Униженная, напуганная, она легла на жесткую, бугристую койку и задремала. Она была в середине кошмара, когда еще один яркий свет заставил ее открыть веки. Пара немецких солдат с легкостью стащили ее с койки. Теперь время для вопросов",весело сказал эсэсовец.
Они усадили ее и начали жарить на гриле. Вопросы были такими, каких она могла ожидать: о своем брате, о его отношениях с Ящерами, о Ящере, который пытался использовать ее, чтобы связаться с ним. Ее главный следователь ухмыльнулся ей. Твой драгоценный Пьер не очень обрадуется, когда услышит, что мы тебя схватили, не так ли?
я не знаю. Возможно, ему даже все равно, ответила она. Если немцы использовали ее в качестве рычага против ее брата, они могли быть разочарованы. Она даже не знала, что он жив, пока Дитер Кун не сказал ей, и молоко человеческой доброты иссякло в его жилах.
Но ее ответ был не тем, что хотел услышать немец. Лживая сука!прорычал он и ударил ее тыльной стороной ладони по лицу. С этого момента все быстро пошло под откос.
Она рассказала немцам все, что они спрашивали, все, что знала. Этого было недостаточно, чтобы удовлетворить их. Ничего, подумала она, не было бы достаточно, чтобы удовлетворить их. В какой-то момент она простонала: По крайней мере, позвольте мне позвонить в университет и сообщить им, что меня сегодня не будет. Что бы с ней ни случилось, онаи ее администраторысчитали занятия священными.
Ее следователь этого не сделал. Он снова ударил ее и больно сжал ее грудь через тонкий хлопок ночной рубашки. Я надеюсь, что они уволят тебя, шлюха, - сказал он со смехом. Тогда ты сможешь зарабатывать на жизнь трюками, как ты сделал с этим жидом Голдфарбом. В любом случае, кто навел его на тебя?
Я не знаю",ответила она. Он никогда мне не говорил. За это она получила еще одну пощечину.
Через какое-то бесконечное времядостаточно долгое, чтобы Моник описалась, потому что они заставили ее пройти через это унижение вместо того, чтобы сделать паузу достаточно долго, чтобы она могла воспользоваться туалетом, они отвели ее обратно в камеру, без еды, без воды, без чего-либо стоящего. Ей было все равно. Ей было уже все равно. Она легла и заснула, а может быть, потеряла сознание.
А потом, конечно, кто-то разбудил ее. Смутно, расплывчато она подняла глаза (один глаз был почти закрыт) и увидела стоящего над ней Дитера Куна. Приятного вечера, Моник",сказал эсэсовец с приятной улыбкой. Не могли бы вы поужинать со мной завтра вечером?
Она знала, что хотела ему сказать. Она почти сделала это. Но теперь она также знала, что может случиться с любым, кто сделает немцев несчастными. Раньше она думала, что знает, но теперь поняла разницу между академическими знаниями и личным опытом. Хотя она ненавидела себя, с ее разбитых, сухих губ сорвалось одно хриплое слово: Да.
Капитан группы Бертон Пастон, командир радиолокационной станции Королевских ВВС на окраине Белфаста, перевел взгляд с бумаг на своем столе на летного лейтенанта Дэвида Голдфарба, который сидел за столом напротив него. Вы действительно хотите отказаться от службы в Королевских военно-воздушных силах? В голосе Пастона звучало недоверие, как будто Голдфарб пришел к нему за разрешением совершить какое-то особенно отвратительное преступление.
Да, сэр",твердо сказал Гольдфарб.
Пастон почесал свои усы с проседью и перцем. И почему, могу я спросить, вы стремитесь сделать это?
Это указано в бланках, которые я заполнил, сэр, - ответил Дэвид Голдфарб. Капитан группы Пастон должен был их прочитать. То, что он этого не сделал, было плохим знаком. У меня и моей семьи есть возможность эмигрировать в Канаду, но Доминион не примет ни одного служащего офицера в войсках Ее Величества.
Политика, которую я искренне одобряю, я мог бы добавить. Пастон пристально посмотрел на Голдфарба через верхнюю половину своих бифокальных очков. В любом случае, почему вы хотите эмигрировать?
Сэр Дэвид в смятении уставился на командира станции. Капитан группы Пастон вчера не пришел. Он не был дураком; Гольдфарб знал это. Если он намеренно вел себя глупо, это должно было означать грядущие неприятности. Глубоко вздохнув, Гольдфарб выложил все начистоту: Сэр, вы знаете, что я еврей. И вы должны знать, что в последние несколько лет евреям в Британии становится все труднее и труднее
Его голос снова затих. Его родители бежали в Англию из тогдашней российской Польши, спасаясь от погромов перед Первой мировой войной. Но теперь, когда Ящеры лишили Соединенное Королевство своей империи, а Великий Германский рейх находился по ту сторону Ла-Манша, Британия постепенно приспосабливалась к хозяевам Континента. Это оставляло мало места для таких людей, как Дэвид Голдфарб и его семья.
И ты хочешь убраться отсюда, пока все хорошо, не так ли?спросил Пастон.
Да, сэр, боюсь, что это примерно то же самое, - ответил Дэвид.
Совершенно не заботясь о службе, которая вывезла вас из лондонского Ист-Энда и превратила в человека, достойного уважения, - сказал капитан группы Пастон.
Щеки и уши Гольдфарба вспыхнули. Я буду заботиться о королевских ВВС до конца своих дней. Но я должен сказать, сэр, я не всегда получал то уважение, которого я заслуживаю от некоторых офицеров Королевских ВВСне от вас, сэр, спешу добавить. Но в этой службе есть люди, которые думают, что одному из офицеров Ее Величества больше нечего делать, кроме как помогать провозить контрабандой имбирь, вот так я и оказался в тюрьме нацистов в Марселе.
Если мы пока можем навредить Ящерицам только с помощью имбиря, то мы должны использовать имбирь, - сказал Пастон. Я признаю, что грань между официальным и неофициальным может стать размытой в таких обстоятельствах, но
Не наполовину! Вмешался Гольдфарб. Некоторые из этих парней, - он имел в виду капитана группы Бэзила Раундбуша, бывшего коллегу и нынешнего угнетателя, разбогатели на контрабандной торговле.
Все это не имеет к тебе никакого отношения, - сказал ему капитан группы, его голос внезапно стал далеким и холодным. Я также не могу с чистой совестью принять отставку, основанную на мелких личных проблемах. Соответственно, ваша просьба отклонена, и вы немедленно вернетесь к своим обычным обязанностям".
«что?» Дэвид взвизгнул. Ты не можешь этого сделать!
Я не только могу, летный лейтенант, я просто должен, - ответил Пастон.
Он был правон мог. Однако Гольдфарб не ожидал, что он это сделает. Пастон всегда был довольно порядочным, насколько это касалось командиров. Но Голдфарб наотрез отказался больше заниматься контрабандой для Бэзила Раундбуша, и Раундбуш пообещал, что пожалеет об этом. Боже мой!" вырвалось у него. Они сказали вам, чтобы я застрял на службе, чтобы я не мог покинуть страну! Он не знал точно, кто они такие, но знал, что у Раундбуша были высокопоставленные друзья.
Я не имею ни малейшего представления о том, о чем вы говорите, - сказал капитан группы Пастон, но впервые он говорил с чем-то меньшим, чем совершенная уверенность в себе. И я тоже уделил тебе достаточно своего времени".
Ты хочешь избавиться от меня, - сказал Гольдфарб. Ну, я хочу избавиться от королевских ВВС, я сделаю это любым способом, поверь мне.
Вы имеете в виду преднамеренное проявление неповиновения или некомпетентности?спросил Пастон, и Дэвид кивнул. Командир радиолокационной станции одарил его тонкой, холодной улыбкой. Если вы попытаетесь это сделать, летный лейтенант, вы действительно покинете Королевские ВВС. Вы выйдете из этого с увольнением за плохое поведение, я вам обещаю. И вы можете посмотреть, насколько хорошо вы эмигрируете с этим в своем послужном списке.
Гольдфарб в смятении уставился на него. Он мог бы сказать несколько разных вещей. Любой из них мог бы привести ему Группу освобождения, о которой упоминал капитан Пастон. Наконец, после некоторого усилия, он выдавил: Я считаю, что это в высшей степени несправедливо, сэр.
Мне жаль, что вы так думаете, - сказал Пастон. Но я уже сказал вам, что у меня больше нет времени выслушивать ваши жалобы. Вы свободны".
"Почему, ты Снова Дэвид Голдфарб сдержался от ответа, который привел бы его к неприятностям. Дрожа, он поднялся на ноги. Однако, повернувшись, чтобы покинуть кабинет капитана группы, он не удержался и добавил: Они добрались до тебя.
Пастон занялся бумагами в своей корзине для входящих. Гольдфарб не думал, что он собирается отвечать, но он ответил: Мы все должны делать определенные вещи ради службы в целом, летный лейтенант.
И я пешка, которой нужно пожертвовать, не так ли?сказал Гольдфарб. На этот раз капитан группы Пастон не ответил, но ему это и не нужно было.
Все еще с отвращением качая головой, Гольдфарб вышел из своего кабинета. Он не захлопнул за собой дверь, как бы сильно ему этого ни хотелось. Это была бы мелкая месть, а месть, которой он хотел, была совсем не мелкой. Как получить его, не попав в беду гораздо худшую, чем увольнение за плохое поведение, было, к сожалению, совсем другим вопросом.
Пара рядовых отдали ему честь, когда он вышел на водянистое февральское солнце, которое было лучшим, что мог предложить Белфаст. Для них его офицерская форма говорила громче, чем его желтоватая кожа, крючковатый нос и вьющиеся каштановые волосы (теперь седеющие) не совсем подходящего оттенка для того, чьи предки были уважаемыми англосаксами или кельтами. Гольдфарб горько фыркнул, отвечая на приветствие. Он хотел бы, чтобы его начальство думало так же.
Что мне теперь делать? он задумался. Он знал, что должен что-то сделать. Оставаться в Британии, медленно поддающейся объятиям Рейха, было невыносимо даже думать об этом. Его родители увидели надпись на стене и сбежали из Польши. Родители его жены вывезли ее из Германии незадолго до того, как Хрустальная ночь стала началом конца для тамошних евреев. Ждать неприятностей было не в его крови, да и у Наоми тоже.
Не покинув Королевские ВВС, он не мог поехать в Канаду и не мог уйти из Королевских ВВС. Он тоже не думал, что сможет поехать в Соединенные Штаты, хотя секретарь американского консульства не был так уверен в этом. Нужно выяснить",пробормотал он себе под нос.
Предположим, янки скажут "нет"? Он не хотел этого предполагать. Он хотел предположить что угодно, только не это. Однако, судя по тому, как ему везло, по тому, как Бэзил Раундбуш и его приятели помогали ему в этом, он бы не стал ставить на то, что все пойдет по его плану.
Куда еще я могу пойти? Еще один вопрос, на этот раз адресованный размытому, затянутому дымом небу. Те немногие кусочки Европы, которые немцы не оккупировали, были гораздо более подчинены рейху, чем Соединенное Королевство. Советский Союз? Он снова фыркнул. Это было бы равносильно прыжку обратно на сковородку, от которой сбежали его родители. Русские могли хотеть его за то, что он знал о радарах, но это не означало, что они будут обращаться с ним как с кем угодно, только не как с чертовым евреем.
Гольдфарб уже собирался взобраться на велосипед, чтобы вернуться в свою квартиру в офицерском корпусе и сообщить Наоми плохие новости, когда остановился. Если все, чего он хотел, это сбежать из Британии, то он исключал из своих расчетов больше половины мирату часть, которой управляли Ящеры.
Что ж, неудивительно, что я не подумал об этом сразу, - сказал он, как будто кто-то утверждал обратное. Он сражался с Ящерами еще упорнее, чем с нацистами. Он отправился в польскую тюрьму с пистолетом Sten, чтобы вытащить оттуда своего двоюродного брата Мойше Русси, и боролся всем, что попадалось под руку, когда Раса вторглась в Англию.
И теперь он хотел жить под их властью?
Он покачал головой. Он не хотел этого делать. Жить под властью Расы было одной из последних вещей, которые он хотел делать. Но оставаться в Британии дольше было самым последним, что он хотел делать.
Через мгновение он снова покачал головой. Это было неправильно. Он мог бы подумать, что это было, когда он чувствовал себя подавленным, но это было не так. Арест в Марселе был очень поучительным в этом отношении. Он бы гораздо скорее попытался провести остаток своей жизни в Британии, чем снова ступить на территорию Великого Германского рейха хотя бы на десять минутпримерно столько, как он думал, он протянет.
И мне даже нужно потянуть за провода, - пробормотал он. В эти дни Мойше Русси, далекий от того, чтобы томиться в тюрьме Ящеров, иногда сам советовал командиру флота, как обращаться с беспокойными тосевитами. Влияние его двоюродного брата вытащило его из нацистской тюрьмы. Может быть, это тоже поможет ему выбраться из Британии.
Он вскочил на велосипед и поехал. Как только он это сделал, в его голове всплыло новое имя. Палестина. Его двоюродный брат Мойше жил в Иерусалиме. Он отправился туда после того, как нацисты с негодованием отпустили его. На что была бы похожа жизнь в Палестине?
В следующем году в Иерусалиме. Сколько веков это была еврейская молитва? Сможет ли он воплотить это в жизнь?
"Остин-Хили" чуть не переехал его. Он крикнул что-то недоброе водителю, который продолжал ехать, не подозревая о близком промахе. Гольдфарбу на протяжении всей своей жизни приходилось преодолевать волну антисемитизма. Он достойно вел себя в бою на земле и в воздухе, и в доказательство этого у него были орденские ленты над нагрудным карманом. Однако против водителей-идиотов боги боролись напрасно.
После столкновения со смертью Гольдфарб понял, что задал себе неправильный вопрос. Он думал, что у него есть хорошие шансы перевезти свою семью в Палестину, если он не сможет добраться до Канады или США. Что значило большесвобода или простое выживание?
Сколько свободы у меня будет через десять лет, если я останусь здесь? он задумался. Сколько будет у моих детей? Ему не понравились ответы, которые он нашел ни на один из этих вопросов. Его родители знали достаточно, чтобы выбраться, когда все было хорошо. Как и у Наоми. Это решило все за него. Если бы дорожное движение не убило его, он бы продолжал пытаться сбежать, даже если побег означал Палестину.
2
Мало-помалу Иерусалим начал успокаиваться после последнего раунда арабских беспорядков. Реувен Русси покачал головой, направляясь к медицинскому колледжу, носившему имя его отца. Дело было не столько в том, что Иерусалим успокаивался, сколько в том, что между беспорядками прошло несколько дней, а не они следовали один за другим. Когда арабы вспыхнули, они были такими же свирепыми, как и всегда.
На мгновение они замолчали. Мимо Реувена прошла арабская женщина в длинном черном платье с черным шарфом на голове. Он вежливо кивнул. Она тоже, хотя его одежда и светлая кожа ясно говорили о том, что он еврей. Неужели что-то неприятное блеснуло в ее глазах, несмотря на вежливый кивок? Может быть, а может быть, и нет. Беспорядки арабов были направлены в первую очередь против ящериц, а евреи были второстепенными целями, потому что они ладили с Расой лучше, чем их арабские соседи.