Света ещё что-то причитала ему вслед, но Гордею теперь хотелось только скорее убраться от этого душного смолистого запаха сосен и от зноя, словно насмехающихся над ним и Ниной.
3.
Гордей вернулся в дом Анны Петровны с твёрдым желанием собраться и уехать обратно на первом же автобусе. Благо, вещей с собой почти не взял и собрался быстро, со злым энтузиазмом напихав всё в рюкзак.
Дед Валерий подсказал, что вечерний автобус приедет в восемь и удивился, что Гордей уезжает так скоро. Гордею, впрочем, показалось, что удивление было напускным, а за ним пряталась радость, что чужой человек не задержится надолго. Что говорить, присутствие друга их давно погибшей дочери наверняка бередило раны и звучало непрошеным, неприятным приветом из прошлого.
До вечера оставалось время, и Гордей прилёг на западной веранде, чтобы в автобусе не заснуть от ночного недосыпа и не проехать свою остановку. Это оказалось спорным решением: «часок» превратился в три, и Гордей открыл глаза только в половину восьмого. Чертыхаясь, кое-как оправил помятую одежду, схватил рюкзак и выбежал со двора.
Он бежал вниз по спуску, когда понял: жёлто-белый автобусный зад уже торчит у столба и вот-вот двинется дальше. Гордей закричал, размахивая руками, кинулся со всех ног и позорно упал, обдирая штаны и ладони о дорожный гравий.
– Осторо-ожно! Ой, это ты!
Тренькнул звонок велосипеда, и сбоку остановилась Света. Положив велосипед, протянула Гордею тонкую ручку, предлагая опереться. Гордей с досадой посмотрел на удаляющийся автобус и поднялся сам, фыркнув под нос. Помощница нашлась…
– Ты куда так бежал? – спросила Света, ничуть не смутившись, что на её протянутую руку не обратили никакого внимания.
– Догадайся.
Света быстро обернулась, встряхнув косами, и закусила губу.
– Опоздал? Ну ничего, с утра поедешь. – Её глаза вдруг засияли алчным блеском. – Раз остался, может, поболтаем? Я вот, в школе взяла задание… Пишу большую серию сочинений про байки разные. Потом их обещали опубликовать в школьной газете и подать на районный конкурс.
Гордей подавил вздох, чуя неладное.
– Вечереет. Давай ты домой поедешь, я тебя провожу. Может, и поболтаем.
Света просияла и браво развернула велосипед рулём вперёд, в сторону Красилова, но садиться не стала, покатила рядом.
– Я вот уже про домовых и кикимор расспросила. Так чудно: в сказках же кикиморы на болотах живут, а тут люди верят, что это домашняя нечисть, ну что-то вроде кошки. Только они более скрытные, а домовые дружелюбнее, хотя тоже не любят людям на глаза показываться. Ты слышал что-то про них?
– А как же. Дремучий народ, прогресс до деревень медленно доходит. Ещё долго будут во всякое мракобесие верить, и не только здесь.
– Ага, точно-точно. Но так интересно всё это, страсть! – Света покосилась на Гордея, будто изучала по его лицу, можно спросить что-то посмелее или не стоит.
– Да ничего особого. Наука интереснее. Почитай лучше настоящие исследования, а все эти россказни оставь для Красисловских бабок.
Света вспыхнула.
– Да как же! Фольклористика, между прочим, тоже наука. Изучение народа, его верований… Почти как история, только сказочнее. Вот ты, наверное, тоже мог бы что-то интересное рассказать. Про девушку ту…
Гордея укололо злобой, но он понимал, что срываться на глупую девчонку не стоит. Он вздохнул и остановился, повернувшись к Свете лицом.
– Послушай, я уже говорил. Там не было никакого зверя и не могло быть. Произошло убийство. Жестокое и несправедливое. Убили мою невесту, а того, кто это сделал, так и не поймали. Газеты потрубили, по радио шли обсуждения, даже телевидение приезжало, но на этом всё. Люди посудачили месяц, потом им надоело. А Нину не вернуть. Если старики верят в домовых, это одно, а растерзанная девушка…
– Я читала эти статьи. У бабушки много газет лежит в сенях, связанные тюками и пожелтевшие. Там и фотографии были! Что за убийца такой? Настоящий маньяк. Почти как тот псих, который в лесополосах женщин убивает, ну ты слышал, наверное. И этот случай с Ниной произошёл у нас, в тихом Красилове! Если бы человек так хладнокровно убил другого человека, то вряд ли ограничился бы одним убийством. Так что это не несчастный случай.
– Так ты определись: ты хочешь написать сочинение про домовых или расследовать убийство десятилетней давности?
– Хочу узнать что-то из первых уст, – не сдавалась Света. – Там были следы когтей! Какой человек так сможет?
– Ты можешь считать, что Нину загрызли бродячие собаки. Мне неприятен этот разговор.
Гордей повернулся и зашагал быстрее, но и Света прибавила шаг.
– Собаки? Значит, ты уже подтверждаешь, что это был не человек?
Перед глазами у Гордея темнело импульсами, в черноте выступали картины, которые он предпочитал бы забыть. Он остановился, прижав ладони к векам, и задышал часто и глубоко.
– Эй-эй-эй! Прости, пожалуйста! Мне больше не у кого спросить, местные запрещают говорить про тот случай, но все как один верят в версию со зверем. Ты не обижаешься?
– Н-нет, – процедил Гордей сквозь зубы, но внутри клубилось и ворочалось что-то чёрное, готовое вот-вот рвануть.
– Хорошо, – обрадовалась Света. – Пойдём дальше? Попить дать?
***
Выстиранные занавески слегка колыхались: из оконных щелей сильно дуло. Сон не шёл. Вернее… Гордей то проваливался в какое-то жидкое болото, полное копошащихся червей, то выныривал из него, покрываясь холодным потом и хватая ртом воздух.
Наваждение прошло только с рассветом – разбавленные малиновые лучи заглянули в комнату, и Гордей словно по-настоящему проснулся. Свесил ноги со скрипучей постели и наступил на что-то мокрое, липкое… Склонился и увидел, что пол заляпан грязью. Гордей склонился, потёр пальцем грязь и нахмурился. Кто наследил? Анна Петровна точно его убьёт и прикажет выметаться скорее. Может, это было бы и к лучшему, но оставлять после себя заляпанный пол (пусть и не по своей вине) Гордею было бы совестно.
Он наспех натянул штаны и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Птицы шумели, но не заливались трелями, а перекрикивались пронзительно и резко где-то на старой яблоне.
Гордей набрал воды в ведро и спиной почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Ему стало неуютно, между лопаток пробежали мерзкие колючие мурашки. Гордей обернулся и заметил хмурое лицо бабы Тони за колыхающейся занавеской прежде, чем соседка успела скрыться.
Вернувшись в комнату, Гордей обмакнул в ведро тряпку, прихваченную по пути на веранде, и склонился над пятнами грязи. Что-то теперь в их облике насторожило его ещё сильнее. Гордей занёс мокрую тряпку, размазал воду по грязи и замедлился. От грязи железисто пахло… кровью. Разводы растеклись по полу и теперь правда выглядели не буро-грязными, а красно-ржавыми. Разве что кошка притащила мышь ночью? Но вроде бы никаких кошек тут не жило. И Гордей бы услышал, спал ведь не так чтобы крепко. Но и от мыши не было бы столько крови, если уж честно…
Гордей убрал пятна так быстро, как только смог. Ему бы не хотелось, чтобы хозяева застали его на коленках, с тряпкой в руках. И было что-то ещё – какое-то невыраженное желание скорее спрятаться, выкинуть грязную тряпку, слить под забор порыжевшую воду и вымыть ведро, сделать вид, будто и не было ничего такого…
– Прибираешься с утра?
Гордей чертыхнулся и поднялся, блюхнув тряпку в ведро.
– Ну так. Наследил вчера немножко.
Анна Петровна обвела цепким взглядом и пол, и Гордея, и ведро. Гордей так и не понял, показалось ли ей что-то подозрительным, но хозяйка просто бросила в ответ:
– Воды много не разводи, полы вздуются.
– Угу.
Протиснувшись боком и закрывая собой ведро, чтобы Анна Петровна не заметила странный цвет воды, Гордей снова вышел на улицу и быстро, плеская брызгами себе на ноги, вылил содержимое под яблоню.
Ветки красные, все в крови.
Брызги на белом ноздрястом снегу…
Картинка полыхнула перед глазами, когда ржавая вода, выливаясь, блеснула под солнцем. Лоб Гордея моментально покрылся испариной. Он никогда не видел столько крови разом, как в тот день. Он вспомнил, как глупо смотрел на мёртвую Нину и думал: как в этой девочке умещалось столько крови? Разве это всё могло вытечь из одного человека?
Ведро громыхнуло: дужка ручки с одной стороны выскочила из отверстия. Гордей дёрнулся, как от удара, и тут же осадил себя.