– Уже от своей тени скоро будешь шарахаться, дружок, – пробормотал он и, пристроив ведро к крыльцу, вернулся в дом.
***
Подхватив рюкзак с вещами, Гордей в очередной раз неловко поблагодарил хозяев и вышел за забор с одним-единственным желанием: наконец-то покинуть Красилово и вернуться домой. Но всё же кое-что удерживало Гордея здесь. Ему нужно было попросить у Светы прощения за вчерашнее. Отчего-то он не слишком хорошо помнил, как они расстались вечером, но вроде бы он сорвался и накричал на девочку. Конечно, она не должна была так наседать с этим своим зверем, но и Гордей мог бы вести себя сдержаннее.
Все знали, где жила держательница местного магазинчика – на краю улицы, прямо напротив прямоугольной коробки-сельпо. У домика, выкрашенного зелёной краской, яркими свечками пестрели люпины, а у тропинки алела усыпанная цветами айва.
Калитка была открыта, а нигде перед домом не было видно Светиного велосипеда. Гордей почти расстроился, что не застанет девушку на месте, но решил-таки попытаться.
– Хозяева? – позвал Гордей, ругая себя за то, что не запомнил, как зовут бабушку Светы. Хотя что толку, она тоже, скорее всего, не дома.
Поднявшись на крыльцо, он толкнул дверь – та подалась, и изнутри послышались голоса. Насторожившись, Гордей шагнул дальше, и уже на террасе замер, встретившись взглядами с хозяйкой.
Пожилая женщина была заплакана и комкала в пальцах мокрый платок. Напротив неё, спиной к Гордею, сидел молодой человек в милицейской форме, фуражка лежала рядом на столе. Говорившие резко замолчали, услышав скрип открываемой двери, женщина приподнялась, наверное, ожидая увидеть кого-то другого. С появлением Гордея на её припухшем от слёз лице проступило разочарование.
– Добрый день, – поздоровался Гордей.
Милиционер обернулся и тут же кивнул хозяйке.
– Это кто?
– Д-да почём я… Так это тот и есть, наверное, городской, – ответила она, разглядывая Гордея.
– Младший лейтенант Блохин, – представился милиционер, протягивая Гордею руку. – Участковый инспектор.
Гордей настороженно пожал протянутую руку и неспокойно обернулся.
– Мне бы… Свету повидать.
– Светлану Лещицыну?
– Вроде бы…
Участковый весомо посмотрел на хозяйку и указал Гордею на свободный стул, а сам взялся за ручку и перевернул листок, закреплённый на планшете.
– Присаживайтесь, товарищ…
– Гордей Сумароков.
– Су… ма… ро… – вывел участковый. – Когда вы в последний раз видели Светлану Лещицыну?
Гордей наконец начал что-то понимать. По его шее пробежали колючие мурашки, и он инстинктивно поджал пальцы, под ногтями которых ещё виднелись ржаво-бурые полоски, оставшиеся после утренней уборки.
– Вчера вечером.
Хозяйка громко всхлипнула и снова поднесла к лицу платок.
– Во сколько?
Гордея опалило раздражение. Ну что он, на часы смотрел? Хотя…
– Около восьми часов. Из-за неё я опоздал на последний автобус.
– У вас случился конфликт?
Холодный тон участкового лишь усилил гнев.
– Товарищ Блохин, вы меня в чём-то подозреваете?
– Пока нет, просто собираю информацию.
Он сосредоточенно заскрипел ручкой по листу.
– Ты правда видел Светочку вчера вечером? – подала голос хозяйка. – Правда?
Гордей заёрзал. Сказать правду? Розовощёкий младший лейтенант Блохин не внушал доверия… если Света действительно пропала (от этой мысли стало совсем уж не по себе), то теперь его отъезд может отложиться. Хотя можно помочь в поисках – отвести от себя подозрения (хотя в чём его вообще можно подозревать?) и спокойно уехать, когда девушка найдётся.
– Видел, – произнёс он твёрдо, открыто глядя на бабушку Светы. – Мы виделись всего дважды. Оба раза – вчера. Днём на поле, вечером по пути на остановку. Мне показалось, что она обиделась на мои слова, и сейчас я хотел зайти и извиниться.
– Куда она пошла после вашей ссоры? – спросил Блохин.
– Села на велосипед и поехала вверх по холму, в деревню. Домой, – уверенно ответил Гордей.
– А вы?
– Я вернулся к Анне Петровне. Я у неё гощу.
– К Букашкиной?
– К ней.
Блохин сосредоточенно записывал слова Гордея, а закончив, весомо произнёс:
– Если вы собирались уезжать, то пока лучше повременить. Пройдёте свидетелем… если что.
Это прозвучало как приговор: тяжело и нелепо. Гордей упёрся локтями в стол, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить.
– Да что вы, в самом деле?! Что тут может произойти? Мирная деревня, все друг друга знают…
Кровавые пятна на белоснежном покрове. Распахнутые глаза, на которых не тают снежинки.
– Вроде бы, несколько лет назад…
Гордей схватил Блохина за локоть и выволок из террасы на улицу. Ручка покатилась по полу.
– Ты до чего старуху довести хочешь?! Чтоб её на скорой отсюда увезли? За словами следи, лейтенант!
Блохин охнул, когда Гордей с силой ударил его лопатками о стену дома. Милицейская рубашка сбилась, лицо участкового раскраснелось.
– Н-нападение…
Гордей выпустил его нарочито грубо, чтобы тот с трудом удержался на ногах.
– Сыщик хренов. Сначала научись с людьми общаться. Найдётся девчонка, а ты уже старуху запугал до полусмерти.
Гордея прервали голоса, доносящиеся со стороны магазина. По лицу Блохина он понял, что тот тоже услышал. Переглянувшись, мужчины не сговариваясь прошли по дорожке, вышли за калитку и двинулись к магазину.
Прямоугольный короб сельпо остался таким же, каким его запомнил Гордей, разве что некогда розовая краска выгорела до невнятно-белёсого. На крыльце толпились деревенские и крутилось несколько дворняжек, растерянно помахивающих лохматыми хвостами.
– Да говори ты толком, что стряслось! – в сердцах воскликнула дородная женщина, прижимая пухлые руки к груди.
Приблизившись, Гордей увидел, что люди сгрудились около мальчишки лет десяти, который кривился в плаче, заикался и пытался что-то рассказать.
– Товарищ участковый, без вас никак, – произнесла, громыхая пустыми бидонами, другая женщина.
– Всем сохранять спокойствие, – пропыхтел красный Блохин, ещё не пришедший в себя от полученной взбучки.
Толпа расступилась, пропуская участкового к мальчику. Тот притих, увидев милиционера, даже как-то выправился и утёр сопливый нос.
– Раз взбаламутил столько народу, рассказывай, в чём дело.
Блохин присел на корточки перед ребёнком, а Гордей остался чуть в стороне, под раскидистой сиренью: там стояли небольшие столики, где сельчане активно торговали излишками собственных урожаев, а в удачные лета – собранными грибами и ягодами.
– В овраге девчонка л-лежит, – отрапортовал мальчик. В наступившей тишине его заплаканный голос прозвучал неожиданно громко.
Спустя секунду толпа взорвалась криками. Мальчик снова заплакал, уткнувшись лицом в халат дородной тётки, а в ушах Гордея тонко и противно загудело отключающим мозг звоном.
– Пошли, покажешь, – сипло ответил Блохин.
4.
Женщины остались позади. За мальчишкой вышли Блохин, Гордей и двое местных мужчин: крепко сбитый дед с палкой из нетолстого ствола и долговязый мужик в кепке, надвинутой почти на самые глаза. Шли довольно долго, пока, наконец, мальчишка остановился у оврага и махнул рукой в сторону смятой крапивы.
– Там она.
Его голос дрогнул, и мальчик убежал обратно к женщинам.
Блохин с Гордеем пошли первыми. Гордей и так подозревал, что они не найдут там ничего хорошего, но не ожидал, что всё будет… так.
Едва расступились заросли крапивы, он узнал ситцевое платье в цветочек, неуместно ярким пятном выделяющееся на землистом дне оврага. Вернее, ярким оставались лишь некоторые фрагменты платья – те, которые не были залиты буро-бордовым. Заскорузлая от засохшей крови ткань расходилась лохмотьями, рыжие косы растрепались, собрав комья грязи и листья, а от горла до живота по телу тянулись длинные раны, наполненные чем-то чёрным, сгустчатым.
Блохин тихо выругался и, кажется, перекрестился. Перед глазами Гордея всё стало чернеть по краям, сжимаясь в одну точку, словно мир затягивало в воронку. Он сделал шаг назад, затем ещё один. Ноги подкосились, и Гордей опустился на землю. Сердце стучало часто и мелко, в голове громыхали два имени разом:
«Нина»…
«Света»…
– Всем назад! – прокричал Блохин голосом, вновь обрётшим твёрдость. – Расходитесь по домам!
***
Следователи из райцентра опросили большинство красиловцев, а дольше всех – Гордея. О планах скорее вернуться домой пришлось забыть. Всё Красилово гудело ульем – местами испуганно, местами истерично, а кое-где – с плохо скрываемым смакующим восторгом. До позднего вечера горели огни в окнах, до полуночи местные кучковались у порога магазина, поглядывая в сторону дома Светы, где стояли две милицейские машины и одна карета «Скорой».