Егор ФоминПравда выбора
Автор рекомендует,
насколько это покажется возможным,
не уделять сноскам сразу большого внимания,
а попытаться прочитать текст
лишь по необходимости обращаясь к пояснениям.
Правда выбора
В Енисейске Игнат Олонец пошел сразу на двор маковского приказчика Похабова. Того не было дома, и дворовые холопы велели зайти много позже. Однако Игнат сел тут же, на завалинке у дворовых ворот и недвижно стал ждать.
Ждать пришлось долговесь день сын боярский Иван Похабов провел у воеводы. На свой двор он шел важный и довольный, хотя воевода и не усадил его к вечерней трапезе, но все ж уважил дельным разговором. Все шло к тому, что положение Ивана Ивановича снова должно было круто поменяться. Он и сейчас уже в крытом узорчатой камкой кафтане, в парчовом колпаке, с шитым серебром поясом смотрелся настоящим боярином. А в мыслях видел себя уже воеводой, царским стольником, не меньше.
Игната у ворот он даже и не заметил сразу. Пропахший топью и прелой ровдугой, в испачканных болотом чулках-ноговицах и чирках, в платке, завязанном под подбородком на остяцкий обычай, проситель показался приказчику приблудным инородцем. Даже распахнутая сермяга казалась похожей на халат-котлям, а не на русское платье.
Увидев, что приказчик сейчас пройдет в ворота, Игнат вскочил и торопливо шагнул наперерез, срывая платок, чтобы обнажить голову.
Здрав будь, сын боярский Иван Иванович! глухо выдохнул он, кланяясь в пояс.
Оружный холоп, сопровождавший Похабова, дернулся, схватился за саблю, выдвинулся вперед, готовый закрыть хозяина от опасности. Однако приказчик ткнул его рукоятью плети в плечо, давая знак отойти. Плетиво он держал подобранным в кулак к черенку, но все же плеть не была уже на обыкновенном месте за поясом, а значит и сам Похабов был готов к неожиданности.
Прими челобитную от сироты государевой, Игнашки Олонца сына Степанова! продолжил Игнат так тяжело, как будто до того не говорил верных полгода.
Похабов остановился, с удивлением оглядел просителя с головы до ног.
Игнашка Олонец Ты что ли тот крещеный, что на дочери остяцкого князца женат, добывает соболя, да не в наживу, а вместо ясака за инородцев отдаешь?
Игнат кивнул:
Божьей помощью.
Дурная голова! хмыкнул Похабов, отмахнулся плетью и двинулся вперед, в ворота, Зайди завтра.
Государево слово и дело! выпалил тут же Игнат и так поспешно, что голос прорезался и прозвучал густо и звонко.
Что за погибель? удивился приказчик и остановился, ты чьих будешь?
Гулящий человек
Стало, не служилый? Как смеешь тогда государевы речи говорить, псина? возмутился Похабов и даже выпустил плетиво из кулака, готовый хлестнуть негодяя.
Гришка Зоб, Маковской слободы староста, перебил ясачных остяков Ямышской волости вместе с князцом, и взял себе государева ясака соболя! зло ответил Игнат, глядя прямо в лицо Похабову.
Приказчик сжал губы, желваки на скулах заходили так, что это было видно сквозь густую бороду. Кулак с плетью напрягся, задрожал. Игнат, однако, не продолжал.
Поносные слова на большого человека говоришь! требовательно сказал приказчик. Сам видел?
Игнат качнул головой. Пояснил:
Верные следы были. Самого Зоба отпечаток сапога с приметными гвоздиками. Да в лесу бумажка от табаку, который его человек, Василь Черкас выпил.
Приказчик поморщился, Игнат спохватился, зашарил на поясе, не сразу смог отвязать кошель.
Что ж тут верного, коли сам не видел? Может тунгусы набежали, или татары? все пытался отговориться сын боярский.
Игнат наконец вытряс из кошеля бумажку, протянул ее приказчику. Похабов поднял удивленно бровь:
Не гневи, смерд!
Клочок бумажки его не убедил.
Пытай меня! почти выкрикнул Игнат, а потом бросился к завалинке, начал развязывать тючок поняги. Остяки на котце стояли, я на озера по дичь ходил. Вернулсячумы пожжены, люди побиты. Под чумом жена моя, дети малые, одно костье осталось!
Жена? проговорил Похабов, инородка? Так чего блажишь? Поди новую купи! Казачков в поход отправилось сколько, жен осталосьна базар не ходи!
Игнат выпрямился, изменился в лице:
Крещеная, венчаная! Детирусские! Побойся бога!
Понял, что слишком гордо бросил слова в лицо приказчику. Выхватил из поняги двух копченых уток, протянул их в руки Похабову:
Прими в почесть!
Тот скривился:
Что в почесть сыну боярскому суешь? Уток? Срамота! потеряв желание продолжать разговор, Похабов двинулся в ворота, Верно было, татары налетели.
Олонец мое прозвище, еще прозваниеОслоп, сказал Игнат и замер.
Похабов сам остановился.
Что-то слышал приказчик об Игнате Ослопе от старых казаков. Будто ходил охочим человеком со служилыми, на Лену, на Колыму, отличался и в боях, и в жестокостях.
Никогда не просил ничего за добытый в казну ясак, ни жалования не искал, ни подарков! с бессильной обидой проговорил Игнат, хоть свое соблюди, ты ж приказчик Маковского! Дай правежа Зобу!
Что?! рассердился Похабов и махнул плетью, ты кого винить?.. кого?.. Сам от государевой службы, повинностей бегал, в охочих отсиживался, и тем взялся попрекать?!
Лет десять назад было то, о чем говорили про Ослопа. Того лиходея Похабов, пожалуй, и к себе бы взял. А этот жалкий человек с острым черным лицом, в инородческом платье ничего уже не стоил, только раздражал зря и назойливо добивался сыска, которого приказчик хотел избежать.
Игнат поднял подбородок, ноги его подломились, и он упал на колени, весь прямой как палка, с лицом, дрожащим от горя и обиды. Утки в безвольных руках ткнулись в пыль.
Похабов снова поморщился:
Как ты сказал, так татары делают. Не иначе они налетели. По ним сыск проведут. На Зоба ябеды не говори, он пошел в ворота, услужливо распахнутые дворней, которая с изумлением уже смотрела на Игната и ждала, чем все закончится. В створе ворот обернулся, смягчился, Новый закон теперь. Приведешь сюда ко мне Зоба, да послухов какие под присягой твои слова покажут, будет тебе правеж.
Похабов бросил еще один суровый взгляд на просителя и поднял зажатую в кулаке плеть:
Но извет на меня сочинишь, руку отрублю, кнутом до смерти забью!
Ворота захлопнулись. Игнат остался перед ними на коленях, безвольно опустив руки, и едва шевеля губами:
Христом богом молю, Христом богом
В четыре дня дошел? На волок, да потом еще волоком? Фрол Семенов, подьячий съезжей избы Енисейска, поставил на стол миски и кружки.
Был он высокий, слегка сутулый, но крепкий, как большинство сибирских служилых. Возрастом лет на десять моложе Игната, однако бороду уже имел с легкой проседью. Потрепанный и вытертый стрелецкий кафтан он старался носить с некоторой лихостью. Да и во взгляде было что-то шальное, что выделяло подьячего среди обычных чернильных крючков. Приняв Игната в съезжей избе, он не чинясь зазвал его на свой двор, повечерять и остановиться до утра. Грязная одежда и запах просителя нисколько не смущали. В его холостяцкой избе было не особенно чисто.
Только шел, не ночевал вовсе? Фрол добавил на стол вчерашнюю лепешку и кувшин кваса, с основательностью утвердил в середке поднесенную Игнатом копченую утку.
Игнат только неопределенно мотнул головой, грузно сидя на лавке за столом.
Вот тебяхмыкнул Фрол, но осекся под взглядом гостя, да, верно
Подьячий снял с пояса нож, надрезал и разломил птицу пополам:
Когда ж успел закоптить дичь-то?
Пока побитых хоронил, тяжело пошевелился Игнат.
На погребальном костре коптил? ахнул Фрол и отпрянул от утки.
Остяков в земле сложил, их обычаем. Не жег, покачал головой Игнат, на костер рябины срезал. Все одно кругом ходил, следы смотрел.