В ней происходили тревожные перемены. Она бледнела, худела, на чистом лбу появились морщинки.
- Ничего, - отвечала она на вопросительные взгляды Виктора. - Так должно быть.
Эти слова он слышал в полете, в корабле, в лесу, как сейчас, когда они на поляне-идут вдвоем. И каждый раз все настойчивее он отвечал на них предложением:
- Улетим вместе.
Эла отмалчивалась.
- Улетим!
Они остановились на той же тропинке в город. Виктор глядел в ее бездонные, неуловимо меняющиеся глаза, в зрачки.
- Улетим!.. - твердил как завороженный.
- Почему ты так говоришь? - Эла слегка отстранилась от Виктора. - Ты обо мне ничего не знаешь.
Виктор готов был возражать, настаивать на своем. Закружить ее, унести в небо.
- Хочешь, - сказала Эла, - я сделаю тебя музыкой?
Шутка. Виктор улыбался в ответ.
- Дай руки, - сказала Эла.
Виктор протянул руки. Эла повернула их ладонями вверх.
- Пять пальцев на одной руке, пять на другой. Это гармония? - спросила она.
- Гармония, - согласился Виктор.
- Пальцы - пять тонов гаммы. Ладонь - аккорд. - Эла подняла взгляд выше. Плечи, глаза все это будет звучать.
Конечно, шутка! Виктор безоблачно улыбался.
Эла отпустила его, сорвала с куста ветку:
- Слушай!
Ветка стала съеживаться, исчезать. Она не горела, не тлела, как в огне, становилась невидимой. В то же время она звучала.
Исчезла. Слабый, но вполне явственный аккорд постоял в воздухе и тоже исчез.
Все это было похоже на бред.
- Дай руки! - сказала Эла.
- Нет... - Виктор перестал улыбаться. Исчезнувшая ветка воочию стояла перед глазами.
- Она не исчезла, - как всегда, угадала его мысли Эла. - Она будет жить вечно, как музыка. И ты будешь жить.
- Нет, - повторил Виктор, - лучше ты улетишь со мной.
Эла засмеялась:
- Люби меня!
Объятия ее становились все горячее, жаднее... Наконец Виктор наметил дату отлета - через месяц.
- Повремени, - попросила Эла.
Виктор прибавил неделю.
- Еще...
- Эла!
- Мне нужно.
- Для чего?
- Все равно не поймешь.
Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила в шепот, и нельзя было понять, радостная эта песня или печальная, потому что было в ней то и другое.
- Кто это поет? - спросил Виктор.
- У нее Ночь Посвящения... - ответила Эла.
- Ты уже говорила эти слова, - напомнил Виктор.
- У каждого своя Ночь Посвящения.
- Ты отвечаешь загадками, Эла.
Девушка вздохнула в ответ.
- Печалишься? - спросил Виктор.
Эле стало заметно хуже. Выпятились лопатки, ключицы под платьем, впали и побледнели щеки. Только голос стал звонче, сильнее да удивительные глаза ярче.
- Так надо... - успокаивала она Виктора.
А тот готовил корабль в путь. Проверил моторы, горючее, ввел авиэт в отсек.
В минуту ласк увлекал Элу рассказами о Земле.
О цветах. Больше всего Эле хотелось потрогать цветы - на Иллире не было цветущих растений.
- Все цветы Земли я подарю тебе, - пообещал Виктор.
Четыре дня осталось до отбытия корабля. Теперь они ходили пешком. Через ручьи, овраги Виктор переносил ее на руках: Эла была как перышко.
Все чаще она вызывала родителей - фагот и скрипка тревожно пели возле нее.
- Плохие вести? - спрашивал Виктор.
- Нет, - уверяла Эла.
- Нам будет легче, когда улетим, - говорил он. Однажды они ушли далеко. Ночь застала их на половине пути к кораблю. Они едва добрались до города.
- Сядем. - Эла опустилась на траву на круглой площади.
- Но уже недалеко, - возражал Виктор.
- Останемся, - попросила Эла. - Я хочу.
Виктор сел рядом. Ночь была тихая, душная. В башнях, в минаретах не слышалось музыки. "Как перед грозой", - подумал Виктор.
- Положи мне голову на колени, - сказала Эла. Виктор склонился к ней.
- Ляг, - сказала она, - закрой глаза.