесть откуда возникшему противнику у паука не оставалось времени: оса уже схватила его за заднюю лапу. Было отчетливо видно, как в плоть впивается жало и напряженно вздрагивает глянцевитое тело, вводя парализующий яд. Пустынник попытался сжать осу ногами, но ничего не получилось.
Пара минут – и он, опрокинувшись, рухнул на землю, подергиваясь, как заводная игрушка, у которой кончается завод. Завалив врага, оса словно растерялась. Взобравшись поверженному пауку на кожистое серое брюхо, она неуверенно переползала с места на место, будто принюхиваясь.
Вайг, приблизившись, осторожно опустился рядом на колени, медленно вытянул руку, посадил осу на раскрытую ладонь, затем вынул из притороченной к поясу сумы кусочек плоти тарантула и скормил ей. После этого охотники отсекли пауку лапы – чтобы легче было нести – и положили его в корзину. Пищи добытчице хватит теперь на целый месяц. Насекомое оказалась общительным созданием, и больше всего ей почему-то нравилось разгуливать по рукам.
Все постепенно к ней привыкли, и только Ингельд относилась к осе с недоверием и неприязнью. Она не только пронзительно взвизгивала каждый раз, когда оса приближалась, но и неизменно жаловалась, что от паучьего мяса, которое хранилась в пещере, смердит.
Пауки и правда обладали особым запахом, однако мясо лежало в самом дальнем углу пещеры под толстым слоем травы, так что в жилой части им не пахло. Да к тому же обитающие в такой тесноте люди, для которых мытье – непозволительная роскошь, обычно мало обращают внимания на запахи. Найл догадывался, что Ингельд капризничает просто потому, что хочет, чтобы на нее обращали побольше внимания, и потому нисколько не удивился, когда ее поведение резко изменилось через несколько дней. Это его даже позабавило. Это произошло, когда Вайг возвратился с птицей, которую оса сбила на лету. Птица походила на дрофу, хотя размером была меньше, с утку. Вайг подробно рассказал, как добыча, ни о чем не подозревая, сидела, облюбовав верхушку дерева, а он направил на нее осу (насекомое, похоже, могло улавливать мысленные команды Вайга).
Потревоженная жужжанием птица снялась с верхушки и полетела, а когда оса обхватила ей лапу и всадила жало, та, хлопая крыльями, попыталась отбиться. Пришлось отмахать две мили, прежде чем он их отыскал. Оса, сонно покачиваясь, сидела у добычи на спине, птица лежала, раскинув крылья. Вайг угостил свою любимицу кусочком мяса, а дрофе свернул шею. Женщины не решались даже попробовать птицу, парализованную ядом, и поначалу не притрагивались к добыче (кроме того, они впервые могли подержать птицу в руках и не знали, что делать с перьями). В конце концов голод взял свое. А когда Вайг, обжарив кусочек дичи, с видимым удовольствием съел его и тут же потянулся за вторым, на еду накинулись все – от птицы остались только лапы. Оказалось, яд осы не только не причиняет людям вреда, но и придает мясу особую мягкость. С той поры жареная дрофа стала любимым лакомством Найла. Едва Найл научился ходить, ему втолковали, что паучьих шаров нужно остерегаться. Прежде чем он впервые вышел из норы у подножия плато, ему велели вначале смочить палец и определить направление ветра, затем пристально оглядеть горизонт – не блестит ли там что-нибудь в солнечных лучах – и, только убедившись, что небо совершенно чисто, разрешили покинуть убежище. «Если вдруг появится шар и полетит на тебя, – говорил мальчику Улф, – надо, пока есть время, тотчас зарыться в песок или просто застыть без движения.