Арам вел его назад тем же путем, что брат Анатолий провожал гостя к кабинету настоятеля. Опять они миновали аллеи магнолий, шагая к площади, где блестел золотой чешуей храм.
Теперь Посланнику стало понятно, что здание, мимо которого они проходили ранее, было, судя по всему столовым залом, с пристроенной к нему кухней. И весь этот комплекс в свою очередь пристроен был к общему зданию, которое увидел Посланник, как приехал. Это было традиционно. Все виденные им в южных провинциях монастыри были по сути нагромождением зданий. Обязательно соединенных друг с другом. Так было и в самом Визасе, где и на обычных улицах дома прилеплены были друг к другу, превращая улицу в узкий и опасный лабиринт, без возможностей свернуть.
Пока они проходили мимо трапезной, Саймей уловил запахи готовящейся пищи. Пусть хозяйственная часть пряталась сзади, но на храмовую площадь все равно долетали аппетитные запахи. В животе Посланника заурчало. Арам услышав этот звук, обернулся, глядя на своего нового наставника озабоченно, но Саймей лишь улыбнулся ему.
Они обошли площадь. Саймей заметил, что в тени акаций и магнолий прячутся небольшие каменные скамьи, где братья могли в тишине и мире думать о душе своей и пути, что ниспослал им Пастух, Истинный бог наш. Но вот предстал перед ними еще один дом. Такое же бело-серое, добротно сложенное здание, украшенное колоннадой с затененными арками, где прятались статуи святых и все те же каменные скамьи для раздумий и отдыха. Наверх вела еще одна лестница, по которой и стал подниматься Посланник вслед за своим проводником. Арам почти бежал впереди него, не то стремясь угодить высокому гостю, не то надеясь быстрее укрыться от послеполуденного солнца, чьи лучи, наполненные духотой не ослабевали в силе своей даже к вечеру.
Дверь в комнаты была отворена, окна не задернуты пологом. Внутри было светло и просторно. Узел Посланника лежал на ковре, утопая в роскошном ворсе. На небольшом столе ждала снедь, кто-то заботливо разжег небольшой очаг, где теперь грелась вода для омовения. Еще в комнате было два табурета, на одном из которых восседал давешний встречный послушник, который заботился об осле Посланника и об узле его. При виде гостя послушник вскочил и придал лицу своему должное почтенное выражение.
Спасибо, послушник, чинно поблагодарил его Саймей, осматривая комнату. Ты свободен, и можешь вернуться к своим делам повседневным, я больше не собираюсь отвлекать тебя.
Но, святой отецудивленно начал растерянный юноша.
Ступай, повторил Посланник повелительно. Я выбрал себе в помощники и поводыри сего юношу, нареченного Арамом. Мне он будет полезен.
Посланник указал на Арама, который застыл у входа, глядя на второго послушника с некоторым испугом. Саймей обернулся к юноше и заметил полный злобы взгляд, который метнул незнакомый послушник на его провожатого, и удивился. Не столько злобе этой, сколько тому, что Арам, явно по природе своей не отличавшийся покорностью, эту злобу принял с каким-то смирением. Второй послушник обратил взор на гостя, чуть склонился в поклоне и вышел, не поднимая более взгляда. Посланник повернул голову ему вслед вовремя, чтобы заметить, как проходя мимо Арама, тот ущипнул его. Но юноша, перенес и такое наказание почти спокойно, только чуть сжав кулаки.
Закрой дверь, мальчик и приготовь мне воду для омовения, распорядился Саймей задумчиво. Я же пока подготовлю свой наряд.
Я могу и сам, робко предложил юноша. Я скор и умел. Не раз приходилось мне выполнять услугу такую для учителя моего.
Произнося слова эти, послушник расторопно сновал по комнате, готовя омовение.
Спасибо, поблагодарил его Посланник, распоясывая талиф. Сделай воду прохладнее. В день жаркий не желательно мне омывать тело теплой влагой.
Юноша кивнул и плеснул воду из небольшого бочонка в широкую чашу для омовений, приготовил тряпицу и метнулся к узлу.
Все же оставь это мне, Посланник отвел руки ученика. Я не привык к слугам, Арам. И к тому же, я замотал в свой талиф,для большей сохранности, пергаменты, которыми очень дорожу.
И он начал освобождать свитки из свертка.
Могу ли я спросить тебя, отец, что в них? Посланник заметил благоговейный восторг в глазах ученика, когда тот смотрел на свитки.
История народа твоей страны, любовно поглаживая пергамент, ответил Саймей. Что было здесь еще при правлении наместников-ремов.
Юноша застыл, не отрывая взгляда от бумаг.
Я вижу, ты не равнодушен к чтению? довольно улыбаясь, заметил Саймей.
О да! счастье горело во взоре послушника. За то и замечен был я учителем моим и принят им.
Ну что ж, Посланник достал из узла баночки с маслами для умащения тела. Если будешь верен мне и послушен, я дам тебе читать эти пергаменты.
Не сомневайтесь во мне, отец, порывисто заверил юноша.
Посланник улыбнулся и, протянув руку, потрепал юношу по волосам. Жест этот был непривычен юноше, но в тоже время приятен. Посланник еще не привык, что в этой суровой стране, да еще и в стенах обители, послушникам вряд ли доставалось много похвал и каких либо простых человеческих знаков симпатии.
Пока буду я омываться, распорядился он, Развлеки меня разговором.
Он взял тряпицу и начал обтирать тело водой, смывая пыль дороги и усталость.
Умным и великодушным был настоятель твой, заметил он, видя, что от такой просьбы юноша растерялся. Сердце его было добрым.
Он был великим человеком в доброте своей, отозвался юноша. И почитал я его, как отца, и старался быть прилежным, угождать ему во всем и ни в чем не вызвать недовольства его.
Но не всем здесь мил ты, как я заметил, Саймей встретился с юношей взором.
Зосим старше меня, смиренно отвечал Арам, тут же растеряв все свое хорошее расположение духа. И род его древнее и благороднее моего.
Вот как, задумчиво сказал Посланник. Здесь в земле фарсов обычаи рознятся с теми, к коим привык я в Визасе. Хотя я читал, да и сам видел в прошлые свои приезды в вашу страну, что здесь происхождение твое определяет судьбу. Ты же из фарсов?
Юноша вздрогнул и опустил глаза. Посланник удивился. Догадаться о происхождении Арама труда не составляло. И дело даже было не в том, что он носил фарсское имя. Юноша был худым и высоким, его черные волосы вились, глаза юноши были темными, да и черты лица не оставляли сомнений в его происхождении.
Чем я обидел тебя? спросил Саймей, обтираясь длинным белым лоскутом.
Нет обиды в словах твоих, торопливо произнес юноша. Я запамятовал, что ты не из Лехема и вообще не из страны фарсов, хотя только что сказал ты мне об этом. Тебе не ведомо о роде моем и о принятых здесь порядках.
Просвети меня, ученик, мягко попросил Саймей, умащивая тело. Конечно, если подобные разъяснения не слишком тягостны для тебя.
Мой род давно смирился со своим положением, сказал юноша, и голос его окреп, налился даже некоторой гордостью. Во времена прихода к нам, недостойным, Господа нашего в обличии его земном, фарсы отвергли его, как посланника Небес.
Это я знаю из истории, кивнул Посланник, надевая ярко-серый талиф. За то были прокляты они Пастухом, и проклятье до сих пор лежит на плечах их. Но чего стыдиться тебе, ученик, ежели ступил ты на путь истинный и уверовал?
Я уверовал, как и предки мои, горячо подтвердил юноша. И за то не любим род мой фарсами. Мы отвержены народом своим, потому что свернули с пути предков на путь веры истинной.
Что так и не принята фарсами, понял Посланник. Теперь ясна мне твоя история. Но уж поверь, я этим удивлен. Ведь многие дома и рода вступили на путь истинный.
Да. И многие прокляты своим народом, подтвердил Арам. Есть легенда, что в тот миг, как умер для жизни земной Пастух, Истинный бог наш, в миг тот, как закрыло святило лик свой посередь дня, в миг, как порван был полог алтарный в Храме, Первосвященник фарсский прокричал: « Кто уверовал в стрелу огненную, тот проклят богом».
Посланник в изумлении смотрел на ученика. Это предание он слышал впервые, хотя часто бывал в Шалеме, говорил со старейшинами и торговцами пергаментами. Но никто прежде такого ему не рассказывал, а между тем эта легенда рождала много вопросов
Ты удивил и порадовал меня, Арам, наконец сказал Саймей. Позже я попрошу тебя рассказать мне ещеА теперь.Что ты так смотришь на меня?