Выступили в обратный путь через три дня, справив тризну погибшим и оставив в крепости тех, кто не мог стоять на ногах. Шли изрядно поредевшим караваном, на десятке суднахостальных просто некому вести. Двигались не спешно, чаще на веслах, чем на парусах, да еще против течения, так что до Новгорода добрались только через седмицу. Народ встречал на обеих берегах густой толпойсобрались и стар и млад, громкими криками славили воинов-победителей. А когда те высадились из ушкуев и струговбросились обнимать, женщины одаривали венками и цветами, расшитыми рушниками. В бывшем княжеском дворе накрыли столы и устроили пир всему вернувшемуся войску, ему чествовали с поклоном самые важные мужи, в награду дали каждому гривну.
Варяжко пировал со всеми, принимал почести, говорил что-то сам, но происходящее вокруг осознавал лишь умом, а душа страдала от горечи и разлада. С той битвы прошло немало времени, пора бы ей угомониться, ан нетстановилось только хуже. Даже в снах мучила кошмарами, в них продолжали гибнуть люди, лилась рекой кровь, он убивал и его тоже. Просыпался от боли, а она не отступала, прячась в подкорках сознания. Еще в прошлой жизни слышал рассказы о тех, кого донимали фантомные боли, сейчас сам переживал подобное. Но не от ампутированной конечности или еще какого-либо органа, а от самой сути.
Так в разладе с собой жил дальшезанимался службой, домашними заботами, общался с людьми, но через силу, одной своей волей. Старался не давать никому виду, вел себя как прежде, но ближние все же заметили неладное с ним. Один из помощников, с которым Варяжко сработался больше других, как-то после совета задержался и наедине проговорил:
Что с тобой, тысяцкий, какая беда у тебя случилась? Ты же не в себе, от тебя одна тень осталась!
Отговорился тогда:Никакой беды нет, Богдан. Наверное, устал или смурь прихватила. Думаю, обойдется, тревожиться нечему.
Дома тоже не обошлось без расспросов, но не отстали после отговорки, стали настаивать идти к ведуну-лекарю. Та же Румяна воскликнула в сердцах:Как же смурь сама пройдет, если ты даже ночами стонешь? Варяжко, любимый, твоя кручина рвет нам сердце. Послушай нас, наведайся к ведуну. Худа от того не будет, но может помочь в беде твоей!
В один вечеров все же решился и отправился к волхву в храм боговне столько из-за надежды обрести покой, а ради ближних, переживающих за него. Ничего серьезного от встречи с жрецом не ожидалприписываемые им чудеса объяснял россказнями невежественных верующих, да и предыдущий опыт общения с ними никаких домыслов об их сверхъестественных способностях не давал. Правда, виделся прежде только несколько раз, и то недолго, каких-то обстоятельных разговоров не вел. К тому же не различал, кто перед нимобычный жрец, ведун-провидец или волхв-чудотворец. Что-то о них толковали сведущие люди, а он принимал как данность:Коль называют храмового жреца Божидара волхвом, так и будет обращаться к тому.
Волхв, еще не старый, ничем не примечательный с виду муж, встретил гостя радушно, после слов того о приведшей в храм нужде провел в отделенный небольшой перегородкой закутокпо-видимому, для конфиденциальных встреч, вроде исповедальни в христианской церкви. Варяжко не стал скрывать свою беду, рассказал без утайки о перенесенных им переживаниях и чувствах, открыл внимавшему жрецу свою изболевшуюся душу. Тот слушал, не перебивая, смотрел неотрывно в глаза страждущему, а потом проговорил строго, с заметной тревогой:
Ты чужой, не нашего рода! И дух твой чуждый, не находит здесь места.
Глава 3
Варяжко в первые мгновения после слов жреца застыл в оторопи, недоуменно уставился на того, не веря своим ушам. А затем, как-то поняв высказанное уличение, проговорил с негодованием:
Я русич, такой же, как ты! Может быть, другого племени, но той же крови, славянской.
Говорил без какого-то лукавства, он давно уже вжился в новый образ, воспринимал себя настоящим Варяжко. Прошлая жизнь Мезенцева для него ушла в небытие, вспоминал о ней, когда требовалась какая-то информация, подсказка из далекого будущего.
Может быть, но дух твой не наш, все еще в напряжении ответил волхв, продолжая всматриваться в глаза пронзительным взглядом, после добавил:Кто ты, Варяжко? Или кто заместо него?
Как же он узнал? промелькнула мысль, за ней другая:Или есть правда в молве о волхвах, видящих то, что неведомо другим? Но чтобы ни значило, надо сказать правдунедомолвки только погубят веру ко мне. Чем тогда закончитсяпонять не трудно, в лучшем случае стану изгоем.
Рассказывал долго, отвечая еще на вопросы ошеломленного от услышанного волхва. Тот, похоже, сам поразился, веря и не веря пришельцу из другого мира, но живое доказательство, стоявшее перед ним, убеждало больше слов. Они оба уже устали от столь диковинных откровений, каждому надо было прийти в себя. Волхв отпустил со словами:Приходи, Варяжко, завтра поутру, тогда и обдумаем, как с тобой быть.
Встретились еще дважды, уже не перегружая свой разум, как в первый раз. Вели более спокойные разговоры, настороженность между ними растопилась, когда убедились в добрых помыслахзла против другого никто не таил. Заходила речь и о той истории, что происходила с Русью в прежнем мире пришельца. Варяжко рассказал о братоубийственной войне сыновей Святослава, княжении Владимира, насильственном крещении им русичей в православную веру и поругании нынешних богов. О том, что подвигло в этом мире пойти другим путем, умолчалне без основания полагал, что его вмешательство не во всем вызовет одобрение жреца. Да тот и не допытывался, его больше заняло ниспровержение богов Владимиром и гонения против поборников исконной веры, судя по тому, как он надолго задумался после рассказа о них.
Душевную маяту Варяжко волхв излечил скоровзяв того за руки, минуту сидел с закрытыми глазами, а потом изрек кротко:
Мир теперь в твоем сердце. Но скажу, что оно у тебя ранимое и может вновь лишить покоя. Дам советобрети веру в провидение богов, она даст крепость духа в пору сомнений и терзаний.
В последующем молодой тысяцкий еще не раз вел разговоры с волхвом, обсуждал с ним непростые вопросы о племенных отношениях и противоречиях, объединению северных народов, о том же князе Владимире, постепенно набирающим силу и восстанавливающим утерянную было власть на землях русских. Видел жреца и при исполнении службы в храме на одном из главных праздниковКоловороте или Купалы с обрядом очищения огнем и водой от болезней и невзгод. Служба проходила красочно и радостно, с венками цветов, хороводом и песнями, люди несли богам свои дары и требызерно, блины, мёд, орехи. Странно, но почему-то в голову Варяжко приходили мысли о других обрядах, далеко не таких добрых. Самому не приходилось на них бывать, но слышал от другихс кровавыми жертвами, даже человеческими.
Как рассказывали люди, лет десять назад после засухи наступил страшный голод, от него умирали самые слабыедети и старики. Тогда в жертву приносили петухов и овец, а после и младенцев, чтобы умилостивить богов на спасение рода. Были ли те рассказы правдой или слухами, не знал наверняка, но склонялся верить им. Дикости еще в народе хватало, от суеверий до реальных дел, тех, что он видел своими глазамив жестокости к побежденному врагу, пренебрежении к чужой жизни и слабым. И не в вере человека сутьязычник он или христианин, а в его природе. Здесь выживает сильнейший, сам инстинкт самосохранения вынуждает быть жестоким к другимэту истину пришлось познавать самому Варяжко уже в течении шести лет, но больше умом, чем душойона все еще не смогла смириться.
В конце лета вновь пришлось выступить с войском в поход, теперь на Северные земли. К ним пришла беда, с которой сами не справились и призвали помощь. Главы союза ради жизнисвоей и родичей, попрали гордыню и послали в Новгород важных людей с просьбой принять под свое крыло и отбить ворога, пришедшего на их землю. От моря по Нарве заявились норманны, к ним присоединились эсты и битые в прошлом году ливы. Они уже заняли все Причудье и Копорье, подступили к Пскову и Изборску. По сведениям гонцов, во вражеском войске больше двух тысячи воинов, из них треть составили викинги, по сути те же варяги, только обзывают себя так. Они и несли наибольшую опасность, сейчас всей своей дружиной налегли на Псков. Сколько он продержитсянеизвестно, но посланцы просили идти скорее на помощь, едва не валяясь в ногах.