Между прочим, я целенаправленно интересовалась всем, что можно было узнать в «Аненербе» об энергетическом противостоянии с союзниками.
Против англичан работали активно. Мне приводилось слышать и о сражениях боевых магов, и о крупномасштабных диверсионных операциях по дистанционному воздействию на сознание противника. Пытались подавить боевой настрой англичан, сыграть на недовольстве народа тяготами долгой войны. Но с той стороны тоже работали ребятасовсем не промах.
Про американцев я и слушала, и в открытую спрашивалаинформации не было. Кого ни спросишьне поступало задания работать против американцев. Нельзя исключать, что было создано самостоятельное, сверхсекретное подразделение. Но у меня почему-то не идёт из головы одна совсем незначительная деталь. На столе у господина Хюттеля стоял небольшой сувенирный глобусглупая игрушка. По поверхности Мирового океана плыли, вместо материков, всего четыре страны: Италия, Германия, Япония и почему-тоСоединённые Штаты Америки. Когда господин Хюттель ушёл на повышение, то забрал сувенир с собой. Впоследствии я, улучив момент, спросила Ульриха о дядюшкином глобусе: что же делает на нём Америка в ряду союзных «нам» государств?
Но она ведь изображена с обратной стороны, в другом полушарии, как символический противник, неуверенно молвил мой просветитель.
Отчего же тогда нет Москвы? Разве не большевикинаш главный враг?
Ульрих, вопреки обыкновению, ответил кратко, невразумительно и перевёл разговор на другую тему. Герман, которому я пересказала этот краткий диалог, философски заметил, что всё течёт и меняется, и особенно недолговечны военно-политические союзы. Удивительно, но в этом случае моя наблюдательность удостоилась редкой похвалы Германа.
Да, ещё про англичанчуть не забыла!
Поначалу я столь внимательно вслушивалась в энергетику английских эскадрилий, что получила довольно ясное представление об особенностях английской энергетики вообще. Тут помог опыт спиритического общения с рыцарями ордена тамплиеров. Всё-таки кое-какие британские черты пережили века!..
Так вот. Один раз, случайно, на краткое мгновение прямо в стенах оккультного отделения «Аненербе» я поймала дуновение мысли или чувства с характерной британской «интонацией». Сотрудники обсуждали новость о гибели «Петреллы» крупного немецкого транспорта, торпедированного и потопленного британской подлодкой. Сокрушались о гибели тысячи немецких солдат, а также спорили, стоит ли жалеть ещё три тысячи погибших итальянских военнопленных, и склонялись к тому, что «предатели получили своё».
Вдруг я поймала волну спокойной, слегка надменной гордости. Как мгновенно она плеснула, так же резко и исчезла. Интуитивно я нашла верное решение: стремительно просканировала присутствовавших: кто закрылся? Наткнулась на глухую стену вокруг Руперта. Даже Линденброк была в тот момент расслабленнее и мягче. Руперт всегда был таким открытым, таким расположенным к взаимодействию на любом уровне!
Я рассказала об инциденте Герману без особой надежды, что тот примет всерьёз. Но Герман успел немного освоиться и с моей терминологией, и с реалиями тонкого мира, в который я настойчиво приглашала его. Герман сказал, что моя информация крайне важна, и запретил предпринимать какие-либо дальнейшие шаги по прощупыванию Рупертапока только наблюдать. Я считала: он был намерен использовать другие каналы для проверки моего сослуживца. Новостей, конечно, ещё не поступило. А мне так хотелось узнать точно! Если подтвердится, что Руперт внедрён английской разведкой, можно бы затеять такую интересную игру!..
Ещё в последнее время ходило много слухов о заклятиях. Якобы была сформирована специальная команда магов, которая налагала мощные заклятия на военные объектыдля их защиты, на клады, состоящие из награбленных ценностей, которые не успевали вывезти при отступлении. Кроме того, заряжали артефактыфактически, создавали новые реликвии взамен старых, выработавших свой ресурс.
Германа, как и следовало ожидать, не интересовали заряженные артефакты, однако он просил меня как можно больше узнать о фашистских тайниках. Я подобралась к «группе заклятий» через фон Берна, но не успела ничего выяснить до своего неожиданного отзыва
Судя по всему, заклятия не дали результата: разгрома немцев не отвратили ни артефакты, ни заговорённые укрепления. Однако прятать награбленное они навострились хорошо: Янтарную комнату ищут по сей день. Впрочем, как знать: то ли прятали ловко, то ли вывозили резво
Рассуждая о сделанном и не сделанном в Берлине, я постепенно свыкалась с новым ощущением: Германия осталась позади.
Теперь уже по-другомулегче, светлеевспоминались Эрих и остальные бестолковые мои приятели, замороченные идеологией фашизма, а по сути, неплохие, но незрелые в глубине души ребята. Память легко перепархивала от рыцарей ордена тамплиеров, с которыми я познакомилась в стенах «Аненербе», к прогулкам по незнакомому миру «Атантиды», реальным, словно наяву. Память невзначай засматривалась на игривых белок Тиргартена, носившихся взапуски с солнечными зайчиками, и заглядывала в те развороченные бомбёжкой и навеки затихшие дома, где среди кирпичной пыли, ловя свет из пробоин, я разбирала написанные незнакомыми почерками послания из дома Всё так, как и было, но всёпо-другому. Так вспоминается солнечным утром тягучее ночное наваждение
Товарищи, приготовьтесь: сейчас пойдём на посадку. Москва!
На подмосковном аэродроме приземлились уже утром. Тут мы с венграми незаметно разделились, так что даже не успели попрощаться: нас встречали две разные делегации. Ко мне подошли четверо военных в узнаваемой по синим брюкам форме родного НКВД, но с непривычными для меня и пока плохо читаемыми погонами на плечах. Знакомых лиц среди них не было.
Старший из группы горячо пожал мне руку и искренно поздравил с возвращением. Остальные сделали то же. Затем глаза старшего снова стали строгими, и, пока шли до машины, он коротко ознакомил меня с планами на ближайшее будущее. Мне предстоят проверки. Так положено. Придётся потерпеть ещё пару недель: лишь по окончании проверок я получу право встретиться с сослуживцами, друзьями и близкими. Все уверены, что проверки я пройду без сучка и задоринки, но порядок есть порядок. Я легко считывала отсутствие какой бы то ни было фальши в речах этого человека: он был искренен.
Чувство блаженного покоя, овладевшее мной ещё в Прикарпатье, только разрасталось. В окошко автомобиля я во все глаза смотрела на Москву: здоровалась. Мотор приятно рокотал, машину плавно покачивало, и мне казалось, что полусонный и полупустой город, весь окружающий мир и моя собственная душа наполнены всепобеждающей, всепоглощающей тишиной.
Разместили меня в военном санатории: выделили палату на пустовавшем почему-то этаже. Тут, в санатории, хоть и расположенном в черте города, тишина стала буквально звенящей. И не было ничего на свете лучше этой звенящей тишины, этого белого перекрахмаленного постельного белья из грубой ткани, этой спокойной, тенистой пустоты коридора с неторопливыми войлочными шагами нянечки, её доброго голоса: «Отдыхай, девонька! Намаялась. Отдыхай, набирайся сил!»
Уже с утра следующего дня началась плотная работа со специалистами. Я с удовольствием ходила на беседы, рассказывала, как жила и что делала, что узнала и чему научилась, с кем повстречалась в реальности и в тонком мире. Старалась не упустить деталей, не забыть ничего важного и передать как можно больше информации, торопилась, чтобы уложить полтора года в две недели. Меня слушали внимательно, переспрашивали только по делукогда действительно требовались уточнения. К сожалению, то, что мне представлялось наиболее интересным и важнымсодержание и техники спиритических, а также визионерских сеансов, мои собеседники слушали вполуха, как давеча Герман. Ну ничего, вот окажусь среди своих, в Лаборатории, там уж обсудим всласть всё самое интересное.
С изрядной долей неподдельного сожаления мне сообщили, что будут испытывать меня и с помощью химических препаратов. Я спокойно подставила запястье для укола. Конечно, возник вопрос: «А что это у вас за шрам?» Рассказывала в красках и с удовольствием наблюдала, как у товарищей округлялись глаза. После этой короткой отсрочки всё же познакомилась с отечественной сывороткой и получила возможность сравнить её действие с немецким препаратом, опробованным два года назад. Наша оказалась куда жёстче: я почувствовала себя как пьяная. Захотелось неудержимо молоть языком. Еле справилась, но потом решила: лучше поддаться, потому что товарищи не отступят, а дополнительная доза мне ни к чему. Я продолжала следить за тем, что говорю, и, в принципе, могла бы в нужный момент умолчать о том, о чём сочла бы нужным. Но мне было решительно не о чем умалчивать.