Крайя внимательно оглядела внучку. Хороша той дивной южной красотой, которой не встретить в Земле Лесов. Стан стройный, тонкий да гнущийся. И не скрыть его гибкости ни тяжким меховым тулупом, ни грубого кроя платьями. Ей бы сукна дивного, словно жидкое золото, струящегося. Разноколерного, искристо-яркого. Того, что в Южных Землях плетется особыми жуками, скатывающими нить в кокон.
Купцы говорили, будто нити те, в полотна уложенные, везли в Лесные Княжества по Шелковому Пути. И защищали от ворья дорогою ценою, потому как алтыны те на рынках окупали втрое.
Да только от взора старой знахарки не укрылись и красные глаза с мокрым лицом, но она не стала докучать. Придет время - сама расскажет. Потому как нынче - болит.
Яра тоже это поняла. И была в душе признательна той за понимание.
Она собиралась пройти в горницу, как ее ухватили за кожух:
- Ярка! Ярка! - Десятилетний Нег скакал как чертенок, увиваясь от рук молодой знахарки. - Поймай меня, Ярка!
Звонкая оплеуха заставила того обиженно надуть губы, искоса поглядывая на обидчицу:
- Не приставай к Яре, - сурово сказала Крайя, но тут же смягчилась: - На вот лучше, пряники нынче свежие.
Мальчонка тут же схватил лакомство грязными пальцами и потянул в рот. А Яра присела рядом, заботливо поглаживая белобрысую головку:
- Опять болит?
- Угу, болит. Только не сейчас, - мальчонка спохватился, что у него могут отнять пряник и мигом затолкал его в рот. - Фыфот пофти профел.
Несколько крошек упали на чисто вымытый пол, и Яра тут же их собрала.
- Ну, хорошо, шалопай! - Она достала небольшую склянку с темной жидкостью и протянула Негу: - Пей, как и в прошлый раз. Не поможет - скажешь.
- Поможет, - отмахнулся малый, прожевав лакомство, - твои снадобья всегда помогают.
И, довольный, выскочил из избы, запустив в нее порцию студеного воздуха.
- Озорник! - Протянула Крайя, накрывая на стол. - Ему бы матку с папкой радовать, взрослея на глазах. Да что дитя? Воевода приказу подчинился, старый обычай чтя. Отдал единственного сына в сельскую семью на воспитание. И прав был дядька Казимир, когда сказал тому в глаза, что не можно дитя лишать матки. Только вот и поплатился...
Знахарка на миг задумалась:
- Видишь, как в жизни бывает? Один поступок - бездна исходов. Не быть бы Богославу храмовником, коль бы не совесть Казимира. И кто знает, что горше? - Она спохватилась своим словам, словно стыдясь их: - Я много не сготовила, в проклятый холод спину не разогнуть...
Яра тут же бросилась к старушке, забирая из ее рук глиняную посуду:
- Зачем, бабушка? Я ведь сама, - она с укором поглядела на Крайю, с трудом опустившуюся на скамью.
Та была стара. Разменяла восьмой десяток, зажилась. И тело уж износилось, покоя требуя, тишины. Знахарка поправила выбившиеся из-под платка пряди седых, как изморозь, волос и откинулась на спинку стула. Почти выцветшие глаза были полны усталости, и - Яра знала это - коль не она, та уже покинула бы этот свет. Да только любовь к внучке не позволяла Крайе уйти, пока не передаст свою малечу в руки защитника.
И ведь Свят всем хорош был, статен. Сердце вон отдал знахарке молодой. Да только берегла его Яра от злых языков, что о ней судачили. Берегла от себя самой. Оттого и держала Крайю среди живых...
Ярослава расставила глиняные миски на белом льне и подошла к печи, от которой шел душистый пах печеной капусты. Ухватом достала небольшой чугунок, где все еще кипело варево, и опустила на железную подставку. Положила в тарелку еды и протянула старушке:
- Так пахнет, бабушка...
Она намеревалась сказать что-то еще, но старуха подняла ладонь. Лицо сосредоточено, черты заостряя - в такие минуты в облике старой знахарки появлялось нечто странное, пугающее. Звериное словно бы.
Беда приключилась.
- Быстро убирай посуду, Яра. Быстро!
Молодая знахарка уже и сама почуяла неладное: громкий говор все приближался. Только сейчас стали слышны еще и крики баб.
Она скоро прибрала чугунок и миски. Накинула тулуп, покрыла волосы платком - и выбежала на мороз.
Поперед всех шел Литомир - деревенский староста, батька Святослава. Его суровое лицо никогда не прояснялось, и Яра часто испытывала неловкость рядом с ним. Мохнатые, светлого колеру, брови почти полностью закрывали глубоко посаженные глаза, широкие усы же вплетались в густую бороду.
Литомир был высок и могуч, словно бы исполинский дуб. И сила в нем - дюжая. Говорили, что и много зим назад он был таким же. И время над ним не властвовало, с уважением склоняя голову перед такой мощью.
Он вел хилую кобылу под уздцы. Но даже железная хватка Литомира не могла заставить животину идти спокойно. Та дергала ушами и изредка ржала, силясь избежать ноши.
Полугнилой воз, тянущийся за лошадью, скрипел от каждого ухаба. Да так печально, что Яра на миг испугалась: уж не помер ли кто? Но нет, мертвяка к ним не повезут. Да еще и всем селом.
А народу, и правда, набралось немало.
Краем глаза Яра заметила Святослава, вышедшего из лесу. Только тот быстро скрылся за деревьями. Селянам лучше не знать, как они дружны. Уж и так домыслов гуляет...
- Что там? - Старая Крайя только сейчас высунулась из избы, укрывшись тяжелым тулупом, местами прохудившемся от изжитого сроку. Взволнована - плохо. Опять сердце разболится.
- Ты иди, бабушка, я сама.
И Ярослава направилась к Литомиру.
Хор голосов, в основном, бабьих, заверещал еще сильнее. Разобрать что-то не представлялось возможным. Да Яре это и ни к чему. Она бегом направилась к возу и вмиг остановилась. За ним тянулась нитка крупных бусин крови.
И знахарка поняла - раненный.
- Зверь? - Молодая лекарка ухватилась за запястье бедолажной, даже не взглянув ей в лицо. Пульс слабый, неровный. Рваный словно бы. Плохо дело. - Несите ее сюда.
Свят, подобравшись к остальным с другого конца леса, поднял женщину на руки и прошел в дом вслед за Ярой.
- Анку нашли в лесу, - Литомир, не дождавшись приглашения, сам вошел в сени. - Кругом - кровь. А следов-то почти и нет. Весь снег перемешали возней!
Староста хотел было сплюнуть от негодования, но вовремя вспомнил, что он в избе. Нахмурился. Глянул на сына:
- Где был? Не сыскать тебя!
И Святу бы не избежать трепки, но Яра повернулась к ним, смахивая белую скатерть со стола:
- Сюда, Свят! Скорее!
Тот быстро уложил раненную на стол и взглянул на Яру, ожидая дальнейших указаний.
- Надо раздеть, смыть кровь...
- Свят - мужик. Не станет раздевать баб! Сами с Крайей справляйтесь! - Литомир гневался. Он давно боялся за сына, все чаще замечая того рядом с лекаркой молодой. А теперь еще и это. Не хватало, чтоб и сына знахарем сделала. - Пошел вон!
Свят упрямо вздел подбородок и решительно взглянул на Яру, ожидая распоряжений. Не послушает отца, поняла знахарка. Гордый.
- Уходите, - согласилась Яра, - у меня много работы.
И она развернулась к старухе:
- Ты сиди, я сама. Тут раны, тебе все равно ничего не разглядеть, - и уже совсем тихо, для себя: - горячая вода, брага и игла...
Знахарка не проследила за тем, как вышли мужики из дому. И не видела, как исчезла куда-то Крайя. Она наскоро трудилась. Сняла с Анки кожух. Распорола порванное платье.
И задохнулась.
Зверь?
Рваные края ран тянулись от горла к животу, лишь изредка прерываясь куском здоровой плоти. Сгустки крови сворачивались мгновенно, и, сползая с покатого живота, тут же нарастали снова.
...жива, жива, жива!
Словно молот, слова старой Крайи звучали в голове Яры: обмыть, зашить, оставить примочки.
И знахарка решилась. Бросилась к печи, доставая из нее чугун горячей воды. Обмакнула чистую тряпицу да стерла кровавый сгусток с груди. Прикрывавший края раны, он открыл страшное: из-под кожи торчали не мышцы - ребра. Ярославе впервые довелось видать такую рану. Если то был зверь, почему не съел добычу? А коль человек - почему не убил? Что сталось с девкой? Недоброе предчувствие зашевелилось в утробе, только медлить знахарка не могла.
Теряясь в догадках, она торопилась: минуты были на счету. А она должна Анке и ее матери. Должна за себя и свою мать, за ночь звездную, когда бабы не побоялись гнева толпы.
Яра мгновенно обмыла раны, и, обтерев края брагой, начала шить. Игла так далеко уходила в мускул, что знахарке приходилось колоть палец, чтоб нащупать ее. Стежки выходили ровными, но руки все равно дрожали.