Кроме того, Казанова все равно не поверил бы ни одному нашему слову. Любой разумный человек посчитал бы нас сумасшедшими, если бы мы поведали ему, что работаем охранниками времени, именуемыми Стражами, и что наши таинственные работодатели называют себя Хранителями, или попросту Старейшинами. Ведь до того, как полтора года назад я присоединилась к этой команде, я и сама посчитала бы все это сущей нелепицей. И очень хорошо, что блокировка не позволяла нам об этом говорить.
А теперь вперед, скомандовал Себастьяно.
Он опять пошел первым. Кроме Лоренцо, он подкупил еще и секретаря государственной инквизиции, который позаботился о том, чтобы все двери в этом коридоре оставались незапертыми. В проводнике мы не нуждались, Себастьяно уже много раз бывал во Дворце дожей в самые разные эпохи. Наш путь лежал вниз по темным переходам, пыльным кабинетам и узким черным лестницам. На третьем этаже было тихо, но на втором мы услышали в коридоре шагиохрана! Затаив дыхание и вжавшись в стену, мы подождали, пока опять воцарится тишина, а потом помчались дальше, вниз по очередной лестнице. До сих пор все шло нормально, я могла бы голову дать на отсечениеу меня ни разу не зудело в затылке. Этот зуд был моим своеобразным экстрасенсорным даром. Или проклятием, как посмотреть, потому что он всегда появлялся прямо над позвоночником при серьезной опасности. Чем сильнее зудело, тем опаснее была ситуация. Как только это начиналось, требовалось проявлять крайнюю осторожность. Если, конечно, на это еще оставалось время, что, к сожалению, случалось далеко не всегда.
Не успела я об этом подумать, как затылок зачесался.
Ой-ой-ой, вырвалось у меня.
Только вот не говори Себастьяно обернулся ко мне, замерев как вкопанный на середине темного коридора первого этажа.
И все-таки да, к сожалению.
Черт!
Что случилось? послышался за мной приглушенный голос Казановы. Себастьяно, всучив мне фонарь, с металлическим звоном обнажил шпагу. Казанова отпрянул.
Что, черт по
Ш-ш-ш! Ради бога, тише, мессир! Себастьяно протянул ему шпагу, и Казанова умолк, сбитый с толку.
Используйте ее только в самом крайнем случае, прошептал Себастьяно, но старайтесь обходиться без громких криков, иначе нам тут же придется иметь дело со всеми караульными Сан-Марко.
Я готов жизнь отдать, защищая эту юную особу! Казанова склонился ко мне:Я вовсе не нахожу ваши брюки слишком узкими, сообщил он мне потихоньку. Напротив! Они необычайно льстят вашим формам!
Ну, это уже слишком, пробормотал Себастьяно. Он бросил на меня тревожный взгляд, а затем, притянув к себе, поцеловал коротко, но со всей страстью. После этого он обратился к Казанове: «Только чтобы прояснить ситуацию. А теперь идем дальше». Держа наготове кинжал, он медленно продвигался вперед. Я знала, что он фантастически владеет холодным оружием, я уже бывала тому свидетелем, но фонарь у меня в руке тем не менее дрожал крупной дрожью. Казанова шел вплотную за мной, вытянув шпагу сбоку. И тут из-за угла вывернули два стражника. Вообще-то так рано они не должны были появиться, вероятно, они решили сократить обход. Как бы то ни было, эффект неожиданности сработал в нашу пользу. Эти двое едва успели выхватить шпаги. Казанова бросился мимо меня на одного из караульных, а Себастьяно взял на себя второго, в то время как я просто стояла с фонарем, превратившись в сплошной комок нервов. Звон бьющихся друг о друга клинков казался мне оглушительным, и Казанова в пылу сражения тоже вел себя не сказать чтобы очень тихо. Его возгласы долетали, вероятно, до самого моста Риальто.
Вот! Получи, подлец! Ну, берегись! Сейчас я тебя достану! Ага, есть! Его шпага попала в цель, но противник только вздрогнул и продолжил драться. Из-за этого шума здесь в любую секунду могла возникнуть дюжина караульных! Я в страхе поглядывала на Себастьяно, с кинжалом наготове обходящего своего противника. Тот бросился на него со шпагой, на что Себастьяно, элегантно отступив в сторону, чисто исполненным приемом дзюдо подбросил его в воздух. Приземление было жестким, шлем, побрякивая, откатился в сторону. Стражник со стоном попытался встать на ноги, но Себастьяно настиг его ударом рукоятки кинжала в висок, и он повалился навзничь, потеряв сознание. Казанова все еще бился со вторым стражником. Вдалеке послышались мужские голоса и грохот сапог по булыжнику. Зуд в затылке усилился.
Быстрее! крикнула я.
Себастьяно поспешил на помощь Казанове, ударом сзади сбив стражника с ног и вырубив тем же приемом, что и первого.
Еще чуть-чуть, и я бы его прикончил! немного обиженно воскликнул Казанова.
Поберегите дыхание для побега! сказал Себастьяно. Забрав у Казановы шпагу, он знаком велел нам следовать за ворота. Мы вышли в бесконечно длинную аркаду на южной стороне дворца. Вдоль мола горели факелы, в свете которых жутковато колебались очертания бесчисленных лодок у причала.
Я потерла затылок: «Вон они!»
Группа вооруженных людей топала вдоль ряда колонн, приближаясь с пугающей быстротой. Судя по шагам и крикам, их было по меньшей мере четверо или пятеро. В свете факелов виднелись их поднятые копья.
Будет лучше, если вы вернете мне шпагу! в боевом задоре воскликнул Казанова.
Не сейчас, Себастьяно привстал на цыпочки. Вон наша гондола! Времени мало! Идем!
Стражники находились самое большее в дюжине шагов от нас. Себастьяно схватил меня за руку, и мы побежали. Казанове не потребовалось специального приглашения, он проявил достойные уважения спринтерские качества. Гондола выскользнула по каналу Рио ди Палаццо и ждала нас у моста Понте ди Палья. Мы с Себастьяно вскочили в нее одновременно, Казанова последовал за нами. Поднимаясь на борт, он все-таки поскользнулся и одной ногой оказался в воде, но Хосе длинным веслом уже оттолкнулся от причала и с нечеловеческой силой стал грести в сторону чернильно-черной лагуны. Мы не успели далеко отплыть от берега, когда разъяренные преследователи достигли пристани. Один из стражников, сердито вопя, метнул в нас копье, лишь сантиметра на три разминувшееся с моей головой. Краем глаза я видела, как оно пролетело почти у самого уха. Чертыхнувшись, Себастьяно стащил меня вниз, на дно гондолы. Затем прогремел выстрел: один из стражников привел в действие свой пистолет. К счастью, стрелок он был никудышный, пуля просвистела в воздухе высоко над нашими головами. Хосе изо всех сил старался мощными взмахами весла как можно скорее вывести нас из опасной зоны. Мы быстро двигались вперед. Вскоре стражники превратились в нечеткие силуэты, выхваченные из тьмы береговыми факелами, а их крики растаяли вдали.
Кто вы? Казанова с любопытством изучал Хосе, стоявшего на корме, который в свете шлюпочного фонаря выглядел действительно впечатляюще. Греб он по-чемпионски, а своей жуткой худобой пробуждал желание срочно подкормить его витаминами. Никто не знал, сколько ему лет. На вид ему можно было дать все шестьдесят или семьдесят, но для путешественника во времени все, конечно, относительно. Особенно для одного из Старейшин. Я бы дала ему несколько тысяч, но Себастьяно считал, что я, как всегда, безмерно преувеличиваю. Сам Хосе никогда не распространялся о своем настоящем возрасте. Только снисходительно подмигивал левым глазом, когда его об этом спрашивали. Правый глаз он прятал под черной повязкой, отчего походил на пирата в летах. На вопрос Казановы он вместо ответа таинственно промолчал, как нередко поступал и со мной, если я проявляла излишнее любопытство.
Казанова на него не обиделся, он слишком радовался вновь обретенной свободе. Сидя рядом со мной, он отжимал насквозь мокрую штанину и оживленно вспоминал последние события.
Вы видели, как я сокрушил стражника ответным ударом? Он действовал быстро, а я быстрее! Парировать я всегда был мастер. Ха, мастерство не пропьешь! А еще этот болван Лоренцо! Он, конечно, и через сто лет все будет спрашивать себя, чем же я проковырял дыру в крыше камеры! Мой побег даст пищу для множества домыслов!
Он еще какое-то время продолжал в том же духе. Роль Себастьяно во всей этой истории почти свелась к нулю. Задним числом он стал кем-то вроде ассистента, который случайно болтался на крыше, когда началась заварушка. К сожалению, эти разглагольствования слегка подпортили мое первое, положительное, впечатление о Казанове, он показался мне страшным позером. Но потом я увидела, что его руки, которыми он все еще судорожно отжимал мокрую брючину, дрожат почти так же сильно, как мои. Теперь я заметила, как заключение истощило его физически. Он был слишком худ для своего роста, бросалась в глаза нездоровая бледность кожи, усыпанной блошиными укусами. В книге, которую он написал о своем побеге (или, точнее, напишет через много лет), упоминалось и о крысах. Пятнадцать месяцев в этой жуткой дыре были, вероятно, сущим адом. Всем этим бахвальством он лишь старался скрыть, что находится на пределе сил. И для такого состояния, отдадим ему должное, дрался он невероятно здорово.