– Ну, пусть бессловесные твари послужат на благо страны, – Джезайе было без разницы. – Лишь бы я получил свои денежки. Мы сговорились на восьмистах долларах?
– На пятистах двадцати, капитан.
– Я привез тебе отменного самца. Их вообще нигде не найдешь. Семьсот двадцать и ни долларом меньше. Я знаю, что за чешую ты выручишь в три раза больше. Не жадничай, а то будешь торговаться со Здоровяком.
Здоровяк Джон радостно выступил вперед в надежде подраться.
– Ладно-ладно, семьсот двадцать, – вскинул руки Зансон. – Все, что угодно, для таких приятных людей.
– Другое дело, – Джезайя протянул руку за конвертом с деньгами.
– Эй, капитан, – услышал он тихий мальчишеский голос. Элии уже девятнадцать, но выглядит он и говорит, точно девчонка. – Вы говорили, они как животные.
– Именно, мальчик, – Монро засунул деньги за пазуху. – Поэтому можешь их не жалеть. Они первые бы обглодали тебе лицо. Как попытались это сделать со стариной Моком.
– Смотрите, капитан, – юнга ткнул пальцем в одну из русалок у самых прутьев клетки. Глаза у нее были закрыты. Кажется, она потеряла сознание. Джезайя пригляделся и увидел на ней ожерелье. Жемчужный цветок, в каждом жемчуге дырочка, все сплетено ниточками из водорослей. Жемчуг мелкий, точно речной, походил на зернышки риса. Джезайя опешил.
– Не знал, что звери плетут себе побрякушки, – добродушно пробасил Здоровяк Джон.
Монро протянул руку, дернул, и ожерелье оказалось в его ладони. Русалка так и не очнулась. Жемчужинки поблескивали у него между пальцами.
– Они – звери, – мрачно добавил он, обводя взглядом команду. – Звери, за которых мы выручили немалый куш. Советую это запомнить. А теперь айда в «Треску», делить долю.
Слова были встречены радостным гулом и мычанием. Джезайя кивнул скупщику и вышел за порог. Рука в кармане все еще сжимала жемчужины, а в голове вертелась назойливая мысль, что дурак Джон прав – звери не плетут себе из жемчуга розы.
– Капитан, – прошептал Элия, когда они проходили вдоль каменистого берега.
– Что, мальчик?
– Там кто-то есть. Я слышал плеск. И… и видел тень.
Джезайя обернулся на шумные волны. Только туман, и ветер колышет его черные волосы, покрытые корочкой соли и стянутые в морскую косицу.
– Там ничего, Элия. Идем. У нас наконец-то есть деньги, чтобы напоить тебя и посмотреть, как ты держишься на ногах.
***
На следующее утро капитан проснулся с болью во всем теле. Четыре месяца на корабле, а как только добрался до нормальной постели, так хуже и не придумаешь. Во рту чувствовался неприятный вкус вчерашнего пиршества. Они таки вломились вчера в последнюю открытую таверну и заставили толстую сонную хозяйку вынести им все, что оставалось в печи. Благо вид денег ее впечатлил. Она вынесла им и холодного поросенка с печеными луковицами, и пива, и грога, немного мягкого сыра, и, за что Джезайя был благодарен Небесам – свежий хлеб. Наконец-то свежий хлеб после сотни дней черствых галет.
Сейчас вся команда дрыхла без задних ног, хотя был уже полдень и шум с кухни мог разбудить и глухого. Он толкнул носком сапога дверь в комнату команды. Мальчишку Элию согнали спать на пол возле двери, как собаку. Впрочем, он моряк, пусть привыкает и дальше. Из трех плаваний этой разношерстной команды Элия был только в последнем. И на русалок он смотрел с ужасом и восхищением, пока одна из них не оскалилась и не попыталась откусить ему ухо. Джезайя похлопал себя по карманам. Конверт с деньгами был при нем. Как капитану ему отошло чуть больше. Восемьдесят четыре доллара были у него на руках. Он наконец-то был на твердой земле. В окна светило такое редкое в Нантакете солнце – сегодня он может позволить себе расслабиться. Впервые за последние четыре месяца он распустил косицу и тщательно смыл соль и грязь с волос. Придал бородке опрятный вид и даже улыбнулся себе в зеркало. Бойня русалок – дело прибыльное. Через пару лет он сколотит состояние и, может, поедет в Нью-Йорк. Найдет себе жену из высшего общества. Эдакую дуру с красивыми глазками и при деньгах. По женщинам он соскучился.
Шляпу надевать он не стал, побродить по городу и размять ноги он сможет и без нее. Рука опустилась в карман и нащупала жемчужную побрякушку, которую снял с русалки. На солнце жемчуг переливался еще ярче, чем в свете фонаря. Сколько он выручит за нее? Долларов семь, может восемь, больно уж хороша работа. Неужто эти твари вправду разумны? Капитан Монро пожал плечами и ступил за порог. Где-то в городе была отличная лавочка, скупающая у дам и воров драгоценности.
Народ на улице толпился возле палаток со свежей рыбой, с горячими пирожками, с прочей ерундой, на которую даже Джезайя с удовольствием засматривался. Он купил себе у торговки пирог с капустой, новый носовой платок, даже отполировал себе туфли у мальчишки-чистильщика. Он чувствовал себя королем сегодня и хотел себе позволить им быть. Он скупал все, что видел, снова дорвавшись до денег. Через четверть часа он обнаружил, что приценивается к трубке из слоновой кости с посеребренными краями. Джезайя никогда не курил, но отчего-то ему казалось, что сейчас самое время попробовать. Он взял ее в рот и начал оценивающе оглядывать себя в соседней лавке с зеркалами. В отражении зеркала он заметил, что на него смотрят.
Он обернулся. За ним стояла молодая женщина в скромном платье серо-голубого цвета. В руке у нее была корзинка с ракушками. Заметив взгляд капитана, она опустила глаза. "Поздно, рыбонька", – подумал Джезайя. Он пятерней взъерошил себе волосы. Отсюда не очень-то просто разглядеть ее личико, но, кажется, девица и впрямь недурна. День начинался превосходно. Он чуть ли не мурлыкал, подходя поближе.
– Добрый день, – галантно шепнул он девице на ухо, заходя со спины. Он ожидал, что она вскрикнет. Уронит корзинку, он ей поможет, а там в переулке она и подарит ему поцелуй или два.
Девица медленно повернулась к нему, пристально заглянула в глаза, склонила голову на бок. С ее губ не слетело ни слова.
Улыбка Джезайи слегка прилипла к лицу.
– Я сказал добрый день, красавица.
Та лишь моргнула.
«Вот досада, видно дурочка городская, – капитан скривился. – Не повезло.»
– Ты что же, немая?
Девушка сделала над собой усилие и разлепила губы. Она говорила, да. Только рот ее двигался как-то чудно. Будто видела, как это делается и решила вдруг повторить. Голос у нее был недурной, только слов порой было не разобрать.
«Иностранка, – подумал Монро. – Что ж, немного экзотики не повредит.»
– С-сударь, – негромко промямлила девушка. – Сударь, добрый день. Что вам угодно, сударь?
– Мне угодно узнать, где ты раздобыла такие прелестные глазки. А заодно, почему на меня так ими смотрела. Я что же, приглянулся тебе?
Он надеялся, что она зальется краской, как все девчонки, начнет глупо хихикать, но она лишь заглянула ему в глаза. Они были зелеными, точно болото, и, как болото, затягивали. «За какой радостью я назвал их прелестными?» Но взгляда он не отвел.
– Может, назовешь мне хоть имя?
Девчонка вновь разлепила губы. Что у нее на них? Мед, жир, масло?
– Мое имя Этер.
– Этер, – повторил капитан. – Этер, Эстер, Эсфирь… "И не сказывала Эсфирь о народе своем", – пробормотал он что-то, что вроде бы слышал в другой жизни, в воскресной школе еще в детстве. – Ты мне точно ничего не расскажешь, безмолвная моя красота?
Она накрыла его руку своей ладонью. Джезайя почувствовал, что пронзило его точно холодом, а легкие наполнились солью и пеной. Ему показалось, что он не сможет больше сделать ни вздоха, что год назад откушенный палец будто снова терзали и грызли, сдирали мясо с кости.
Он вновь встретился с ее глазами и все исчезло.
Она больше не походила на городскую безумную.
Не походила и на потерянную иностранку, еще не знавшую верный язык. Солнце светило сквозь ее золотистые кудряшки, спутанные и непослушные. Глаза больше не казались болотом. Светло-зеленые, точно крохотный изумруд. Алый ротик изогнулся в прелестной улыбке. У Джезайи в миг перехватило дыхание. Ее крохотная ручка все еще лежала на его ладони.
– А как же вас зовут, господин мой хороший? – проворковала она и речь ее была плавнее и чище, чем речь королевы из Старого света.
Капитан сглотнул.
– Монро, – отозвался он. Треклятое горло, отчего он хрипит? – Джезайя Монро. Капитан.
– Ну что ж, капитан. Может, я и смогу уделить вам минутку. Потом.