Ну а если и того нет? Какие наши доказательства, что тут какой-то путник пробегал? Чесгря, никаких. Мы хотели бы веритьно мало ли чего мы хотели, шароёбясь вдоль и поперёк глухих, окольных троп, которые ведут исключительно друг к другу? Да, в общем, те желания столь же лестны, вздорны и не стоят внимания. Или хотя бы презрения. Ибо и оно истощилось в нашем мире, ну или стало невообразимой редкостьюкак нефть, как честь.
Есть только огромножоп, только прекраснохвост. И то: ведь существуют они не для себя и не для нас, а лишь друг друга для, ибо каждый из нихсон разума другого.
ВТОРОЙ КЛЮЧИК, АЛЬТОВЫЙ. ЗОВИТЕ МЕНЯ
Читать после 29 главы первого томахотя можно и после 17, если совсем уж невтерпёж.
Санкт-Петербург (бывш. Ленинград). 1996 г. н. э. (от Р.Х.). Воскресенье.
Малянов подступил к плите, взгромоздил чайник. Сунул под него спичку с маленьким горбиком пламени на спинке. Медленно кашлянул газ. Синие когти огня впились в старую, закопчённую жесть.
Сначала зажги, потом ставь, посоветовал Вечеровский.
Я так привык, Малянов осторожно, по сантиметру, развернулся, чтобы смотреть на Вечеровского.
Для покойника Вечеровский был неприлично молод. И одет по-молодомукремовая водолазка, ремень, серые брюки. Жёлтые пижонские ботинки сидели на нём как убитые.
Ты воды не налил, сказал Вечеровский, закуривая.
Знаю, Малянов открыл крышечку и залил воду из кувшина. Я так привык, добавил он, не дожидаясь вопроса.
Не стариковствуй, предупредил Вечеровский, стряхивая пепел в пустую сахарницу. Тебе вообще-то шестьдесят пять. По мировым меркамсамый расцвет.
Это по мировым, у них медицина. Малянов со стуком поставил кувшин на стол. Знаешь, я ведь когда-то боялся сенильной деменции. Всё, что угодно, только не сенильная деменция. Когда читаешь препринт своей статьи и не понимаешь, что написано.
Ужас-ужас, Вечеровский выдохнул, изо рта бестолково повалил серый дым. И как?
С чем смотря, Малянов полез в кухонный шкафчик за стаканами. Я всё ещё могу прочесть препринт своей статьи. И понять, что написано. Я даже могу прочесть препринт статьи Горькавого на английском. И понять, что это дрэк и вторичный продукт Но вот этого всего я уже не понимаю, он повернул голову к окну без занавески, за которым была ночь, деревья и крыша соседней пятиэтажки: когда-то знакомый мир, ставший чужим и опасным.
И не надо, Вечеровский взял салфетку, снял тяжкие роговые очки и принялся их протирать.
Грязь размажешь, сказал Малянов. Кстати. Почему стало так грязно? Раньше такого не было. Я теперь всё время руки мою.
У тебя чисто, напомнил Вечеровский. Оксана пидарасит всё до блеска. Дважды в неделю. Если схалтуритноги вырву.
Пидарасит, ноги вырву, задумчиво повторил Малянов. Раньше так не говорили. Что, теперь можно?
Нельзя. Но говорят, не очень понятно объяснил Вечеровский. Это что? показал он на подоконник, где лежали какие-то бумаги.
Из ящика, сказал Малянов. В смысле, почтового. Всё время чего-то пихают. Я каждую неделю выгребаю.
Тебе же сказалине выходит из квартиры, серьёзно сказал Вечеровский. Никогда не выходи из квартиры. Ни-ког-да. Этопомнишь?
Он поднял палец и показал. На внешнем стекле белела точка, а вокругсложная система трещин, похожая на схему московского метрополитена.
Оксана говоритразборки какие-то. Так вроде со всеми разобрались? Нет? с надеждой спросил Малянов.
Не со всеми. Тебя убьют. За квартиру. Как Вальку Вайнгартена.
Я только в подъезд, начал оправдываться Малянов.
Никуда не выходи, вообще никуда. Не веришь мнеповерь Бродскому. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Специально для тебя сказано. Хотя для меня там тоже есть полстроки. Заведу гербсделаю девизом.
Про уборную? попытался вспомнить стихотворение Малянов.
Нет, в середине предпоследнего, на латыни Хотя зачем я говорю, ты забудешь. Ладно, сделаем по-другому. Где ключи?
Ключи? не понял Малянов. Какие ключи?
От входной двери. Извини, заберу.
Я тогда не смогу дверь запереть, пожаловался Малянов.
И не надо. У Оксанки ключи есть, она запрёт.
А как я скорпомощи открою?
Забудь про скорпомощь, Вечеровский рассердился. Если вдруг чегозвони Оксане. Только ей. Больше никому.
Ну вдруг мне плохо станет. Ведь надо "скорую"? не понял Малянов.
"Скорая"? Они приедут, посмотрят. А потом отзвонят кому надо, что нашли двушку в отличном состоянии с одиноким пенсионером. И всё.
Ну не обязательно, не согласился Малянов. Вечеровский не снизошёл до ответа.
Дверь приоткрылась, из-а неё показался гладкий серый кот с аккуратной импортной мордой.
Что, Калямушка? Рыбки хочешь? Малянов наклонился к коту. Тот не отреагировал.
В прихожей корм, напомнил Вечеровский.
Да я насыпал. Ему бы рыбки, Малянов жалобно прищурился.
Нельзя ему рыбки. Он из шотландского питомника. На кормах всю жизнь. Ладно, это всё тоже Оксанке решил он.
Кот понял, что еды не будет, разочарованно сказал "мрюк" и ушёл.
Погоди-погоди, Малянов почесал под нижней губой. У меня нет сенильной деменции. И я ещё не разучился думать. Если то, что ты мне рассказывал, действительно правда, то Оксанку ты нанять не мог. Она же должна забыть, что ты её нанял.
Я и не нанимал, Вечеровский закурил снова. Нанимала Ирка. И она же с ней общается.
Моя Ирка? не понял Малянов.
Ну да. Твоя. Я через неё иногда работаю. Она меня помнит. Тебя тоже, быстро добавил он.
А Бобка? с надеждой в голосе спросил Малянов.
Не знаю, отрезал Вечеровский. А с Иркой так. Звоню всегда у подъезда, по сотику. Она ойкает. Потом делает вид, что очень рада. Спрашивает, как у меня там в Америке. Все почему-то уверены, что я там, в Америке.
А почему ты не в Америке? заинтересовался Малянов.
У меня ещё здесь дела, не стал развивать тему Вечеровский. В общем, захожу с Ирке с цветами и шампанским. Сидим часа два, потом я говорю, что у тебя проблемы с обслуживанием и надо бы помочь, а я с тобой в ссоре и сам не могу. Она кобенится. Даю денег
Сколько? неожиданно спросил Малянов, следя за чайником: тот уже шумел, но ещё не булькал.
Ты про заварку забыл, сказал Вечеровский. Вооон в том ящике.
Малянов не пошевелился.
Ладно, я сам, Вечеровский решительно поднялся, достал из шкафчика жестянку и заварник и принялся над ними колдовать.
И чего Ирка? не отставал Малянов.
Жадная она очень, Вечеровский поморщился. Обычно просит триста. Долларов, добавил он.
За что? не понял Малянов.
За всё. Ну то есть сделать звонки, распорядиться туда-сюда И я не могу уйтизабудет. Когда мы Оксанку нанимали, пришлось у неё заночевать. Ничего такого, сам понимаешь, на всякий случай добавил он.
И что, ты ей платишь триста долларов за звонки? не поверил Малянов.
Нет, конечно. Оставляю сотню, остальное обещаю завтра. Хотя и сотню жалко. Она её прячет, а потом забывает, где. Да, кстатиу тебя деньги как? Не кончились?
В тумбочке которые? Вроде осталось, Малянов остановился, пожевал губами. Интересно. Я обычно думаю, что в тумбочке лежат деньги за дачу в Замостье. И никак не кончатся. Потому что у меня очень скромные потребности.
Скромные? Знал бы ты, во что твои препринты обходятся, усмехнулся Вечеровский. Кхм, а это что? он с неожиданной заинтересованностью полез в ящик, забренчал посудой.
Можешь больше не заказывать, обойдусь, обиделся Малянов.
Кто обойдётся, а кто нетэто решаю я, заявил Вечеровский. Ты мне нужен живым и без сенильной деменции. Как можно дольше Оппаньки! Вечеровский вытащил широкий бумажный лист, засиженный мелкими буковками.
У тебя на этом посуда стояла, сказал он. Чайник кипит.
Малянов принялся заваривать чай, Вечеровский вернулся на прежнее место.
Советский журнал. Страница двадцать девять. "Корнелиус отсутствующе кивнул и сел", зачитал он, держа бумагу перед глазами. "Кресло, как и вся мебель, приспособленное к условиям низкой гравитации"