Слава, позвал.
Но в ответ получил лишь тишину. Сжал челюсти и сел рядом, беря другую руку с браслетом, вытаскивая свой телефон. Наваждение не прошло, но соображать получалось уже лучше. Я даже не стал ничего анализировать: ни ее обморок, ни собственную реакцию. Нахер. Сосредоточился на самых простых действиях.
Прежде, чем вызывать скорую, надо бы проверить показатели, Энджи должна была как-то отреагировать.
Подключился быстро, вывел на экран данные и нахмурился.
Если вкратце, у Вороновой истощение, и Энджи уже вызвала неотложку и предупредила охрану внизу.
Рука сама потянулась к Славе, убрала с лица влажную прядь волос, коснулась высокой скулы.
Фен у нее сломался, джинсы эти
Гребаная жесть.
Красивая, как чертова картинка. Тонкая, изящная. И эти брови вразлет, губы, глаза цвета шоколада. Меня накрывало от одного взгляда на нее, от одного ее присутствия. Как держалсяне понимаю. Она одновременно и бесила и с ума сводила.
Я не мог нормально соображать рядом с ней, контролировать себя не мог, думать ни о чем, кроме нее, в последние недели тоже не мог. Наваждение, бред.
Я склонился к девчонке, провел рукой вдоль шеи Словно током шарахнуло.
Знаменский возле нее крутится постоянно, крысеныш облезлый.
Радует только, что Слава ничего не замечает, если бы замечала, я бы его уже придушил, наплевал на все и спустил бы с лестницы.
Проблема в том, что она и меня не замечает.
Застегнутая на все пуговицы, строгая, предельно сконцентрированная. Вот только характер не спрячешь Я любил видеть злость в ее глазах, потому что в такие моменты
Воронова заводилась с пол-оборота, вспыхивала спичкой, горела так ярко, что почти обжигала. В такие моменты хотелось разложить ее на любой вертикальной поверхности и трахать, пока голос себе не сорвет. Пока не замурлычет кошкой.
Да ладно, Игорь, себе-то не ври, ты хочешь ее разложить постоянно, стоит только увидеть или почувствовать запах духовчто-то сладкое с ванилью, жаркое. Я думал о том, какой она может быть в постели, какая она, когда кончает.
Жесть.
Поднялся на ноги, отошел к столу, чтобы быть дальше, чтобы начать думать.
Может ли она сливать кому-то наши разработки? Может ли быть замешана во всем этом? Все так очевидно на нее указывает, что кажется слишком простым. На нее и на еще нескольких человек: двое разрабов и ее зам, конечно.
Я сжал челюсти, выдохнул, отворачиваясь к окну. Делать то, что я собирался, не следовало, но крысятник пора вычищать. Срыв с Иритой, косяки с Энджи, с каждым днем ситуация только ухудшается. Мы теряем время, а значит, деньги.
Дверь открылась, вырывая меня из мыслей, в кабинете показались врачи, а я вернул на лицо обычное свое выражение.
Станиславу привели в чувство и увезли в больницу, она пробовала спорить, выглядела растерянной, сопротивлялась, смотрела на меня так, что ни одной не пошлой мысли в башке не осталось: зло, упрямо, дерзко.
Воронова, прорычал я. Не обсуждается: или с ними поедешь, или я тебя скручу нахрен и сам отвезу!
Она захлопнула рот, уставилась на меня так, будто я ее ударил.
Я
Мы с тобой еще все обсудим. Ирита на холде и это главное, оборвал я ее. Доступ тебе пока закроют.
Она только челюсти сжала, а глаза полыхнули почти дьявольским огнем. Злится, понимает, что под подозрением, и бесится.
Очень горячая. Даже сейчас, даже с этими синяками под глазами и нездоровой бледностью на лице. Руки в кулаки сжала, наброситься готова.
Как только за Вороновой и врачами закрылась дверь, дышать сразу стало легче, мозг вернулся из члена в башку, и я смог заняться работой: ушел к разрабам и безопасникам. Зама ее, само собой, отправил домой. Покопался все-таки в ее домашней Энджи, совсем немного, чтобы отслеживать передвижения и подозрительные письма и звонки. А через час залез на сервер в поисках отчетов Вороновой и к, своему удивлению, нашел. Вот только все, что я открывал, почти каждый документ радовал бредом. С первой и до последней страницы.
Связался со Знаменским и попросил прислать мне вариант последнего отчета Вороновой.
Что произошло? Почему отозвали Ириту? спросил мужик, потирая помятую, очевидно, после попойки рожу. Особенно взволнованным не казался.
Она не готова, мотнул я головой. И Воронова утверждает, что говорила тебе об этом, Паш.
Говорила, пожал он плечами. Не поверишь, но почти орала.
Воронова не орет, поправил машинально.
Уверен, еще бы чуть-чуть и заорала, усмехнулся он. И кулаки тут же зачесались: слишком мерзкая была улыбка, слишком прозрачный намек, слишком похотливый блеск в почти белесых синих глазах.
Так почему ты дал добро на запуск?
Там мелочь какая-то, насколько я понял, мы бы стартанули с кампанией, а через две недели все бы доделали, скривил Знаменский круглую рожу, от чего стал походить на бомжа еще больше.
Понятно, сжал я челюсти. В общем, запуск я отменил, точнее, Воронова отменила, хотя ни хрена такими полномочиями не обладает, Станислава на три дня в отпуске.
Но
Все, Паш, мне надо идти, разгребать за тобой, и я вырубил звонок, открывая файл, который он же и сбросил мне в ящик несколько минут назад. Пробежал взглядом по документу и откинулся на спинку кресла.
Вот это на Воронову похоже больше. Здесь она в каждой строчке буквально, в каждой букве.
И что получается?
Я сохранил файл себе на флэшку, на всякий случай, поднялся на ноги. В движении мне всегда соображалось лучше. И уже через час вместе с безопасниками «пытался залатать дыру», как выразилась Станислава, и копался в мозгах Энджи. От монитора оторвался только в двенадцатом часу и то не по собственной воле.
Энджи сообщила, что Воронова вернулась домой.
И я тут же поставил в ее домашнюю сетку еще одну следилку, надо было подтащить еще и ее телефон.
Когда я закончил разбираться с мобильником и бросил взгляд на экран, Энджи вдруг врубила камеру, заставив меня прирасти к креслу. Воронова вышла из душа Из душа, мать ее Что за день сегодня поганый?
Сука.
Я прикрыл глаза, снова открыл, наблюдая за Вороновой. Усмехнулся криво, все ещё не сводя взгляда с монитора.
Слава странно смотрелась в домашней одежде, очень непривычно. Обычная майка и спортивные штаны, какие-то пушистые носки. Выглядела все еще раздраженной и мрачной, но все равно не такой, какой я привык видеть ее в офисе. Была мягче. Такой мягкой я не видел ее никогда. Наверное, поэтому и не мог отвести глаз от экрана, слишком контрастной была картинка.
Энджи, обратилась Станислава к помощнику, набери Ястребова.
Я дернулся, словно Слава застала меня за подглядыванием, тряхнул башкой Но окно на мониторе все же не свернул. Не смог себя заставить просто.
Да, Станислава, но я бы все-таки рекомендовала вам сначала поужинать.
Засунь свои рекомендации себе в реестр ошибок, рыкнула Воронова, а я улыбнулся, все еще приходя в себя. Набирай Ястребова.
Это было обидно, Станислава, прокомментировала Энджи. Воронова только глаза закатила. А через несколько секунд у меня на мониторе замигал вызов.
Станислава? улыбнулся я, делая окно со звонком меньше, продолжая наблюдать за девчонкой, и стараясь заглушить шепчущую в ушах совесть. Пожалуй, я сам не понимал до конца, что делаю, все еще был оглушен.
Камеру программы, в отличие от меня, Слава не включила
И было в этом что-то извращенное. Я понимал, как веду себя и что делаю, и не старался оправдать собственные действия. Да, причина того, что я сейчас на нее смотрюошибка в коде, пара закорючек, которые я забыл прописать, когда несколькими часами ранее ставил ее сеть на отслеживание, но Но закрыть окно я все еще не мог себя заставить.
Потом с этим разберусь. Как только мозг встанет на место.
Ты еще в офисе? нахмурилась Слава, вырывая из мыслей, огладывая кусок окна за моей спиной.
Как видишь. Как ты себя чувствуешь?
Все в порядке, нервно тряхнула девчонка головой и потянулась рукой к одному из ящиков на кухне. Выдвинула и уставилась на его содержимое, будто зависла. Что внутри я не видел, но поза, взгляд и ее молчание были очень красноречивыми.
Станислава?
Она вскинула голову, с силой захлопнула ящик, скрестила руки на груди.