Две девочки одна за другойи это при том, что у эльфов, в основном, рождались мальчики! Это было чудо, самое настоящее чудо!
А потом Галла вдруг обнаружила, что как раньше уже не будет. Никого не волновало, что в воскресное утро ей хочется понежиться в постели с детьми. Прозвенел колоколизвольте на службу. Это при беременности ей позволялось пропускать богослужение, но теперь свобода кончилась. Госпожа, у вас муж священник. Вы должны соответствовать. На вас же все смотрят.
Скрипела зубами, пыхтела и соответствовала. У нее были свои, личные, даже интимные отношения со Всевышним. А теперь их будто вывернули на всеобщее обозрение. Когда Галлу впервые попросили помолиться и благословить детей, она со слезами убежала прочь. Она не умеет! Оскар потом утешал ее, жалел, гладил по волосам. Но ей вдруг показалось, что по ней проехали асфальтоукладчиком, до того было тягостно. Он как-то сумел выставить ее истеричной дурой, хотя, наверное, это не он, а ее комплексы расцвели в полный цвет. Галлу всегда пугали публичные выступления. А здесь она так и не стала своей, хотя и жила в Цитадели уже несколько лет. Девчонок все любили, просто обожали. А она была мало что эльфийкой, которые всегда считались заносчивыми сучками, так еще и ухитрилась отхватить самого желанного мужчину. Что ни говори, на Оскара заглядывались все местные женщины, а тут прилетела какая-то пташка из другого мира, перевернула все с ног на голову, да еще прямо с порога выскочила замуж за хозяина. Они ведь не знали ничего, что было но на самом деле не было.
Галле никто ничего не говорил, с ней общались подчеркнуто уважительно. Но она сама чувствовала, что недостойна такого мужа и мучилась внутри. Училась носить эти ужасные закрытые платья: хозяйке Цитадели не пристало носить простые юбки и широкие блузки. Держала спину прямо. Не хихикала, как девчонка, а сдержанно улыбалась краешком губ. Не бегала по лестницам. Больше не целовалась с мужем там, где ее мог кто-то увидеть: для этого была спальня. Даже за руку себя держать не позволяла: госпожа Летиция, жена священника, как-то раз выговорила ей за непристойное поведение. "Вы искушаете других, сказала она. Молодежь смотрит и позволяет себе такие же вольности."
Галла старалась. Она любила Оскара так сильно, была так ему благодарна за его любовь, что всеми силами училась ему соответствовать. Настал день, когда она без трепета в голосе (но отчаянно трясясь внутри) вышла вперед и, простирая руки, помолилась за детей Цитадели. Она так гордилась собой!
Я молодец? спрашивала она отчего-то хмурого супруга. Я всё правильно сделала? Правильно говорила?
Ты моя умница, ласково отвечал муж, целуя ее волосы. Но складка с его лба не уходила. Просто безупречна.
Как объяснить жене разницу между искренней молитвой и тщательно вызубренной и отрепетированной речью, он не знал. Для него молитва была как воздух, она просто была. К ней не нужно было готовиться. Но Галла так не умела. Ей было, видимо, сложно и страшно. Он не торопил ее, зная, что его девочка еще очень юная, по меркам эльфовеще дитя дитем. И очень ранимая. Ее вышибало каждое небрежное слово, каждый шепоток за спиной, каждая неудача.
Он и любил ее такой: искренней, нежной, честной в своих порывах и желаниях, и с некоторым сожалением наблюдал, как она взрослеет, становится будто суше и серьезнее. Ему нравилось, что она оказалась очень разумной матерью, не трясясь над дочерьми, но и не забывая про них. Она всегда находила время на детей, но могла спокойно отдать их Веронике и Мариэлле, и другим женщинам. Она не ускользала от него по ночам и не уклонялась от супружеских ласкнапротив, хищно нападала на него в постели, требовала экспериментов и новых забав.
Галла всегда слушала его, он мог рассказать ей о любой своей проблеме. Если ему было нужно, она немедленно оставляла все свои заботы, даже детей, и приходила к нему. Он чувствовал ее любовь во всем: у него всегда были свежие рубашки, и горячий обед, и даже перья Галла ему затачивала собственноручно.
Оскар был бы абсолютно доволен своей семейной жизнью, если бы не странное, иррациональное ощущение, что его жена глубоко несчастна. Она всегда улыбалась и никогда не жаловалась, но порой он улавливал в ее глазах черную тоску. На все его вопросы она отвечала, что у нее все прекрасно; слыша одинаковые выдержанные ответы, он перестал спрашивать. К тому же она постепенно привыкала к своему положению: уже не боялась публичных речей, а порой ее молитва была тороплива и сбивчива, но куда более искрення, чем тщательно заученная.
Аарон, этот Великий Святой, впервые услышав, как Галла "молится", пришел в ужас.
Да это кошмар какой-то! возопил он. С Всевышним так не разговаривают!
А как разговаривают? холодно прищурилась Галатея. Я сказала все, что хочу. Людям нравится. Или ты думаешь, что Бога здесь нет, в то время, когда все к Нему взывают?
Есть, но
У Него избирательный слух?
Нет, но
Как умею, так и молюсь. Если что-то не устраиваетскажи всем, что запрещаешь. Мне же легче будет, она умела быть колючей, эта девочка.
Аарону пришлось заткнуться, потому что спорить он с Галлой не умел. Она всегда выворачивала его слова как-то извращенно.
Ты обещал меня не трогать.
Я и не трогаю. Только поцелую. Ну хочешь, руки мне свяжи.
Вот еще не дело! Ты мужчина. Ты слово сдержишь. Я верю.
Вообще-то Орр-Вооз собирался позволить себе некоторые вольности, но после слов Соломеи решил быть более сдержанным. Зря. Соломея ждала от него чего-то дерзкого и совершенно нового. Но орк не спешил взять свое. Он осторожно целовал ее губы и щеки, так осторожно, словно она была еще ребенком, а не девушкой, которую весьма интересовало, что в принципе происходит между мужчиной и женщиной. Соль обиженно отвернулась от него, губы орка скользнули по ее щеке. Он нетерпеливо рыкнул, ухватив ее пальцами за подбородок, раздвинул языком ее губы. Их зубы столкнулись. Соль затрепыхалась испуганно, вцепилась ногтями в его плечи, а Орр-Вооз обхватил ладонями ее лицо и жадно целовал. Он хотел свою невесту так давно и так сильно, что теперь не мог удержаться, чтобы не проникать в ее рот языком так, как сделал бы это в брачную ночь и совсем не языком. А может быть, и языкомпотому что она такая нежная, такая податливая, так охотно прогибается под его ладонями, так сладко и робко отвечает
Соль задыхалась, вся дрожала, но ни за что не остановила бы этот невероятный, первый в своей жизни подобный поцелуй. Как колотилось ее сердце! Или это было его сердце под ее пальцами? По спине бежали мурашки, в животе разливался жар. Орр, забывшись, скользнул ладонями вниз по тонкой девичьей спине, стиснул ягодицы, вжимая девушку в себя, а потом, не удержавшись, провел языком по изгибу шеи. Лишь когда она застонала жалобно и откровенно, он нашел в себе силы оторваться от нее. Обещание он нарушил. Пощечиной тут не отделаешься. Он вправе ударить его, прогнать прочь, обругать, но только ее полуприкрытые глаза и опухшие алые губы едва снова не свели его с ума.
Он прижал девушку к груди, гладя по плечам. Надо что-то делать с этим безумием. Не то жениться на ней поскорей, не то к матери отправить, потому что он не железный.
Глава 4. Дочки-матери
Для эльфов время тянется по-другому. Дети растут медленно. Человеские детеныши, которые родились в то же время, что Ана и Ева, уже совсем взрослые. Девушки уже обзавелись женихами, юноши умело управляются кто с оружием, кто с кузнечным молотом. А две светловолосые девочки с острыми ушками и серыми, как у отца, глазами, только-только начали походить на подростков. Они были не совсем эльфийки. Брови у девочек темные, кожа золотистая, да и волосы не совсем уж белыескорее, светло-русые. И носы, пожалуй, не идеальныескорее, чуть вздернутые, как у отца.
Сама Галла видит в зеркале ту же молодую женщину, какой она была много лет назад: белые волосы, зеленые глаза, лицо сердечком. Ни морщин, ни поплывшей линии лица, ни дряблого подбородка. Это даже страшно. Те, кто с ней приехали, уже совсем другие.
Сергей, нынешний комендант Цитадели, почти старик. Он полысел, покрылся морщинами, на рукахпигментные пятна. Без очков он уже не ходит. Ника, его жена, выглядит моложе, возможно, за счет высокого роста и идеальной фигурыно тоже уже далеко не молодая женщина.