– Цыц! Мила, тебе что, самой никогда не снились странные сны?
Крыса резко замолчала, села и испуганно посмотрела на старика.
– А ты откуда знаешь?
– Просто спросил.
– Так, так, так, так, так, – почёсывая голову, протараторила Мила, – я никому об этом не рассказывала, ты мысли читать не умеешь. Точно не умеешь? – с подозрением посмотрев на старика, спросила она.
– Нет, иначе я бы знал не только это, – улыбнулся Карл.
– Значит, ты и в самом деле догадался, – решила Мила.
– Да что тебе снилось-то? – не выдержав, выкрикнул Чаки.
Крыса исподлобья глянула на мальчика и спросила:
– Смеяться не будете?
Карл и Чаки отрицательно мотнули головами и Мила начала рассказывать:
– Мне этот сон снился очень много раз. Каждый раз один и тот же. Я проверяю запасы, ложусь спать и снится мне, что я стою на берегу ручья.
– Нашего? Грязноструйки? – спросил Чаки.
– Не перебивай, – недовольно сказала Мила, а Карл легонько шлёпнул мальчика по лохматому затылку. – Нет, не нашего. Он чистый, прозрачный, солнце играет в воде, а на дне видно каждый камешек, каждую маленькую букашку. Камушки красивые, разноцветные, вода холодная. Странно, почему я её никогда не пробовала? Я перехожу через ручей босыми лапами и попадаю в лес, а там светит солнце, поют птицы, трава зелёная и мне так хорошо. Я сажусь к тёплому стволу, закрываю глаза, между пальцами бегают какие-то букашки. Птицы поют, солнышко светит и мне так хорошо! А потом я просыпаюсь в своей норе, тёмной и грязной и сердце щемит от тоски. Самое плохое в этом сне то, что он кончается…
Миле на кончик носа села маленькая чёрная бабочка, но она, казалось, даже не замечала этого и тупо смотрела перед собой.
– И об этом ты стеснялась рассказывать? – спросил Карл.
– А? Что? – словно очнувшись, встрепенулась крыса, спугнув бабочку, которая, взмахнув угольно-чёрными крылышками, печально улетела в сторону города. – Да, то есть, нет! Да не знаю я! Понимаешь, я вся такая дерзкая, вредная, а тут такие сны.
Чаки присел и легонько щёлкнул её по носу.
– Ты не вредная, – улыбнувшись, сказал он, – ты добрая.
– Ещё какая! – хихикнула Мила. – Хочешь, за палец укушу?
Мальчик, сделав вид, что испугался, одёрнул руку:
– Ой, боюсь!
– То-то, – довольно буркнула крыса. – Помню, прапрабабушка рассказывала, что давным-давно, ещё до её прапрапрапрапрапрабабушки, наши предки жили в лесу, а потом стали жить по свалкам. Может, во сне мне снится то, как я должна была жить?
– Возможно, – сказал Карл. – Надо об этом Вика спросить.
– Давай! – неожиданно легко согласилась Мила. – У него ведь эти, как там их, есть…
– Книги, – улыбнулся старик.
– А мой сон? – спросил Чаки.
– Мы это тоже спросим.
Старик достал фляжку, и они с Милой допили остатки.
– А у вас в городе бывает холодно?
– Никогда. И жарко тоже не бывает. Всегда одинаково.
– Почему?
– Должна соблюдаться идеальная температура. Постоянно. Для нашего же блага. Для нашего здоровья. Для того чтобы мы не испытывали дискомфорта.
– Знаешь, а я слышал песню. Мне показалось, что она про тебя. Её пела птица, потерявшая мечту.
– Про меня никогда не писали песен и никогда не напишут.
– Я напишу. Обещаю.
Прощай, прошлое!
– В своём повторяющемся сне ты прикасаешься к памяти своих далёких предков, – выслушав рассказ Милы, сказал Вик, тощий пегий старик с огромной копной белых волос, в которых резвились маленькие ящерки. – Мне для этого даже в книги заглядывать не нужно.
– Как такое возможно? – спросила крыса.
Вик оглядел свою хижину, где на стенах висели амулеты, зеркала, страшные маски давно исчезнувших богов, зеркала, звериные черепки, сушёные осьминоги и ещё невообразимое количество всякой всячины.
– Память поколений как эта хижина, – сказал он, – каждый может принести сюда всё, что угодно и я буду это видеть. Но я когда-нибудь исчезну, а то, что здесь, останется и им смогут владеть другие.
– Что-то не очень понятно, – сказал Карл.
Вик выпучил огромные глаза, поймал в волосах ящерку, поковырял ей между зубов и засунул недовольную и рассерженную рептилию обратно.
– Да? – спросил он и рассмеялся: – Ха! Ха! Ха-ха-ха-ха-ха! Мне тоже, мне тоже это непонятно! Я не знаю, как можно проникнуть в память предков, но уверен, что это именно тот случай.
– Точно? – спросила Мила.
– Обижаешь, – скривил толстые губы Вик.
– Он никогда не врёт, даже если ошибается, – прошептал Карл на ухо крысе.
– А что с моим сном? – спросил Чаки.
– Рассказывай.
Как мог, Чаки рассказал про девушку, с которой встретился взглядом, про песню, которую пел Кляк и про сон.
– Мне кажется, что это с ней я разговаривал во сне, – закончил свой рассказ Чаки.
– Волосы цвета солнца и как изумруды глаза, – задумчиво пробормотал Вик. – Сейчас узнаем.
Он подскочил с кресла и бросился к книжному шкафу с такой быстротой, что чуть не сбил Милу, а ящерки из его волос попадали на пол и шустро разбежались по стенам, где спрятались за многочисленные артефакты.
– Так, так, так, – бубнил Вик, трогая длинным пальцем толстые пыльные корешки. – А, вот оно!
Он достал огромный фолиант и плюхнул его на стол, подняв целое облако пыли, от которого у всех присутствующих засвербило в носу, а Мила даже чихнула.
– Так, – продолжил бормотать Вик, в то время как ящерки, выбравшись из своих укрытий, ползли по нему и прятались в волосах. – Так, – он перелистывал бурые страницы. – Так, так. Вот! Нашёл!
– Ну, что? – нетерпеливо выкрикнул Карл.
– Не томи! – взмолилась Мила.
Чаки с надеждой посмотрел на старого Вика.
– Вы не просто соприкоснулись взглядом, – сказал Вик, – вы соприкоснулись душами. Теперь она – твоя судьба, а ты – её судьба. Больше я ничего не могу сказать. Когда такое было в последний раз…
– Что? – спросил Чаки.
– Им не дали быть вместе.
– Кто?
– Тут не сказано.
– И что теперь делать моему внуку? – спросил Карл.
– Искать её.
– Но ведь она в городе, а он сжигает каждого, кто осмелиться приблизиться! – крикнул Карл. – Моему внуку что, умереть?
– Туда можно попасть, – опустив голову, сказал Вик. – Чаки должен найти Помнящего. Он поможет.
– Где он его найдёт? – взвизгнула Мила.
– Я знаю, где его искать, – тихо прошептал василёк.
Чаки отодвинул дедушку и, подойдя к Вику, взглянул в его выпученные глаза.
– Я знаю, где его искать. Он точно поможет?
– Да. Вик никогда не врёт, даже если ошибается, – ответил Вик. – Хочешь ящерку?
Он поймал маленькую зелёную ящерку и протянул мальчику.
– Возьми, – прошептал василёк.
– Спасибо, – поблагодарил Чаки, взял крохотную рептилию и спрятал в волосы, где она тут же свила маленький колтун из волос.
– Ну, иди, мальчик! – торжественно взмахнул рукой Вик.
– Подожди, мне нужно, чтобы ты наполнил флягу, – попросил Карл.
Он вытащил из-под лохмотьев флягу и протянул Вику. Тот взял её длинными тонкими пальцами, открутил пробку, понюхал и блаженно зажмурился.
– Лазурно-весенняя, самая ароматная, – прошептал он. – Сейчас.
Вик щёлкнул пальцами. Часть стены, гремя висящими на ней колокольчиками, фигурками и черепками, отъехала в сторону, открыв проход в небольшое помещение. В центре стояла огромная стеклянная колба с прозрачной жидкостью, от которой отходило множество тонких извивающихся трубок с медными краниками.
Вик зашёл в комнатку, что-то подкрутил, подвертел, и вскоре по одной из трубок потекла сияющая голубым светом жидкость, которой он и наполнил флягу.
– А мальчику в дорогу? – спросил Вик, передавая флягу Карлу.
– Мал он ещё, – пискнула Мила.
– Ерунда, – немного подумав, сказал Карл. – Слушай, Вик, но у меня больше нет фляги.
– Это не проблема, – Вик легонько ткнул себя по волосам и тут же ящерки извлекли наружу потемневшую от времени серебряную флягу с тремя рельефными переплетёнными розами. – Я наберу для тебя кое-что другое.
Он вернулся к колбе, покрутил, повертел, и по трубке потекла рубиновая жидкость, сияющая так ярко, что при взгляде на неё глаза сами собой закрывались.
– Это – сила! Это – жизнь! – провозгласил Вик, протягивая флягу мальчику.
– А мне ты такой даже пробовать не давал, – обиженно сказала Мила.
– Она не для тех, кто сидит на одном месте, – сказал Вик. – Рубиновая зажигает сердце, распаляет разум, даёт силы и желание жить. Это – напиток последней надежды! Когда настанет самая тёмная, самая холодная ночь, полная ужасов и отчаяния, она согреет тебя и даст силы, чтобы продолжить путь. Не думаю, что тебя ждёт что-либо подобное, но всё же лучше перестраховаться. Я её, кстати, сам никогда не пробовал, так что не обижайся, Мила.