Да не за что, товарищ старший лейтенант. Все наши верят, что вы и Фёдор Тимофеевич невиновны. Есть несколько подхалимов зиминских, которые ему в рот заглядывают, так тех мы в наши дела не посвящаем. Наши написали письмо в Управление в Уфу, чтобы разобрались в вашем деле по справедливости. Все подписались, никто не отказался. На днях туда верный человек поедет, вот с ним и передадим, чтобы на почте не перехватили.
А что с Татьяной? Где она? судьба сестры волновала Николая больше чем своя.
Мы её пока у моей родственницы, Алии Гарифуллиной спрятали. Там пятеро дочерей, так что и не заметно, что одна прибавилась. Зимин приказал её разыскать и к нему доставить. Ну мы и ищем. Ищем, ищем, да всё найти не можем. Видимо так и не найдём, Ринат чуть слышно засмеялся, Ваша сестра ещё велела передать, что часы, вы знаете какие, в надёжном месте. Сказала, что без этого вы мне не поверите. И ещё; как ваш гость очнётся, то пусть и дальше лежит и виду не подаёт, что в себя пришёл. Зимин его насмерть забьёт. Документы на вас он никакие не оформлял, так что вас, вроде как, тут и нет, на свободе вы и никто вас не арестовывал. А сейчас держите пайку и кушайте. Здесь на троих вам щец наваристый и каша.
Ты б, мил человек, табачку принёс, взмолился Фёдор, который страдал без курева.
Нельзя, Фёдор Тимофеевич, проникновенно сказал Ринат, Не дай Аллах этот шайтан Зимин унюхает запах табака и всем тогда плохо будет. Всё дело можем загубить.
Эх, горестно вздохнул Фёдор, ладно уж, потерплю.
В узелке оказался большой пирог с рыбой и круг жареной колбасы. Ничего вкуснее в своей жизни я не ел. После сытного обеда я почувствовал прилив сил. Молодой организм восстанавливался быстро.
Моё истинное состояние удалось продержать в тайне ещё пять дней. Все эти дни Фёдора и Николая выводили на допросы и пару раз даже ночью. После них они возвращались в камеру с кровопотёками на лице, чуть держась на ногах. Особенно тяжело было Фёдору, который без своего костыля и так передвигался с трудом. И вот, по прошествии пяти дней с того момента, как я пришёл в сознание, настала и моя очередь. Кто и когда нас сдал, мы так и не узнали. Просто утром за мной пришли аж трое надзирателей, приказали завести руки за спину и повели наверх в один из кабинетов.
За столом, по барски откинувшись на спинку стула, сидел сам Зимин.
Что, падаль, допрыгался? он аж потёр ладони, от предвкушения мести, теперь пожалеешь, что на свет появился.
Прилетевший откуда-то сбоку удар в корпус я едва не пропустил, в последний момент чуть уклонившись. Но всё равно припечатали мне не слабо и я сложился пополам, рухнув на колени. Через мгновение перед глазами появились носки до зеркального блеска начищенных сапог. Зимин наклонился и за волосы повернул мою голову лицом к себе.
Ты, сука, сапоги мои вылизывать будешь, умоляя о пощаде. Ты у меня подпишешь всё, что я тебе велю. Ты, гнида, сознаешься, что являешься агентом японской разведки и готовишь со своими подельничками покушение на товарища Сталина, он резким движением оттолкнул меня, Сейчас тебя обработают как следует, а потом ты будешь как шёлковый.
Торжество просто переполняло его. Я чуть слышно, дыхалку всё-таки сбили, просипел в ответ.
Что ты сказал? Зимин вновь наклонился надо мной, всё ещё стоящим на коленях, Уже готов сотрудничать?
А вот хрен тебя, сволочь! я резким движением боднул головой его прямо в лицо и с удовлетворением услышал треск ломающегося носа. Зимин отпрянул и заверещал как свинья на убое, ладонями схватившись за своё лицо. Сквозь пальцы обильно брызнула кровь. Всё произошло настолько быстро, что трое его подручных не успели среагировать. Я, тем временем, перекатился вбок и встретил первого пришедшего в себя конвоира прямым в челюсть. Странно, но руки мне не связали. Конвоир опрокинулся на спину, а на меня бросились двое его коллег. Хотя со времён моей службы в армии прошло уже три десятка лет, вбитые тогда навыки по рукопашному бою вспомнились сами собой. Одного резко бью ногой в пах, а другого перехватываю за руку и бросаю через себя. Краем глаза вижу, как Зимин лапает кобуру, пытаясь достать оружие. А вот этого мне точно не надо. Подскакиваю к НКВДешнику и что есть силы бью его в поддых и тут же, подпрыгнув, ногой снизу в челюсть. Всё, этот готов. На шум в кабинет ворвались ещё двое конвоиров. Вот тут мне пришлось тяжко. Впятером они начали буквально месить меня в углу. Я сколько мог отбивался от них, благо какая-то накатившая весёлая злость позволила держаться на ногах, но силы в любом случае были не равны. Насколько можно закрылся руками, принимая удары со всех сторон. В конце концов удар по голове погасил моё сознание. Последней мыслью было, что я в этом времени только и делаю, что получаю по голове да нахожусь в беспамятстве.
Голову мотает из стороны в сторону, а тело пронзает боль на каждой кочке. Это первое, что я почувствовал в очередной раз придя в сознание. Попытался открыть глаза и не смог. По ощущениям вместо лица у меня какой-то ватный комок, который, при этом даёт о себе знать горячей пульсацией. Попробовал приподняться на локтях и застонал от пронзившей всё тело болью.
Тихо-тихо! Лежи не вставай, вместе с голосом Фёдора смог, как сквозь подушку, расслышать завывающий звук мотора. Похоже куда-то нас везли. В этот миг из ушей словно вынули пробки и звуки обрели яркость.
Где мы? Куда нас везут? чуть слышно хрипя спросил я.
Кончать нас везут, без какой-либо обречённости, спокойно ответил Фёдор.
Не разговаривать, контры! тут же раздался окрик.
А то что, до места не довезёшь и тут пристрелишь? усмехнулся Фёдор.
Чёрновку проехали, это уже Николай. А голос, хоть и не испуганный, но с какой-то грустью, Похоже за Ахмерово везут к ямам, где древесный уголь жгут. А дорожка то для вас привычная, Никитин.
Привычная, привычная. Много такой контры как вы в расход пустили, что и косточек не осталось, даже с некоторой гордостью в голосе сказал, по видимому, конвоир.
Гад ты, Никитин и преступник. Тебя судить надо.
Не ты, бывший старший лейтенант, судить будешь. А за гада ты мне там, у ямы, ещё ответишь. Здесь бы тебя порешить, да кузов мыть не охото.
В кузове воцарилась тишина, прерываемая подвыванием мотора полуторки. Вскоре машина остановилась и меня грубо выволокли из кузова. Только сейчас я понял, что руки и ноги у меня связаны. А то не мог понять, почему я их не чувствую. Туго затянули, гады, так и кровоток нарушить можно. Хотя похоже совсем скоро всему моему организму и так резко поплохеет. Жаль глаза открыть не могу. Хоть разок бы ещё взглянуть на свет божий.
Ну что, куда их? Как в прошлый раз или к другой яме оттащим?
Да надо больно тащить их ещё. Здесь кончаем, да сбросим. А завтра сюда лесины привезут и завалят. Надо будет только их потом завалить дровами, чтоб не увидел никто. Я Фаритку предупредил, чтоб не любопытствовал, да ему и не впервой. Сделает со своими углежогами всё в лучшем виде, невидимый мне Никитин говорил это всё с таким деловым тоном, словно обсуждал не то, как будет уничтожать наши трупы, а какую-то несущественную мелочь.
Ну что, контры, молитесь. Эх, жаль товарищ Зимин приказал всё сделать быстро, а то бы смертушка для вас как награда была, сожаление так и сквозило в голосе палача.
Не успел ещё невидимый мне Никитин закончить фразу, как откуда-то сбоку раздалась команда.
Никитин, бросай оружие и без глупостей.
Гареев?! Ты?! У меня приказ товарища Зимина! Да он тебя в лагерную пыль сотрёт!
Откуда-то сбоку раздался выстрел и кто-то пронзительно завизжал.
Я сказал без глупостей. Твой Зимин через полчаса после вашего отъезда был арестован уфимскими товарищами как враг народа и троцкист. Так что бросайте оружие. У нас приказ в случае сопротивления открывать огонь на поражение.
Было слышно, как кто-то зло сплюнул и что-то тяжёлое упало на землю. Нас развязали. Стоило лишь только снять стянувшие руки и ноги верёвки, как я со стоном повалился на землю. Боль в затёкших конечностях была адская. Рядом точно так же стонали Фёдор и Николай. Нас напоили водой и помогли загрузиться обратно в кузов полуторки. Я наконец-то смог хотя бы ощупать своё лицо. Вернее то, что было лицом. Теперь это наощуп напоминало набитый ватой шар. Тем временем Гареев рассказывал Николаю о произошедших событиях.