пистолет Ле Пажа;
пороховница, шомпол, клещи для литья пуль, свинцовый брусок и кремень;
«маленький дамский вестник» (обронённый Марией не то в Тамани, не то в Кефе, в общемромантическая вещь);
клетчатые брюки;
полосатые брюки;
серые брюки;
чернично-синие брюки;
и гора остальных вещей, не уместившихся на полу и сваленных у ног Никиты, бесстрастно глядящего на привычный гардероб своего сюзерена.
Н-да, Юшневский, надев пенсне, погрузился в изучение найденных Басаргиным бумаг. Оказывать содействие за подписью Нессельроде. А это ещё что?
Поэма, сказал Француз.
Блокнота нет, Басаргин щупал опухшую бровь.
Его и не могло быть, Пушкин раздражённо отодвинул вездесущую Муську, стремящуюся захватить его колени. Всё, что было, я сжёг незадолго до отъезда из Каменки. Говорю же вам: я мечтаю видеть республику! Я хочу быть с вами, господа, и верю: выбудущее, которое одно только и может быть у России.
«А ведь я не лгу, понял он вдруг. Не притворяюсь, не пытаюсь блюсти конспирацию. Агент, вступивший в тайное общество, чтобы найти Зюдена, сделался убеждённым революционером. Нессельроде разорвало бы на куски, узнай он Но странно, ведь сейчас я думаю об этих людях, как о находящихся где-то по ту сторону, не до конца близких мне. Ужели я так легко теряю увлечение, стоит возникнуть первому противоречию между нами?»
Пушкин вдохнул и собрался продолжить о том, как он любит конституцию, но Киселёв, хлопнув по коленям, поднялся со словами:
Вот, господа, и вся молодёжь.
Соглашусь, кивнул Василий Львович. Пушкин, вы та ещё зараза, но я лично вам верю, ну.
Басаргин с Краснокутским одновременно отвернулись и сдавленно захрюкали.
Не смешно, укоризненно сказал Волконский. Алексей Петрович, пожалуйста
Юшневский наклонился к Александру и шепнул:
Киселёв не посвящён в наши дела. Не был, до вашей речи. Но я начинаю верить, что вы не шпион. Господа, продолжил он уже в голос, С вашего позволения. Василий, Сергей, отойдёмте обсудить. Пушкин, подождите нас в курильне.
Начальник штаба иронически глядел на Волконского. У него был с Волконским давний спор о гипотетической возможности военного переворота. Сергей Григорьевич, не признаваясь в существовании тогда ещё «Союза Благоденствия», всячески пытался склонить Киселёва к необходимости создания подобного клуба. Киселёв на это отвечал: «Пусть там будете вы и ваши разумные друзья, но скоро набегут молодые либералы и не оставят ничего от вашей тайны».
С Пушкиным Киселёв познакомился когда-то в Петербурге, у Карамзиных, и быстро отнёс Александра к разряду таких вот молодых либералов, что на языке мудрого и осторожного Киселёва означало попросту «болтун». Пушкин же поставил Павлу Дмитриевичу Киселёву ещё менее приятный диагноз: «придворный». Это, впрочем, не мешало им оставаться в хороших отношениях.
Чувствуя себя частью бездарно поставленного водевиля, Пушкин сгрёб в охапку Муську и удалился.
Через пятнадцать минут вернулся Юшневский.
Кем бы вы ни были, Алексей Петрович вновь прошёлся по углам, зажигая успевшие погаснуть лампадки, при вас нет ничего, за что бы можно было зацепиться. Включая рассудительность.
А как вы объясняли обыск Киселёву? Je me demandais juste
Я же сотрудник Коллегии. Объяснил, что вы прячете документы государственной важности. Киселёв, кстати, вас любит и мне не поверил. А мы, наконец, решили, как с вами поступить.
Весь внимание.
Вам хотели поручить слежку за Инзовым, (Что ж всем так нужен бедный Инзов?) Не скрою, как человек, близкий к нему, вы были бы нам полезны, Юшневский снял пенсне и опустил веки. Когда Александр, решив, что генерал уснул, приготовился кинуть в него Муську, Юшневский выпрямился на стуле и открыл глаза. Вы убьёте Инзова.
Лучше казните меня здесь, генерал. Я не стану убивать никого, пока не получу доказательств, что это необходимо.
Вы получите моё слово. И ничего более. Если вы верите в Южное общество и республику, то вам не нужно доказывать, что мы не станем лишать жизни случайных невинных людей. Инзов представляет организацию, о коей я вам говорить не буду, но верьте мне, Француз, если восстание пройдёт успешно, царь будет убит, дворец захвачен, но Инзов останется живвсё, что мы сделали, пропадёт напрасно.
На третий день тучи разошлись, и над городом развернулась бездонная, торжественная синева. Глядя в неё такими же синими глазами, полулёжа в санях, Пушкин выехал из Тульчина в Каменку с выражением бездумной радости на лицебудто не было ни Зюдена, ни революционного заговора, ни приказа убить Инзова, ни тягучей, тоскливой песни Никиты:
Ты детинушка-сироти-инушка, бесприютная ты голо-овушка-а Без отца ты взрос ты, без матери-и, на чужой, дальней на сторонушке
В Каменке Александр застал только хозяйку поместья и Аглаю с дочерьми. От них узнал, что Раевские из Киева решили не возвращаться к Давыдовым, а направились по прихоти Софьи Алексеевны в Одессу.
Так и вышло, что 1 марта 1821 года в Одессе Пушкин болтался в руках Александра Николаевича и вздрагивал при каждом слове:
Кем! Нужно! Быть! гремел в ушах голос Раевского. Чтобы! Отдать! Шифровальный! Блокнот! Моей! Сестре!!!
Она бы всё равно не разобрала выдавил Пушкин и почувствовал, что твердь снова исчезает из-под ног.
Шифровальный! Блокнот! Самую! Ценную! Вещь!!! Подарил! Моей! Семнадцатилетней! Сестре!!!
Дал почитать, Пушкин перестал сопротивляться. Это было самое надёжное
Отдать Елене шифровальный блокнот!!! Раевский швырнул Француза на лавку. А письма Нессельроде ты кому подарил?! Маше? Кате?! Или кто у тебя ещё заслуживает сувенир?!
Дай блокнот.
Вот он! Раевский обрушил на лавку возле Француза коричневую книжицу.
И нож.
Пушкин, что ты задумал?!
Parbleue, ладно, я так, Александр вцепился зубами в угол обложки и рванул. Держи, отплёвываясь, он вытащил из-под кожи, покрывающей переплёт, сложенные листы.
Это что?
То, о чём ты подумал.
Ты что же, Раевский протёр очки и взял письма, ты
Знал, Пушкин поправлял на шее смятый платок. Уже довольно давно. Понимаешь, меня смущал один момент: почему мы с тобой первые, кто нашёл связь между «Союзом Благоденствия» и Этерией? Да, нам помог Зюден и его «поднимать наших». Но здесь, на юге, прорва других агентов, и хоть один из них должен был заметить, что греки сотрудничают с русским тайным обществом. Тогда я подумал: первое! Я агент Коллегии и вижу вот это, что я сказал. Второе! Почему-то я никому об этом не докладываю. Почему? А? А?! А?! Пушкин заглядывал Александру Николаевичу в глаза, едва не тычась в них носом. Да потому что я самчлен общества! Ай да Юшневский, ай да ёшкин х!
Да, да, хорошо, не плюйся, Раевский усадил Француза на место и вытер лицо. То есть ты ехал в Тульчин, зная, что тебя встретит агент-предатель?
Пушкин слегка поклонился.
Убью, пообещал Раевский. К чёртовой матери. Почему ты мне не сказал?
Из вредности. К тому же, у тебя на всё один ответарестовать. А у нас к Зюдену добавилась тайна Инзова. И я всерьёз намерен разузнать, как старикан сделался врагом Южного общества. Под следствием тебе такого не скажут, я полагаю. Так что арестовывать по-прежнему рано, по крайней мере, пока не разгадаем тайны.
Забирай свой блокнот и письма и катись в Кишинёв, устало сказал Раевский. И если ещё раз узнаю, что ты утаиваешь сведения, он вдруг замер, с ужасом глядя куда-то в сторону. Всё, прошептал Раевский. Довел ты меня. Я тронулся умом.
М-м? Пушкин завертел головой, пытаясь найти предмет, сумевший привести А.Р. в столь несвойственное ему состояние, и увидел, что из коробки для шляп, стоящей у лавки, вылезает маленький рыжий бес. А, Француз взял котёнка и сунул Раевскому под нос. Это Овидий.
Кто?! Раевский отодвинулся.
Овидий, торжественно повторил Пушкин, опуская котёнка рядом с Александром Николаевичем. (Раевский встал и отошёл). Муськин сын.
Глава 2
Война глазами кишинёвцевпереездсудьба Инзова решенаоперация «Клеопатра»
У сердца нежного змею отогревали