Кого взять в сватытут Никита долго не думал. Доктор Иеронимус Байер да фехтовальщик Жоакин Рибейрушлюди в Ниене не последние. Их всякий знает, и герру Шнайдеру весьма приятственно будет подобных сватов узреть. Так что все бы и хорошо Ах, камень, камень! Как горит, как сверкает! Одно словсапфир, царский камень!
Засмотрелся Бутурлин, как вдруг кто-то прошмыгнул мимо да толкнул Выпал перстень с ладони до земли не долетел. Только тень чья-то прошмыгнуламальчишка оборванец, в шапке суконной, босой
Ах ты шпынь! А ну, стой! Стой, кому говорю!
Бросился Никита Петрович в погоню, шпагу даже хотел вытащитьда не стал, слишком уж много народу на ярмарке, и так едва протиснуться Воренок же, тать поганый, ловок оказалсясразу в толпу нырнулзатеряться. Да только напрасно надеялся, лоцман-то тоже оказался не лыком шит! Все ж человек служилый, бывалый Оборванецв толпу, промеж ног господ продавцов-покупателей, и Бутурлинтуда же! Лихо так Протиснулся, протолкнулся, выскочил у конца длиннющего рядка-прилавка. Глянул Нет оборвыша! И куда ж этот чертов тать делся?
Вот уж тут у Никиты глаз был наметан, никто еще от него в схватках не уходил, ни литвины, ни поляки, ни татары. Тем болеекакой-то ниенский оборванец. Раз здесь его нет, значит где он? Далеко-то убежать не смог Так вот здесь, под рядком, и спрятался, затаился. Вон, где персидские ковры. Вот ведь дурачоксам себя загнал в ловушку.
Подошел Бутурлин к рядку, вытащил шпагу и, наклонившись низенько, негромко, но вполне отчетливо произнес, вроде бы как без особой угрозы:
Ну, вылезай. Вздумаешь бежатьпроткну, как крысу!
Услыхав такие слова, воренок пулей вылетел из-под прилавка и опрометью бросился прочь Да вот далеко-то не убежал! Едва только выскочил, как лоцман тут же подставил ему подножку И полетел воришка носом в вытоптанную траву!
Не больно падать-то? наступив парнишке на спину, участливо осведомился Никита Петрович.
Отрок попытался было вырватьсяда куда там! Закричал, залопотал что-то по-шведски, что-то про то, что не виноват, что «господин» обознался, что он, оборвыш, ничего такого не делал
Ну, по-шведски-то и Бутурлин мог. Наклонился, улыбнулся участливо:
Gere Magnus Lindbergh från Rådhuset-min gode vän. Господин Яан Скогге из ратушимой добрый друг. И знаешь ли ты, пащенок, что он с тобой сделает? Двадцать пять плетей получишь на раз. Здесь же, на площади. Ну, так что, идем?
Господине не надо плетей, тут же вспомнив русскую речь, заканючил воренок. Худющий, лохматый, верткий. Сквозь рваную рубаху просвечивало грязное тело.
Верни, что взял, строго приказал Бутурлин.
Сунув руку за пазуху, оборвыш вытащил перстень:
Не знаю, как и вышло, дяденько. Черт попутал, ага
Ага! А вот и стража! спрятав перстень в карман короткого немецкого кафтана, Никита Петрович с любопытством глянул на идущих вдоль рядов солдат городской стражи в синих коротких куртках. Стражники, ведомые капитаном с роскошной шитой золотом перевязью, направлялись прямо к ковровым рядкам.
Сюда идут.
Батюшка, не сдавай! сверкнув серыми глазами, взмолился воренок. Они ж меня точнов ратушу а там высекут засекут до смерти Батюшка, не вели казнить
Утро доброе, уважаемый, по-шведски произнес капитан, подойдя ближе. Сверкающий, испанской моды, шлем его, называемый морионом, переливался в лучах летнего солнышка ничуть не хуже перевязи. Щекастый, с наглым, напоминающим вареную брюкву, лицом и самоуверенным взглядом, начальник стражи производил на редкость неприятное впечатление, еще более усиливавшееся противными тараканьими усиками, нелепо торчавшими над верхней губой.
Впрочем, швед был как швед. Спросив, что случилось, капитан взял парнишку за шиворот и широко улыбнулся Бутурлину:
Разберемся! Не извольте беспокоиться, господин. Пару дюжин плетей всыплемнеповадно будет воровать!
Услышав про плети, мальчишка закусил губу, задрожал, как осиновый лист, скривилсявот-вот заплачет. Вся тщедушная фигурка его, округлившиеся глаза, побледневшее личико выражали такой ужас, что Никита Петрович покачал головой, вспоминая приличествующие случаю слова, естественнона шведском:
А ничего особенного-то и не произошло, господин капитан! Сей оборванец просто меня толкнул, когда пробегал мимо Могу я ему отвесить пару затрещин?
Да хоть голову прощелыге этому оторвите, герр лоцман! вполне дружелюбно хохотнул швед.
Бутурлин невольно вздрогнул:
Откуда вы знаете, что я лоцман?
Так я в городе всех знаю, поправив на голове шлем, солидно покивал капитан. И местных, и приезжихтех, что часто бывает. Вы вотчасто.
Тогда будем знакомы! молодой человек искренне улыбнулся и протянул руку. Дворянин Никита Петрович Бутурлин. Лоцман из Тихвина.
Капитан Фельтског. Йохан. А в Тихвине я бывал! Хороший, богатый город.
Очень рад!
Действительнорад, тут уж Бутурлин не лицедействовал. Капитан городской стражи Ниенаэто вам не какой-нибудь оборванец! Когда-нибудь да сгодится Кстати, знакомство неплохо бы закрепить.
За рекой, на колокольне Спасской церкви, ударил колоколзаблаговестили к обедне.
Может, заглянем в какой-нибудь кабачок, господин капитан? приподняв модную, с пером, шляпу, светски предложил Никита Петрович. Так сказать, отметим знакомство.
С удовольствием! капитан перешел на русский и оглянулся на часы, висевшие на башне городской ратуши. Только не сейчас а ближе к вечеру, часа в четыре.
Идет! Бутурлин тоже взглянул на часы. В четыре так в четыре.
Здесь недалеко есть таверна. Называется «Тре крунер» «Три короны», знаете?
Знаю, кивнул лоцман. Там и свидимся.
А оборвыш-то вашсбежал! прощаясь до вечера, хохотнул новый знакомец. Так и не успели вы ему затрещин отвесить! Ничего, ничегоувижу, так за вас дам.
Махнув шведу рукой, Никита Петрович со всей поспешностью побежал к пристани, к реке, к перевозу, и, сговорившись за медяху с одним из многочисленных лодочников, уже совсем скоро оказался на другом берегу Невы, у Спасской церкви, выстроенной из золотистых бревен. К обедне немножко опоздал, да не страшно, главное былозайти.
Сняв шляпу, молодой человек вошел в церковь и, перекрестив лоб, встал позади молящихся. Солидный седобородый батюшка вел службу красиво и звучно, не так, как бывает иныегнусавят что-то себе под нос, а чтонепонятно. Этот же Нет, молодец!
Судя по всему, местной пастве батюшка тоже нравилсянароду в церковь набилось немало, так что Бутурлин едва протиснулся к иконе Николая Угодника Мирликийского, заступника и покровителя всех мореходов и путешествующих. Помолился, попросив удачи в лоцманском деле и в устройстве будущей свадьбытоже.
Ах, Анна, Аннушка, Анюта! Небесно-голубые глаза, трепетные густые ресницы, золотисто-каштановые локоны. А фигурка! А грудь! Нешто скоро станет женою такая-то красота?! А чего бы и нет? Уж он-то, Никита Петрович Бутурлин, тихвинский дворянин, все сделает для того, чтоб его молодая супруга ни в чем не нуждалась, чтоб жила в достатке да в счастии. Да так и будет! Свадьба дело не быстроепока помолвка, то да се за это время государь, даст Бог, призовет на войну с Польшей! А тами жалованье, и трофеи. Как раз можно будет и дом на посаде тихвинском выстроить. Или здесь, в Ниене а лучше всегов Спасском.
Погруженный в сладостные мечтания, молодой человек вышел из церкви и, надев шляпу, вновь направился к перевозу. Перебрался на другой берег и, быстро миновав набережную, свернул на Среднюю улицуМеллангатан, а уж там, пройдя до скобяной лавки купца Юхана Свенсона, повернул направо, на улицу Медниковтам и располагался дом почтеннейшего купца герра Готлиба Шнайдера. Там жила Анна! Аннушка, Анюта
Вот и знакомый дом! Узкийв три окна, трехэтажный. На первом этажелавка, на второмтрапезная и кабинет, на третьемопочивальни. Вот, кажется, ставня дернулась там, там, на третьем Ага, ага! Вон, в распахнутом окнепоказался знакомый силуэт с выбившимися из-под домашнего чепца локонами
Молодой человек бросился было к двери однако тут же замедлил шаг, узрев ошивавшихся возле небольшого крыльца хмырей. Хмырей было двое, оба одеты в темное суконное платье, как принято у лютеран, и оба пялились на Анну! Прямо головы задрали, шляпы сняв Нет, ну это уже совсем бесстыдство! Да кто вы такие, господа хорошие? Судя по одеждеявно не бедняки но и не дворяне тоже, шпаг-то не видать. Купцы? Соратники-соперники герра Шнайдера?