Яра умышленно долго глядела вдаль, стараясь быть отчужденной. Да и что сказать Святу? Что она не знает своей семьи? Что понимает только одно - жить нахлебницей? Медом такую жизнь не назовешь. А ведь Ярослава даже не знала мать. Не то, что отца.
Она силилась представить его себе, но гнев за поломанную судьбу Мары не рисовал в мыслях ничего путного, и Яра сдавалась.
Нет, Святу незачем все это.
- Кончился воск? - Верный друг в который раз пытался наладить разговор, но тот упорно сходил на нет. Он перегнулся, и, схватив шкуру убитого прошлой зимой медведя, укрыл ею ноги знахарки. - Яра, ну что ты?
Он нарочно остановил рябую лошадь у верстового столба. Та опасливо повела ухом и заржала. Кругом - лес. Снова волки? Животина попробовала вырвать поводья из рук Свята, только быстро поняла: тот сильнее. Опустила голову, загребла копытом мокрый снег.
- Яра, мы больше не дети.
- Знаю, - согласилась та. - А значит, и тяжбу за поступки нам нести самим.
- Какую тяжбу, Яра? - Свят резко схватил ту за руку, отчего она поморщилась: - Ты - это ты. Не селяне Светломеста. Не мать и не батька. Ты не можешь нести их грехи на себе.
- Могу, - запротестовала она яростно. И уже тише продолжила: - И несу. Все эти зимы.
- Так дай помочь! - Свят не отпускал руку знахарки из ладоней, хотя та и отчаянно сопротивлялась. - Иль не люб?
- Свят... - Яра так тепло протянула его имя, что охотник все понял. - Мы с детства вместе. Как можешь такое?..
- Прости. Никак. Дурень я, Ярка. Дурень!
И он звонко чмокнул ее в щеку, отчего та мгновенно покрылась румянцем. Поводья с силой натянулись, и животина продолжила путь.
Вскоре впереди показался Покошенный Трактир, и Свят остановил лошадь.
- Погоди, Ярка, я сейчас.
Он быстро спрыгнул с повозки и скрылся за массивной дубовой дверью. Яра поглядела кругом: никого. Слишком рано. Да и на небе едва поспели явиться вишневые ленты.
Девка хотела было спрыгнуть с повозки, чтоб немного размять ноги, но Свят опередил ее:
- На вот, - он протянул знахарке увесистый жбан, от которого поднимался уютный парок. - Зверобой. Как ты любишь.
И, перевернув ладонь Яры, всыпал в нее сладкой смолы.
- В дорогу, - пояснил он, - пей, нам ехать еще.
Яра благодарно улыбнулась Святу и сделала маленький глоток. Чудесно! Она уже немного замерзла, и горячий напой вернул ей бодрость. Еще версты две - и выстава. А там можно приглядеть ткани и бус. Если, конечно, останутся алтыны после воска.
Напой скоро закончился, и Свят вернул кружку хозяину трактира. Сладкий гостинец доедали стоя, и молодая знахарка щедро делилась им с другом. Улыбалась, потому как смола хорошею была, целебной. А впереди - целый день, и силы им понадобятся.
- Садись, - он приподнял Яру за талию, задержав ладони всего на секунду. Но и этого хватило, чтобы лицо Ярославы снова покрылось румянцем. - Поедем.
Выставу было слышно за версту. А уж здесь, у ворот, гомон стоял невероятный. Яра спрыгнула с повозки. Нужно торопиться! Свят глазами искал сторожа для животины, когда знахарка махнула ему:
- Ступай в лавку оружейника, а я загляну к Хвалимиру отдать снадобья да краску. Жди меня у ворот, как справишься.
Знахарка заспешила. Солнце уже стояло высоко в небе, а ей столько поспеть!
Выстава встретила Ярославу шумом перебивающих друг друга голосов и выкриками торговцев. В загонах блеяли овцы да визжали поросята, которых раз за разом отрывали от сородичей, вынося оценщику на лютый холод. То и дело мимо пробегал мужик, несущий в клети разъяренного петуха, а уж лошади...
Яра едва успела отпрыгнуть в сторону, как на нее налетели:
- Ишь, окаянная! Под ноги гляди!
Здоровый детина в одном кафтане торопился: мороз пощипывал его за голые руки и раскрасневшиеся щеки, а запах браги недвусмысленно говорил, откуда его вырвали на свет божий. Небось, к отхожему месту спешил... Знахарка пробормотала извинения, вжавшись в яркий лоток торгового ряда. Но тут ее поджидала новая напасть. За рукава тулупа стали дергать со всех сторон, выкрикивая:
- Ткани! Чистый лен. Тонкий хлопок. Ситец!
- Лукошки! Корзины из бересты и луба!
- Сало! С майораном, тмином, кардамоном и чесноком, свежее...
Привычная к такой напасти, Ярослава быстро собралась с мыслями. Она миновала ряды с едой и тканями, завернув в небольшую улочку, где плотно жались друг к другу деревянные лавки. Толкнула локтем дверь, вошла. В ноздри ударил яркий запах сухих трав, и Яре на миг показалось, что она дома.
В лавке было много народа. Во всех углах слышался говор, ругань. Девки. Молодые. И все за краской.
Хвалимир кивнул высокому худому мальчонке - сыну - и, оставив его за себя, подошел к молодой знахарке:
- Ярушка, поздно ты сегодня. Вишь, сколько баб намело. И все за твоей краской. Принесла?
Та кивнула, поздоровавшись.
- Принесла, Хвалимир. Есть еще снадобья от жара и простуды, для примочек к язвам...
- Мы ж не договаривались! - И старый Хвалимир хитро оглядел лукошко Яры. - Сколько взяла?
Жадный лис! Сейчас станет говорить, что их не берет никто. Лишь бы цену сбить. Яра знала это. Как и знала, что за отварами станут в очередь.
- Тут десять брусков с краской для губ и столько же с целебной. За все - двадцать алтынов.
- Двадцать? - Мужик вытаращил глаза, как будто думал вот-вот задохнуться. Даже морда покраснела. - Двадцать? Ярка, пожалей!
- Жалею, - улыбнулась знахарка, - что не сама торгую своим товаром. Тогда бы и у меня живот не застегивался в кафтан.
Хвалимир и впрямь задохнулся, но тут же пришел в себя:
- Пятнадцать, Ярослава, и мы оба будем довольны.
Он тут же перестал хилеть, и перед знахаркой появился настоящий Хвалимир - расчетливый, жадный.
- Двадцать, - отрезала та. - Иначе - уйду.
- Куда?
- Да вот хотя бы к порогу. Сяду там и стану продавать свое. Глядишь, и купят как-нибудь.
Хвалимир только вошел в дело, чтобы уступать гроши сопливой девке. Но их спор уже стал привлекать внимание молодых баб, а те мгновенно раскупят товар у Яры за полцены. Выставец тут же опустил руку в карман, и, нащупав в нем нужные монеты, отдал знахарке.
- Ступай, девка. И подумай о том, что будет есть бедный Хвалимир.
- Не буду, - по-доброму усмехнулась Яра, - иначе захлебнусь по дороге. А уж больно хочется купить бус.
- Бусы, краски. Эх вы, девки! - И Хвалимир, сокрушенно качая головой, отошел от знахарки. Он нацепил на раскрасневшееся лицо лучшую из своих улыбок, в которой было заметно отсутствие только одного зуба, и подошел к девке в самом богатом тулупе. Эта купит многое, не пожалев для выставца пригоршни алтынов.
А Яра заспешила дальше. В лавку с воском.
- Здравствуй, Ярушка, - пожилая жена выставца встретила знахарку радостно, - ты сегодня поздно. - Аль случилось чего?
- Не случилось, тетка Стася. Все хорошо. Снега мокрого по колено - где ж этой хилой кобыле вытянуть целую повозку. И сани-то у нас не новые...
- И то правда, - согласилась баба, - сколько сегодня надобно?
- Десять слепков, коль по прежней цене, - Яра по пути отсчитала половину заработка и уже держала гроши наготове.
- Муж поднял цену, - Стася обернулась по сторонам. - Так его ж нет пока. Бери по старой. Вы с Крайей много нам помогли.
И она завернула в тряпку воск, аккуратно уложив его на дно яриного лукошка.
- Не нужно, тетка Стася, - запротестовала знахарка. - Как муж прознает, худо будет.
- Ничего-ничего, - та скоро вытолкала Ярославу из лавки. - Беги скорее, а то все сукно разберут. Сегодня лен пригожий!
И она махнула рукой, отпуская Яру с хорошим заработком. Десять алтынов! Этого должно хватить и на ткань, и на бусы. Знахарка улыбнулась. У нее так давно ничего нового не появлялось, что она не дошла - долетела до бабьей лавки.
И если у Хвалимира народу было много, то тут - тьма.
Бабы толкали друг друга, выкрикивая большую цену за понравившийся товар. Выставец, плотный седой мужик, то и дело вытирал широким платком влажный лоб. Но тот снова покрывался испариной. В лавке и вправду было жарко.
Яра расстегнула тулуп и подошла к прилавку:
- Мне бы льна. На платье. Сколько будет?
Выставец без обиняков раскрыл ярин тулуп и бегло оглядел фигурку знахарки:
- Десять алтынов. Почти даром.
- Десять? Но пол-луны тому было восемь, - Ярослава расстроилась. - Она рассчитывала, что хватит еще на бусы - алые, в крупную рябиновую ягоду. А так - только платье.