Юноша не сводил с него полного страха взгляда.
Тыученик осекся. До слуха моего доносились слова об ожиданиях посланника Главы земного царства Церкви нашей. Но я
Не думал ты, что я явлюсь Посланником? улыбнулся Саймей, и, вытащив из узла дорогую, покрытую росписью шкатулку, раскрыл ее и извлек перстень массивную золотую печатку с огромным рубином.
Прости мне невежество мое, святой отец, юноша склонился в низком поклоне.
Перестань, Арам, благожелательно велел Саймей. Эти почести не для меня. Мое место в тени, как часто любят напоминать мне завистники. Мало времени провожу я при дворе. Мне больше по вкусу путешествия во благо матери нашей Церкви. Преклонение твое мне ни к чему.
Прости, отец, юноша поднял на него взгляд. Теперь я не могу понять, как мне вести себя.
Просто, Арам. Как и прежде, пока ты не знал, кем я являюсь, и Посланник весело улыбнулся. Долго нам с тобой придется пробыть вместе, и ни к чему нам все эти церемонии.
Как тебе угодно будет, ученик робко улыбнулся в ответ.
Именно так мне и будет угодно, уверил его Посланник. Послушай, как я уже сказал, я здесь могу задержаться. И ты мне будешь нужен постоянно. Ты бы мог быть при мне? И для моего удобства, и для благополучия твоего.
Юноша чуть опустил голову, но опять Саймей успел заметить выражение его глаз. В них почему-то промелькнул страх.
Я благодарен тебе, отец, все же сказал он спокойным голосом. За такое предложение. И я согласен.и тут все же он решился откровенно поделиться своими мыслями. Страшно мне было в покоях учителя моего в последнее время.
Что же навлекло страхи твои? спросил серьезно Саймей, присаживаясь за стол. Но тут же понял он, что не следует покамест задавать такие вопросы, чтобы не напугать мальчика еще больше. До службы вечерней и трапезы не далеко, давай же лишь перекусим за разговором.
На низком столике, более подходящем для письма и чтения, стояло широкое блюдо с финиками, лежали хлеба, стоял графин с виноградным соком, второе блюдо было наполнено фруктами.
Итак, поведай мне, ученик, велел Посланник, разделяя хлеб. Как же ты был избран учителем своим. Сдается мне и эта история будет мне интересна.
Надеюсь, что прав ты, отец, принявшись чистить гранат, заметил юноша. Я и не думал о том, что жизнь моя свяжется с Домом Пастыря. Отец мой богат детьми, но потому он вынужден много трудиться, чтобы прокормить семью. Пока матушка моя и сестры ведут дом и огород, братья ездят по городам Эреца с посудой, которую изготовляет сам отец и старший из братьев. Я самый младший в семье. Но мне повезло. Я легко сам научился писать и читать, и как только мне пошел двенадцатый год, так приставил меня отец к ведению счетов. Там и нашел меня учитель, улыбка озарила лицо Арама. Он пришел расплатиться за утварь, что отец для общины ваял. У учителя уже тогда было слабое зрение, вот я ему и помог. Он тогда так удивился! Позже он еще навещал нас, и всегда находил время поговорить со мною.
Когда же он взял тебя к себе? спросил Саймей.
Два года тому назад. Это произошло во второй декаде тишрея, сказал юноша. Было мне тогда четырнадцать.
Что ж, прав я оказался, сказал Посланник, пробуя финики. История твоя увлекательна. Ты хороший рассказчик. А скажи мне, ученик, много ли за тебя смог отдать отец в общину добра?
Ничего, тихо, понурившись, сказал Арам.
По истине, велик в доброте своей был настоятель, довольно заметил Посланник.
Общины жили за счет выкупа, который платили семьи за своих детей, посвятивших жизнь Богу. Что-то в этом казалось всегда Посланнику не верным. Он больше ценил ум, чем богатство. Возможно, он так размышлял потому, что сам никогда не знал ни в чем отказа. Но рассказ юноши и правда был для него интересен не только из-за возможности поразмышлять о том, как по-разному складывается жизнь. Это давало новые знания об отце Иокиме. Уже двоих встретил Посланник в общине, кто был благодарен погибшему настоятелю за доброту. Причем оба они искренне отзываются об умершем. Так что добрые дела, похоже, были для настоятеля не показными. Наверняка так пойдет и дальше. Тогда задавать кому-либо вопрос о возможных неприятелях отца Иокима в общине будет неуместно.
А много ли людей в общине? решил он сменить тему.
Более восьми дюжин, отозвался Арам.
Много ли среди них фарсов?
Таких, как я наберется десятка два, спокойно сказал юноша, эти разговоры уже не смущали его.
А остальные?
Много ремов здесь, продолжал Арам. Есть и парисы, и арибы.
Что ж, Посланник позволил себе улыбку. Община ваша пример того, что все мы равны перед ликом Пастуха, не взирая на облик и род. Настоятель твой был ремом?
Да, как и все старейшины общины, юноша отвечал охотно, но не из желания угодить, а потому, что освоился в обществе Посланника и чувствовал себя в безопасности. Только брат Закари из фарсов
Хранитель записей? тут же уточнил Саймей.
Он, кивнул мальчик. Да врач нашей общины брат Веспас. Он из парисов.
Брат Веспас осматривал тело покойного учителя твоего? Саймей был доволен собой. Похоже, ему удалось найти с юношей общий язык, хотя вообще-то ему не часто приходилось подолгу беседовать с послушниками.
В тот печальный день, стал рассказывать Арам. Как только понял я, что путь земной для учителя закончен, то поспешил к отцу Веспасу. Я не надеялся, что он сможет его вернуть, просто я настолько испугался тех пятен на одежде наставника
Ты правильно поступил, Арам, успокоил его Саймей. А что сказал брат Веспас, взглянув на тело усопшего?
Яд, тихо вымолвил Арам. И Саймей понял, что юноша опять замыкается в себе.
Прости меня, мальчик, мягко сказал он. Не пристало мне так мучить тебя, все время напоминая тот страшный день. Давай пока оставим эти печальные темы. Я благодарен тебе, что ты очистил сей фрукт.
Саймей зачерпнул горсть ягод граната, положил их в рот и прикрыл глаза от удовольствия.
Не пристало верующему так наслаждаться пищей, заметил он, прожевав ягоды и выплюнув в ладонь косточки. Но я не могу иначе, грешен. Знаешь ли ты, Арам, что нет нигде гранатов, вкуснее тех, что растут в стране фарсов? Помнится мне, как впервые пробовал я эту по истине божественную пищу. Мне было шесть, когда привез меня отец в Шалем в паломничество. После многодневного поста желудок мой сводило от голода, и о пище думал я больше, чем о благодати божьей, ожидавшей меня. После того, как я отстоял ночь в Храме, мы вернулись в наши покои, блюда были расставлены по столу и радовали сердце мое. Ох, наелся я тогда! Но послеПосле отец очистил для меня гранат. И до сих пор помню я тот божественный вкус. Знаешь, что я сделал? заговорщески улыбаясь, спросил он юношу. Тот так же весело улыбнулся в ответ и помотал головою. Ночью я пробрался на кухню и съел около дюжины гранатов.
Глаза юноши округлились.
Как плохо мне было, Арам! рассмеялся Посланник. Отец сутки не отходил от меня, обтирая тряпицей, и давая мне насильно рвотный корень.
Он наказал вас? Ведь чревоугодиестрашный грех! юноша даже подался вперед, слушая Саймея.
Нет, тот помотал головой, отправив в рот очередную горсть ягод. Он сказал, что я сам наказал себя.
То было наказание божие, серьезно сказал Арам.
Послушай первый урок мой, ученик, весело сверкая глазами, велел Саймей. Есть в мире Божие, а есть человеческое. И чаще человек сам наказывает себя за свою несдержанность. И осознание ошибок своих приближает его к Престолу Господнему больше, чем наказание иное.
Юноша задумался на время, а потом серьезно, даже торжественно, кивнул главою. Довольный учеником Саймей опять потрепал его по голове.
Ладно, Арам, вставая из-за стола, сказал он. Много дел у нас, которые не ждут отлагательств. Сегодня после службы вечерней и трапезы мы пойдем с тобою к брату Веспасу. Но, слушай, я не буду сердиться на тебя, если ты решишь остаться здесь. Это все явно слишком тягостно для тебя.
Прости, но нет. Я не останусь в стороне, решительно сказал юноша. Учитель мой был добр ко мне и в душе моей живут лишь светлые воспоминания о нем. И в память о нем, я должен узнать правду о его смерти. Чего бы мне этого не стоило.