Свой брошенный на землю автомат Клоцше поднять не успевал, но в расстегнутой кобуре он, на всякий случай, сохранил парабеллум с патроном, досланным в патронник и, соответственно конструкции, взведенным ударником. Прикрываясь стоявшим перед ним ефрейтором, обер-фельдфебель спокойно достал его, одновременно опуская большим пальцем флажок предохранителя, и выстрелил два раза в грудь очередному недоумку. Убедившись, что больше энтузиастов погибнуть с честью поблизости не наблюдается, Клоцше снова поставил пистолет на предохранитель и вложил обратно в кобуру, не застегивая.
На окраине деревни стрельба усилилась и внезапно стихла. Оттуда приветливо замахали руками солдаты в гимнастерках и галифе цвета хаки. Командир танкового экипажа, первым увидевший их в перископ, поначалу решил, что это бойцы из уцелевших подразделений разбитой стрелковой бригады, державшей оборону за деревней, пробившиеся к ним навстречу. Но присмотревшись, понял, что каски у них не красноармейские, не нового и даже не нескольких прошлых (вплоть до французской каски Адриана) образцов. «Голландки» это. А значит солдатырумыны, союзники. А если еще подумать (глядя на сапоги)спешенная конница. Румынская пехота, он помнил, обычно щеголяла в ботинках с холщовыми обмотками.
Все больше немцев, уразумев, что все бегущие по полю, как бы они не виляли из стороны в сторону, рискуют рано или поздно нарваться на пулю или быть намотанными на гусеницы, тоже останавливались и поднимали руки. Некоторые подтягивались к чинно капитулирующей группе обер-фельдфебеля. В беде человек чувствует себя хоть немного спокойнее, когда он не один. Постепенно смолкали выстрелы. Окруженные тремя грозными танками и редкими цепочками русской пехоты выжившие немцы, в конце концов, прекратили всякое сопротивление. До села живыми все равно не добежать, да и на окраине его появились то ли русские, то ли румыны; с танками не поспоришь, даже гусеницу им гранатой не разорвешьскорее сам кровавым фаршем по земле размажешься. Чего суетиться? И в плену, говорят, жить можно
Когда с подъехавшего сзади русского танка на землю соскочили в обе стороны автоматчики, перед ними спокойно стояла тесно сгрудившаяся понурая толпа солдат в чужих пропотелых и замызганных мундирах. Впереди немцев, подобрав брошенное вражеское оружие, со значимым видом прохаживались их бывшие пленники во все еще распоясанных красноармейских гимнастерках.
Командир гаубичной батареи капитан Долгарев, вышел навстречу пехотному лейтенанту офицер с не очень аккуратно забинтованной головой.
Лейтенант Зайцев, ответно козырнул десантник. Ну как, с жизнью попрощаться успели?
Было дело, кивнул Долгарев. И не раз за сегодня. Спасибо, славяне, что выручили.
Всегда, пожалуйста. Но, если бы не ваши бойцы, товарищ капитан, мы бы просто расхренячили всю эту улепетывающую колонну из пушек и пулеметов, а оставшихся, размазали бы по земле гусеницами. Поневоле, не подозревая этого, вместе с вами.
Мои бойцы? С вами мои бойцы?
Сзади бегут (Зайцев махнул за спину большим пальцем). За пылью пока не видно. Младший лейтенант ими командует. Фамилию не запомнил. На вашу похожа. И бугай сержант с медалью «За отвагу» ему помогает.
Доротов?
Во, во. Доротов. Очень переживал, чтобы вас немцы не пристрелили, да и мы не зацепили. А что тут у вас вообще произошло? Точно мы не разобрали. Немцы друг в дружку стреляли, что ли?
Стреляли, подтвердил комбат, повернувшись в сторону немцев. Если бы не вон тот фашист (показал рукой на обер-фельдфебеля), нас бы просто перебили, как и приказывал их офицер. А тот ганс нас почему-то спас. Даже два раза. Отдам ему должное. Сам пристрелил и своего офицера и еще парочку солдат.
О, как! удивился Зайцев. И среди немчуры, получается, встречаются нормальные люди. Может, он коммунист?
Красноармейцы-десантники сноровисто, как будто каждый день этим занимались, выстраивали пленных в два ряда, отводя подальше от брошенного оружия и амуниции; обыскивали карманы. Советские командиры подошли к заинтересовавшему их немцу.
Зи зин коммунист? спросил Долгарев, довольно сносно по школе и артиллерийскому училищу знавший немецкий язык.
Найн. Нет, ответил, слегка коверкая русский язык немец.
Рабочий? Арбайтен?
Нет, опять покачал головой и, подтянувшись, руки по швам, представился: Обер-фельдфебель Клоцше.
По-русски хорошо говорите?
Понимайт корошо. Говорьить пльохо.
Почему вы не дали нас расстрелять?
Чтобы панца не убифайт дойчланд зольдатн.
Ишь ты! хмыкнул Зайцев. Верно сообразил, хоть и фашист. Если бы вы пленных пострелялимы бы никого из вас в живых не оставили. Это точно. Всех бы к такой-то матери порешили.
Йя нет ест фашист, покачал головой Клоцше. Йа нет НСДАП. Йя ест обер-фельдфебель.
Ладно, ладно. Как в плен попадаете, так, небось, ни одного фашиста среди вас и не сыщешь (Клоцше, не споря, пожал плечами.)
Ладно, лейтенант, слегка осадил Зайцева Долгарев, фашистне фашист, но нас он действительно спас, чем бы при этом не руководствовался. И своих при этом, заметь, тоже действительно пострелял. Я ему, честно скажу, искренне благодарен. Если бы нас поубивали, а вы бы их потом за это в кровавый блин раскатали, нам бы на том свете легче, может, и было, но, думаю, не сильно.
И то так, согласился Зайцев.
Кстати, теперь припоминаю, продолжил Долгарев, наверное, именно он распорядился меня перевязать, когда они наш НП захватили. Осколок от гранаты я (он показал пальцем над ухом) сюда получилпотерял сознание. Очнулся, когда они мне наверху рану обрабатывали. Плеснули чем-то пекущимя даже взвыл. Потом забинтовали. А этот немец рядом стоял и смотрел.
Ты его перевязать распорядился? переспросил немца Зайцев.
Йя, кивнул немец.
Зачем? Тогда ведь еще наших танков не было. Чтобы допросить?
Йя с пленным нет фоефать. Когда ми фоефать в Польска меня перефьязайт рюсиш зольдат.
Ну, да. Тогда мы с вами навроде союзников были. Я тоже в Польше повоевал. А где тебя там ранило, что наши рядом были?
Йя сопровождайт драй, дфа, рюсиш панцаваген, броньефик, в Люблин. Ехайт обратнопОляк стреляйт, рюсишперефьязайт.
Подошли запыхавшиеся от быстрого бега по полю батарейцы и радостно набросились на своих спасенных товарищей во главе с раненным комбатом. Жали руки, хлопали по плечам и спинам, обнимались. Подошел и сержант Рязанцев, прислушался к разговору командиров с обер-фельдфебелем:
Погоди, так это ты, что ли, два наших броневика на мотоцикле в Люблин сопровождал? Лейтенант Иванов тогда ими командовал, уточнил Зайцев.
Йя, йя! довольно кивнул немец. Иваноф! ЛЁйтнант Иваноф. А пульемьетчик в броньефикОльег! Он меня фозить на мотоцикль после ранений.
О! подошел, услышав разговор, и Гороховский. Опять земля круглая? А сержант? Снова знакомого по Польше встретил? Теперь уже и среди немчуры?
Похоже, кивнул Рязанцев. Если я все правильно понял, он вместе с нашим Ивановым, с которым ты так тесно успел повоевать, в Люблин ездил, пакет возил. А теперь он, оказывается твоего комбата спас, да и других пленных. Даже своих для этого пострелял, чтобы не мешали. Тебе, наверное, за нашей пылью это было не видно, а я с брони хорошо рассмотрел.
Не видно, согласился Лева. Если такто молодец. Хоть и немец.
Кто молодец, подошел, выделяясь кожаным летным шлемом среди касок, Лебедев, придерживая за ремень, висевший за плечом трофейный карабин. Этот немец, что ли?
Этот, этот, подтвердил Гороховский. Кстати, сообразил он. Во сегодня у нас день встреч! Мы у самолета с тобой только поговорили о свадебном свидетеле твоих друзей на фотографии. Так этот паренек, Коля, и этот вот немец (показал пальцем) еще в Польше, оказывается, встречались. Представляешь? Им там даже в какой-то заварушке против поляков на одной стороне повоевать пришлось. Немец, говорит, едва выжил. До сих пор помнит, как наши его тогда перевязали и спасли. Кстати, Сергей, я, пока верхом на танке ехал, еще одного старого знакомого по Польше встретил. Знакомьсясержант Рязанцев. Тоже тогда с нами был. Так вот, он сказал, что этот твой рыжий приятель теперь уже мехвод на танке и сейчас где-то впереди со своим экипажем наступает. Они с нашими танкистами из одной бригады оказались.