– Нет-нет, это правда легко. Я скажу, что надо делать, сто раз видел, как мама шарлотку пекла! У меня даже яблоко есть – вот!
Под строгим руководством недостающего мне до пупка салаги, я вяло взбивал яйца с сахаром, досыпал туда муки, нарезал яблоко, втыкал дольки в тесто… В успех мне уже не верилось, и потому все делал механически, скорее для того, чтобы не разочаровывать пацана, отчего-то загоревшегося идеей.
– Вот! А теперь в духовку на сорок минут! Вы не бойтесь, я послежу, чтобы не сгорело. Я время засек! – он показал мне наручные часы, как доказательство, и я устало кивнул. Уселся на стул и уставился на кухонных рабочих.
Повара прыгали вокруг разделочных столов и плит, официанты носились туда-сюда с подносами. Маленькая кухонная жизнь кипела, похожая на один отдельно взятый мир со своими законами и правилами.
Может зря я это все затеял? Марго, небось, меня только как мебель воспринимает – шкаф, он и есть шкаф – а я тут из штанов выпрыгиваю. Никаких намеков она мне никогда не давала, и на что я только надеюсь?
– Смотрите, что мне подарили!
– Опять? Это который у тебя уже? Солить ты их будешь, что ли?
– Не ваше дело!
– Ох, Танька, всю честь на цацки променяла, клейма ведь ставить негде…
– Завидуйте молча! Последняя модель, между прочим, – хвастающаяся новым телефоном официантка бережно убрала свое сокровище в карман фартука и деловито поправила прическу. – Вы пока тут на кухне локтями толкаетесь, я на подарках от благодарных клиентов годовую зарплату за неделю сделаю, так-то! О, Ритка, пошли познакомлю с правильными клиентами, может и тебе обломится! А если постараешься, то и чего покруче отхватишь.
С этими словами она схватила под локоть только что вошедшую Маргариту – мою Королеву Марго! – и выпорхнула из кухни, уводя ее за собой. Первым моим порывом было догнать их обеих и… ну не дать Таньке по шее, конечно, хотя она того и заслуживала, а просто отцепить ее хваткие ручонки от моей Королевы, и вообще запретить к ней приближаться всяким там этим… с пониженной социальной ответственностью! Но я остался сидеть на месте.
И зачем я своей Королеве сдался? В зале такие клиенты, что у них счет за один вечер больше, чем этот телефон стоит. Она если захочет, ее этими телефонами завалят по самое не хочу! Я только зря теряю время. Спортсмен и отличник… КМС по лыжам, между прочим! А трачу жизнь на бесперспективную работу вышибалы, когда меня давно уже тренером в спортивную школу зовут. И что я здесь делаю?
– Похоже, чуда сегодня не случится, – уныло пробормотал я себе под нос.
– Чудес не бывает, – подтвердил пацан.
Я, совсем забыв о его существовании, встрепенулся и посмотрел на него.
– Как это – не бывает? А Дед Мороз?
– Такой большой – и в Деда Мороза верите!
– А ты не веришь…
– Нет, конечно.
– А вон видишь, кто это по твоему идет? – ткнул я пальцем в окно, где, придерживая красную шубу за полы, пробегал Дед Мороз с мешком за плечами.
– Чей-то папа, – открыл он мне глаза на истину и глубоко, совсем не по-детски вздохнул.
– Разве плохо, когда твой папа – Дед Мороз?
– Не знаю, у меня его нет.
Я снова посмотрел на него. Пацан говорил спокойно, привычно, как о какой-то вполне нормальной, обыденной вещи, которая давно уже никак его не задевает. И почему-то в этот момент он стал казаться мне очень взрослым, куда взрослее, чем я сам.
– Мама говорила, что он работал в очень секретной спецслужбе и погиб на задании, но я знаю, что он много пил и умер от этого. Мне соседка сказала.
– Добрая тетя, – буркнул я. – Тебя хоть как звать, умник?
– Новоселов Никита Геннадьевич, – солидно представился он, и даже как-то приосанился.
– Вот что, Никита Геннадьевич, ты всяким там соседским тетям верь меньше. Маму слушать надо!
– Угу, – шмыгнул он носом.
– Ну, бывай, мужик, – я по-взрослому пожал ему руку и поплелся на выход.
На улице все также трещал мороз. Я вдохнул полной грудью ледяной воздух, остро почувствовав, что Семеныч хоть и вне пределов видимости, но все еще где-то рядом, и поежился. Телефон в кармане настойчиво завибрировал.
– Э-э-э, брат, я одной ногой у тебя уже стою. Сэкунда осталась, моргнуть нэ успеешь, и тэлэфон в руках, дэвушка в ногах, как барин будэш! Все абзавидуются!
– Я не буду брать, Давид.
– Как – нэт? – оторопел он, от шока став очень кратким.
– Так – нэт, – подтвердил я. – Долго ты ехал, брат.
– Э, слющай, ну зачэм так сразу рубишь, да? Будэт тебе тэлэфон по старой цене. Сразу бы сказал, Давид для лучшего друга ничего не пожалеет! Такой цена вигодный, ни один магазин не предложит! Только для тебя – спэцпреложение!
– Нет, Давид. Надобность отпала, загонишь кому-нибудь другому, – отрезал я и выключил телефон.
Снежок все-таки посыпался с неба поуверенней. Может еще потеплеет? Я побрел по улице, нахохлившись и засунув руки в карманы. У «Детского мира» уже не дежурила пацанва, но мой взгляд сам по себе приклеился к витрине, где все еще сверкала боками мальчишеская мечта. На этот раз заботливый продавец не выбежал ко мне наружу. Я сам зашел внутрь.
– Здравствуйте. Я хочу купить эту машину.
– Как, детьми уже обзавестись успели? – ехидно поинтересовался все тот же продавец.
– Ага, и денег внезапно накопил. Мне еще нужна открытка!
Продавец прилежно преподнес мне открытку и даже милостиво одолжил ручку. На обратной стороне, стараясь ровно выводить буквы замерзшими руками, я написал:
«Новоселову Никите Геннадьевичу от сотрудников очень секретной спецслужбы». Пусть хоть у кого-то будет чудо.
Вернув ручку продавцу и схватив коробку, я помчался обратно в бар, боясь, что мама с сыном уйдут раньше. Но пацан все также сидел на стуле в углу и болтал ногами. Заглянув на кухню, заходить я не стал, а только поманил пальцем паренька-разнорабочего.
– Эй, а ну поди сюда! Метнись-ка в посудомойный, позови мне там… э-э-э… женщина одна работает.
– Их там трое. Кого позвать?
Я немного растерялся, ведь имени я не знал.
– Новоселову, наверное… Есть такая?
– А-а-а, Никиткина мама что ли?
– Да-да! Зови, быстро!
Женщина пришла через пару минут, удивленная тем, что ее кто-то ищет за пределами кухни.
– Я всю посуду сама лично проверяю перед подачей, все было чисто, – почему-то начала оправдываться она прежде, чем я успел ей что-то сказать.
– Нет, я не… Тут посылка для Никиты, просили передать.
– Кто? – ошарашено произнесла она и даже попятилась, словно боялась, что я впихну ей в руки бомбу. – Вы ошиблись, это не мне.
И ведь не возьмет, если скажу!
– Да это… госпрограмма какая-то, новогодняя, по поддержке неполных семей, – вдохновенно соврал я, да так уверенно, что грех было усомниться! – Новоселову Никите. Курьер принес.
– Да, я что-то слышала такое, – растерянно произнесла она. – Только… неожиданно как-то. Мне никто ничего не сообщал, что мы в госпрограмму попали. А вы точно не ошиблись?
– Не ошибся! Ну вы будете брать или нет? Мне тут не резон всю ночь с вами торчать, – нетерпеливо сказал я и снова протянул ей коробку, стараясь скрыть за грубостью свою неведомо откуда взявшуюся сентиментальность.
– Да-да, извините, – засуетилась женщина.
– Хотя, подождите, – хлопнул я себя по лбу. – Надо же, чтоб Дед Мороз… Я сейчас!
В зал бежать не пришлось. Аниматора в костюме Деда Мороза я перехватил у туалета.
– Извините, вы не могли бы мне помочь? Нужно вручить одному мальчику подарок…
– Да вы в своем уме? – возмутился Дед. – Знаете, сколько меня таких мальчиков и девочек сейчас в зале ждет?! Некогда мне заниматься всякой ерундой…
– Сейчас врежу!
– Ну так бы сразу и сказали, что срочно надо! К чему эта агрессия? – сразу подобрался аниматор и деловито поправил ватную бороду. – Ну-с, где клиент?
– На кухне сидит. Мальчик Никита. Подарить надо вот эту машину!
– Ого! Такую и у Кремля не стыдно припарковать.
Заходить к Никите вслед за его мамой и Дедом Морозом я не стал, только постоял в коридоре, дождавшись восторженного мальчишеского возгласа. Улыбнулся и вышел на улицу, теперь уже с твердым намерением добраться до дома и переосмыслить свою жизнь. Ах да, у меня же пирог там печется! Хотя ну его! Очередная дрянь наверное вышла. Надеюсь, кто-нибудь вытащит его из духовки и пожара не случится.
Вокруг, несмотря на ночь, все еще царила праздничная суета. Новогодняя неоновая реклама лезла на глаза. Где-то недалеко раздавались звуки фейерверков. Я шел по улице, и на душе у меня было радостно и тоскливо одновременно.