Незабвенная - Во Ивлин

(англо-американская трагедия)

Глава I

Весь день жара была нестерпимой, но под вечер потянуло

ветерком с запада, оттуда, где в нагретом воздухе садилось солнце и

лежал за поросшими кустарником склонами холмов невидимый и

неслышный отсюда океан. Ветер сотряс ржавые пятерни пальмовых

листьев и оживил сухие, увядшие звуки знойного лета - кваканье

лягушек, верещанье цикад и нескончаемое биение музыкальных ритмов в

лачугах по соседству.

В снисходительном вечернем освещении обшарпанные грязные

стены бунгало и заросший бурьяном садик между верандой и

пересохшим бассейном уже не казались такими запущенными, да и два

англичанина, сидевшие друг против друга в качалках- перед каждым

стакан виски с содовой и старый журнал,- точное подобие своих

бесчисленных соотечественников, заброшенных в забытые Богом уголки

нашего мира, тоже словно бы подверглись на время иллюзорной

реставрации.

- Скоро придет Эмброуз Эберкромби,- сказал тот, что был

постарше.- Зачем - не знаю. Оставил записку, что придет. Найдите,

Деннис, еще стакан, если удастся.- Потом добавил с раздражением: -

Кьеркегор, Кафка, Коннолли, Комптон Вернет, Сартр, "Шотландец"

Уилсон. Кто они? К чему стремятся?

- Некоторые из этих имен я слышал. Говорили о них в Лондоне

перед самым моим отъездом.

- О "Шотландце" Уилсоне тоже?

- Нет. О нем, кажется, нет.

- Вот это "Шотландец" Уилсон. Его рисунки. Вы в них что-

нибудь понимаете?

- Нет.

- Я тоже.

Минутное оживление сэра Фрэнсиса Хинзли сменилось апатией.

Он разжал пальцы, выпустив из рук журнал "Горизонт", и неподвижный

взгляд его уперся в темный провал давно высохшего бассейна. У сэра

Фрэнсиса было нервное, умное лицо, черты которого несколько утратили

свою четкость за годы ленивой жизни и неизменной скуки.

- Когда-то говорили о Гопкинсе,- продолжал он,- о Джойсе, о

Фрейде, о Гертруде Стайн. Этих я тоже не понимал. До меня всегда туго

доходило новое. "Влияние Золя на Арнольда Беннетта" или "Влияние

Хенли на Флекера". Ближе я к современности не подходил. Мои

коронные темы были "Англиканский пастор в английской прозе" или

"Кавалерийская атака в поэзии" - все в таком роде. Похоже, тогда это

нравилось публике. Потом она потеряла к этому интерес. Я тоже. Я

всегда был самый утомимый из писак. Мне нужно было сменить

обстановку. И я никогда не жалел, что уехал. Здешний климат мне по

душе. Люди здесь вполне пристойные и великодушные, и главное - они

вовсе не требуют, чтобы их слушали. Всегда помните об этом, мой

мальчик. В этом секрет непринужденности, с какой здесь держатся. Здесь

говорят исключительно для собственного удовольствия. Ничто из

сказанного этими людьми и не рассчитано на то, чтобы их слушали.

- Вон идет Эмброуз Эберкромби,- сказал молодой англичанин.

- Привет, Фрэнк. Привет, Барлоу,- сказал сэр Эмброуз

Эберкромби, поднимаясь по ступенькам веранды.- Ну и жарища была

нынче. Присяду с вашего позволения. Хватит.- Он повернулся к

молодому англичанину, наливавшему ему виски.- Теперь дополна

содовой, пожалуйста.

Сэр Эмброуз носил костюм из темно-серой фланели, галстук

итонской крикетной команды и соломенную шляпу, на которой была

лента цветов фешенебельного крикетного клуба Англии.