В лёгком сумраке проскользнуло несколько силуэтов. По спокойному движению, сразу узнал в них местныхони шли на утреннюю службу.
Спать совсем не хотелось, и я решил пойти за ними. Свете, в частности, очень не нравились эти службы. Чтобы она снова меня не отчитывала, я тихо выбрался, аккуратно прикрыл дверь и пошёл за местными в «храм», в самый центр деревни. Сложно было назвать это обычным храмом: с виду он не отличался от старых деревянных бревенчатых домов, которых много ещё осталось в деревнях и небольших городах.
Улица обдала меня потоком холодного ветра. С непривычки он больно обдувал лицо, и пробивал насквозь. Я прикрылся шарфом, который мне дал один из жителей, и пошёл дальше.
На подъездах к деревне стояло много заброшенных машин, которые были аккуратно поставлены как преграда. Несколько жителей мне ответили, что так и было до их прихода.
«Когда мы собралисьтут уже так всё и было» примерно так и отвечали. Вообще, жители неохотно шли на разговор и старались побыстрее уйти.
На входе мне кивнул крупный мужчина и открыл дверь. Я прошёл внутрь, и сел на один из стульев у входа. Все садились вперёд, на первые ряды стульев, но я не очень хотел привлекать к себе внимание, поэтому сел у самой стены.
Здесь собрались почти все местные: около двадцати человек. Я слышал, что сюда приходят каждое утро все кто можеткроме тех, у кого дежурство.
В самом конце комнаты, перед скамейками, стояла самодельная, криво сделанная, деревянная трибуна. Там, в тени, стоял невысокий мужчина в чёрном балахонеСтарейшина. Он, видимо, готовился к утренней речи. Люди впереди перешёптывались.
В окна, что были позади трибуны, медленно, словно ленивый паук, начало проникать утреннее яркое солнце. Позади этого дома не было ничего, кроме огромного заснеженного поля, поэтому свет лился внутрь вовсю.
Порагромко сказал Старейшина, и встал за трибуну. Шёпот резко оборвался. Друзья мои, товарищи, братья, сёстры salve! Salve, parochiani!
Все люди, будто по команде, встали, приложили руку к груди и громко ответили:
Salve! Diu vivere Deo!
Я смущенно забился в угол. Люди сели и пристально уставились на Старейшину. Прихожане выглядели истощёнными, бледными, но на лицах было полнейшее удовольствие. Сейчас это было заметно лучше всего.
Отлично! Отлично! сказал, улыбаясь, Старейшина. Он выглядел на порядок здоровее остальных, даже был немного полноват. На лице была ещё небольшая борода. Надеюсь, все сегодня хорошо спали, и готовы нести крест нового дня во имя всеобщей помощи и Господа нашего? Старейшина вознёс руки над головой.
Amen! громко сказали прихожане и захлопали.
Старейшина жестом остановил овации.
Вижу, среди нас появился новый человек. Новая душа ищет спасения, он сложил руки на груди, смотря на меня. А потом отвернулся: Отлично! Замечательно! Давайте поведаем ему наши заповеди и правила «вознесённой» жизни! Ну же, кто? Старейшина спустился к рядам стульев, и пошёл в мою сторону. Он быстро осматривал весь зал. Все люди поднимали руки, желая выступить. Мне стало как-то совсем не по себе, но уходить было уже поздно. Наконец, его взгляд остановился на мужчине с залысинами.
Петя, давай ты, сказал Старейшина. Мужчина встал и повернулся ко мнеэто был невысокий тощий мужчина средних лет.
Какие наши главные враги? спросил Старейшина. Всё взгляды теперь были устремлены на меня, от чего я чувствовал себя неловко ещё больше, как загнанный в угол зверь.
Наши врагиэто мы сами! с силой продекламировал мужчина.
Прекрасно, с удовольствием отметил Старейшина, а что же конкретно?
Самый главный врагнаша всепоглощающая, уничтожающая всё, гордыня!
Верно, подтвердил Старейшина. Дальше.
Наша безмерная алчность, вечная жадность до большего, в глазах мужчины загорелся какой-то внутренний огонь. Его слова обжигали меня, разжигая что-то внутри. Что-то внутри откликалось на его слова.
Именно, сказал Старейшина. И что ещё?
И наша чудовищная зависть, что толкает против Бога, себя и общества.
Замечательно, заключил Старейшина, расплываясь в улыбке. А же нам даёт гнев?
Гнев даёт нам силы. Гневэто необходимое зло. Только огнём наших душ мы сможем отчистить всю скверну этого мира, было видно даже, как мужчину немного трясёт.
Именно так, сказал Старейшина. Только гнев сможет нам помочь в борьбе с нашими пороками и ленью, которая стала непозволительной роскошью. Садись, Петя, ты сегодня у нас молодец.
Мужчина, улыбаясь, сел обратно. Старейшина снова поднялся к трибуне.
Всё верно. Библия говорит нам: смертные грехиэто гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие и уныние. Но мне было дано виденье! Я научил вас обращать грех против греха, что бы вы могли быстрее идти к цели, что была указана свыше!
Amen! прокричали люди. Некоторые голоса выделялись на фоне остальных. Петя был одним из них.
Посмотрите, до чего же дошли люди! Посмотрите, до чего мы дошли, стремясь к Дьяволу! Теперь многие из нас просто сосуды для его демонов! Демонов чревоугодия! Они ходят по святой земле и пожирают души наши, делая новые сосуды для греха! Бог видел это, и послал мне виденье! Он дал мне виденье о том, что будет, и как нужно жить, чтобы заслужить прощение!
Amen!
Братья и сёстры, Бог сказал мне: «Веди их, ибо они не ведают, что творят, и даю я тебе право на зло, иначе они не смогут»! Бог милосерден!
Amen! люди подняли руки. Начался всеобщий гул.
Он сжалился над нами! Даже сейчас, когда мы настолько от него отвернулись! Все мыдети его!
Amen!
Старейшина сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух. Зал наполнился какой-то странной энергией. Стало даже как-то светлее. Волна людских эмоций была такая сильная, что, казалось, я начал тонуть. Руки поднялись сами по себе и начали двигаться во всеобщий такт.
Поэтому, братья и сёстры, не нужно огорчать отца нашего! Нужно жить его словом, и стремиться к высшему, помогая братьям и сёстрам нашим павшимизбавлять их от страданий!
Amen! я кричал уже наравне со всеми.
А теперь, Старейшина говорил уже заметно тише, помолимся.
Всеобщий гул резко оборвался, и люди склонили головы, взявшись за руки. Еле слышно была слышна их молитва. Смутившись, я убрал руки. Волна, которая до этого лишь нарастала, вдруг оборвалась во мне.
Спустя минуту Старейшина открыл глаза.
А теперь, parochiani, идите в новый день достойно.
Amen! громко прокричали прихожане и стали вставать со своих мест, собираясь уходить. Все они будто светились изнутри. Меня это завораживало.
Старейшина подошёл ко мне, сел рядом, положил левую руку мне на плечо.
Костя, ты, надеюсь, никуда не спешишь? спросил он мягко.
Нет, растерялся я.
Я поднялся голову. В его глазах был какой-то магический ясный свет знания.
Пойдём со мной, сказал Старейшина и пошёл вперёд, в сторону трибуны. Я пошёл следом.
Возле трибуны оказалась тёмная, едва заметная, дверь. Старейшина достал из-за кофты цепочку с ключом, снял её с шеи и открыл дверь, проходя внутрь. Комната внутри была маленькой, но хорошо обставленной: вдоль левой стены стояли пару столиков, набитых разными мелкими вещами, а над ними висел большой ковёр с изображением оленей. Возле окна стоял стол из толстого красного дерева и такой же роскошный стул, а вдоль стены справа стоял большой бордовый шкаф. Рядом, в уголке, совсем не вписываясь, старенькое ободранное кресло.
Старейшина прошёл за стол и сел. Он откинулся на спинку и посмотрел в окно.
Эх, красотища, вздохнул Старейшина, и повернулся ко мне: Чего стоишь? Не стесняйся, проходи, он жестом показал на кресло. Я послушно сел. Что ты думаешь о нашей общине? Костя, верно?
В ответ я кивнул и присел.
Не знаю, замялся я.
Ну же, не стесняйся. Я же есть тебя не буду, Старейшина улыбнулся. Нравится тебе у нас?
Да, сказал я неуверенно. Я следил за руками, чтобы лишний раз не выдать волнение. Сейчас мне всё это казалось очень важным.
Хорошо хорошо. Значит, хочешь остатьсяСтарейшина говорил плавно и мягко. Вместе ведь лучше. Да и только вместе мы сможем создать лучшую жизнь, как считаешь? Как одна большая семья. Хочешь ведь жить в мире и спокойствии, да? Не ожидая этих демонов за каждым углом? он внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа.