Границы допустимого пролёта мы начертили быстро, активного вещества в трюмах «Ориона» в избытке хватало, чтобы скатать дюжину планеток—маяков в дополнение к крутившемуся там шатуну Немесиде, а что до мощности «чёрной дыры», то мнения наши разошлись: приборы показывали, что на этом месте сколлапсировала звезда средних размеров, а наш астрофизик Николай Дион доказывал, что в преисподнюю рухнуло целое звёздное скопление в миллион или два светил, — некоторые наблюдения допускали и такое экстравагантное заключение.
Я честно зафиксировал в отчёте расхождение оценок и приступил к тому, что на Латоне именуется плановым отдыхом. У меня не было сомнений, что через одну—две недели «Орион» срочно загрузят доверху активным веществом, разыщут меня, в каком бы уголке латонских рощ я ни прятался, и предпишут срочно мчаться куда-нибудь к Тельцу или Гончему Псу, чтобы и там вокруг новооткрытой дыры в космосе расставлять маяки и прокладывать трассы безопасности, — скоро четырнадцать лет, как я только этим и занимаюсь.
Но меня разыскали не через две недели, а на пятый день. И не строгий начальник базы, а непоседливый Николай. Он примчался на пляж, где я мирно жарился под двумя дневными солнцами, и ещё издали заорал, чтобы я немедленно поднимался.
По-моему, в мире нет лучшего местечка для ничегонеделания, чем Латона: два белосияющих дневных солнца, три темно-красных ночных, полноводные реки, роскошные леса и такой ароматный воздух, что его хочется жевать или пить, а не равнодушно засасывать в лёгкие. Просто удивительно, что именно на такой райской планете разместили Главную Галактическую базу со всеми её космическими заводами, станциями связи и прочим хозяйством: чтобы понежиться в стороне от гула машин, нужно теперь улетать на сотню километров.
Увидев Николая, я повернулся к нему спиной. Он так торопился, что песок, разбрасываемый его каблуками, жалобно визжал. Я закрыл глаза и притворился, что похрапываю. Николай воскликнул:
— Казимеж! Неужели тебя не интересует, для чего я примчался? Ты же знаешь, я не терплю валяться на грунте.
— До свидания! — пробормотал я. — Доклад переносим на завтра. Не застилай левого солнца.
— Слушай, Полинг! — возгласил он торжественно. — На Латону прилетели Артур Хирота и Жак Бангалур.
— Я это перенесу. Передай им привет. Скажи, что встретимся через пять лет на Земле. — И снова закрыл глаза.
— Не спи, Полинг! — Он потряс моё плечо.
Я вскочил и с упрёком заметил, что в добрые старые времена подчинённые относились к своим начальникам гораздо почтительней. Он возразил, что на отдыхе я ему не начальник, а друг, а с другом можно и не церемониться.
— И вообще, ты больше не будешь надо мной начальствовать, — объявил он с воодушевлением. — Дело в том, что Земля разрешила экспедицию в дзета—мир. Именно для её организации и появились на Латоне Артур и Жак. Проектируют в эту экспедицию и тебя: Артур просил разыскать и без промедления доставить тебя к нему. В жизни не видел более бесчувственного человека, чем ты, Казимеж! На твоём месте я бы плясал от восторга!
— На своём месте я продолжу заслуженный честной работой отдых под двумя солнцами!
Я снова блаженно растянулся на нежном песке. Больше всего на Латоне люблю её речные пески — красноватозолотые, мелкозернистые, мягкие, тёплые… Я назвал песок нежным, это не выспренняя похвала, а сухая характеристика материала. Меня не тянуло бросить пляж. Что бы там ни навоображал себе Николай, Артур Хирота отлично обойдётся и без меня.
Хорошо помню, что был в ту минуту безмятежно спокоен. Экспедиция в дзета—миры ни с какой стороны не могли коснуться меня. В мире не существовало человека, столь же далёкого от неё, как я. Я просто слишком невежествен для такого предприятия. Иной любознательный школьник тут мог дать мне десять очков форы.