У меня сердце разрывается от боли при одной мысли, что однажды она покинет меня навсегда, и ничто, кроме зелененьких долларов, не сможет залечить мне раны.
— Винчестер и пять долларов в придачу, — ответил грубый голос, должно быть, мистера Вилкинсона. — Ружье прекрасно стреляет и к тому же совсем новое. В этих краях такого ни у кого больше нет.
Старика Макгроу обуяла жадность.
— Ну ладно, — начал было он нехотя соглашаться, и в этот момент я толкнул дверь и вошел, нагнув голову, чтобы не зацепить притолоку. Старик Макгроу сидел, развались на стуле и поглаживая черную бороду. За его спиной стояли долговязые сыновья Джой, Билл и Джон, которые таращили глаза на происходящее, а чуть в стороне, на скамеечке возле холодного камина, расположился во всей красе и сам мистер Вилкинсон. От неожиданности я даже моргнул несколько раз. И было от чего! За всю свою жизнь не встречал подобного великолепия! Глория говорила сущую правду: здесь была и сногсшибательная белая шляпа, перевязанная кожаной ленточкой, и сапоги с позолоченными шпорами, и уже известная рубашка! — вся в широких красных, желтых и зеленых полосках. На правом боку ковбоя висела кобура из лоснящейся, гладкой черной кожи, а из нее выглядывала инкрустированная жемчугом рукоятка кольта сорок пятого калибра. Судя по загорелым рукам, он презирал перчатки. Глаза, чернее самой черной ночи, сверлили меня тяжелым взглядом.
Я был тогда, еще очень молод и под прицелом этих глаз чувствовал себя довольно неловко. Наконец, собравшись с мыслями, пробормотал весьма учтиво:
— Доброе утро, мистер Макгроу.
— Это что еще за медвежонок? — подозрительно осведомился мистер Вилкинсон.
— Проваливай отсюда, Элкинс, — посоветовал мне папаша Макгроу. — Мы обсуждаем семейные дела. Шагай!
— Знаю я, что за дела вы тут проворачиваете, — ответил я резко. Но, вспомнив наставления Глории, с дипломатической вежливостью добавил: — Я пришел сказать, что этой свадьбе не бывать! Глория не собирается выходить замуж за мистера Вилкинсона. Она хочет стать моей женой, и, клянусь, любому, кто осмелится встать между нами, лучше бы повстречаться с кугуаром или гризли, чем со мной!
— Что такое? — зловеще протянул мистер Вилкинсон, медленно вставая со скамьи и принимая позу кугуара, изготовившегося к прыжку.
— Пошел вон! — заорал папаша Макгроу, вскакивая со стула и хватаясь за кочергу. — Как я поступлю со своей дочерью, тебя не касается! Мистер Вилкинсон дает мне за нее превосходный винчестер и пять долларов наличными! А что можешь предложить мне ты? Кто ты такой — гора безмозглых мускулов и только-то!
— Смотри, не продешеви, старый скряга, — сказал я в запальчивости, помня, однако, о хорошем тоне. Оскорблять его не имело смысла; к тому же, несмотря на гадости в мой адрес, я был решительно настроен довести разговор до конца. Итак, я продолжал: — Тому, кто готов продать собственную дочь за ружье и пять долларов, следует поостеречься будущих родственников. Попробуй выдать Глорию за мистера Вилкинсона и увидишь, что ничего, кроме неприятностей, тебе это не принесет.
— Да как ты… — захлебнулся яростью старик и замахнулся на меня кочергой. — Если сейчас же не заткнешься, я проломлю твой дурацкий череп, как орех!
А мистер Вилкинсон как зарычит:
— Позвольте, дорогой тестюшка, я сам им займусь! У меня руки так и чешутся набить наглецу морду. Эй ты, лопоухий осел! Ты, сам уберешься отсюда или предпочитаешь вылететь с треском?
— Чего же ты топчешься, полосатое брюхо, если такой сильный? — учтиво так возразил я ему на манер придворного щеголя, а он в ответ заревел, как медведь, и схватился за кольт; да только я оказался проворнее, и не успел он нащупать курок, как выстрелом выбил кольт из его руки вместе с отстреленным пальцем.