Дозволение находиться в присутствии Королевы в то время, как она расслаблялась, одетая в простое платье, и без каких-либо слугэто было бы бесчестно, будь я кем-то другим, однако я был её родственником. С формальной точки зрения она была моей двоюродной племянницей, хотя первые пятнадцать или шестнадцать лет моей жизни я об этом не знал. Важным было то, что в юности я был лучшим другом её брата, и, соответственно, с ней мы тоже дружили с детства.
Хотя, конечно, с тех пор, как она стала королевой, между нами появилось некоторое расстояние, в частностипосле того, как меня публично высекли, но по большей части вина в этом была моя. Мне потребовалось некоторое время, чтобы совладать с моей оскорблённой гордостью. Сейчас ситуация была лучше, но былой близости между нами уже не было.
Ты не поверишь, как у меня чешется голова от этой короны, сказала она, снова расчёсывая волосы. Хотя мне, наверное, не следует винить корону. Проблема в том, что волосы у меня весь день заплетены и уложены.
Как у графа, у меня был венец, который я надевал на официальных мероприятиях, но поскольку волосы у меня были короткие, я на самом деле не мог знать, каково этоиметь вычурную причёску, поэтому я не стал никак это комментировать. Вместо этого я перешёл к более будоражащим новостям:
Ты в курсе? Меня сегодня арестовали.
На её лице мелькнула лёгкая улыбка:
Да, я слышала, хотя ты, похоже, пережил это без последствий.
Темница у тебя очень удобная, а тюремщик был очень любезен, ответил я своей собственной улыбкой.
Она отложила гребень, и стала очень неподобающим для леди образом чесать скальп напрямую, ногтями:
Я и не знала, что обитателям моей темницы подают пиво.
Весьма цивилизованный обычай, прокомментировал я. Я и сам подумываю построить у себя темницу, просто чтобы друзей развлекать.
Она засмеялась, прикрыв рот ладонью. Расслабленная или нет, некоторые привычки в неё были вбиты ещё в детстве.
И сколько ты употребил? Когда ты вошёл, я думала, что ты упадёшь.
Больше, чем я думал, сказал я ей. Мы с Харолдом стали вспоминать былое, и я перестал следить за собой.
Если бы ты вошёл через ворота, то тебя никто бы не притеснял, и не арестовывал, посоветовала она.
Я не думал, что кто-нибудь заметит, ответил я. Про Каруина я забыл.
Он очень меня бережёт, согласилась Ариадна. На случай, если ты не знал, я приказала привратникам и лакеям пропускать тебя почти без суеты. Тебя бы не подвергли всей той помпе и церемониалу, с которыми приходится мириться большинству людей.
Этого я действительно не знал.
Внимаю твоей мудрости, Моя Королева, с деланным формализмом отозвался я. И тут я осознал, что я не был у неё уже не один год. После судебного процесса и моего наказания я месяцами избегал столицы, вернувшись лишь для того, чтобы произнести речь за упокой Дориана. В тот день Ариадна пожаловалась на то, в какой изоляции она находится, но моя боль всё ещё была слишком свежей, чтобы я мог ей сильно посочувствовать.
С тех пор прошло почти десять лет, а я был в столице лишь дважды, исключительно по важным государственным делам. В обоих случаях я не говорил с ней наедине. Она давала мне массу возможностей, но я их избегал. Избегал её.
Однако она выдала особые инструкции людям у ворот, чтобы они впускали меня без вопросов, и зачем? Это было явно не в целях практичности. Я нутром чуял ответ: это был жест надежды.
Ты не мог бы подать мне вон тот графин, Морт? спросила она, указывая на стеклянную тару, стоявшую в стеклянном буфете у стены.
Не рискуя вставать, я воспользовался своей силой, почти плавно пролевитировав графин ей в руку.
Что это?
Спиртной напиток из Гододдина, ответила она. По-моему, Николас говорил, что это называется «джин». Его делают из ягод можжевельника. Я к нему весьма пристрастилась. Вытащив пробку, она налила себе в стакан. Она сделала глоток, и её лицо сморщилось.
Столь небрежно упомянутый ею «Николас» был монархом Гододдина, соседней с Лосайоном страны.
Тебе вообще можно это пить? открыто удивился я.
А почему только тебе можно веселиться? поддела Ариадна. Поглядев на моё лицо, она добавила:Не волнуйся. Я почти никогда не пью. Не с кем пить, когда тыкоролева. Этоособый случай. Давясь, она сделала второй глоток.
Ты так себя доведёшь, предостерёг я. Большинство людей смешивают такие вещи с другими напитками, вроде фруктовых соков или вина.
Закончив глотать воздух, она ответила:
Чепуха, Николас сказал мне, что этот напиток изобрели в качестве лекарства.
«Лекарства от трезвости», подумал я про себя. Следующие мои слова удивили даже меня самого:
Прости меня.
Брови Королевы поползли вверх, а затем она заставила себя сделать ещё один глоток. После неминуемо последовавшего за этим кашля она спросила:
За что?
Я то, что меня не было рядом, просто сказал я.
Её щёки налились румянцем, хотя были тому причиной мои извинения, или выпивка, я точно сказать не мог. Она долгий миг смотрела на меня, прежде чем ответить:
Не надо. Нам весело. Это твой первый личный визит вообще первый. Не порть его.
Именно поэтому я и прошу прощения, объяснил я. Когда я пришёл, целую вечность тому назад, на поминальную службу, ты сказала мне о том, в какой изоляции ты находилась. Но я был слишком зол, чтобы слушать. Но злился я не на тебя. Я злился на Лосайон, на народ, но поскольку ты была королевой, наказание в итоге пало на тебя. Я тебя бросил. Вот, за что я прошу прощения.
Ариадна хмуро глянула на меня, затем встала, и осушила свой бокал. На этот раз она не закашлялась. Она с громким стуком поставила стакан на столик.
Я больше не маленькая девочка, Морт. Я больше не младшая сестрёнка Маркуса, хвостом таскающаяся за вами по замку. Якоролева, и я вполне способна о себе позаботиться, так что оставь свою жалость при себе. За эти годы я неплохо справилась сама, без твоей помощи.
Разволновавшись, она отнесла графин обратно в буфет, затем снова взяла, и вернулась к своему креслу, чтобы заново наполнить свой бокал.
Я что, должна печалиться о всех этих пустых годах, когда мне к кому было обратиться за советом? Вот уж нет! Она сделала очередной большой глоток из своего бокала.
Её слова заставили меня дёрнуться. Королевой она стала в тот же день, когда потеряла родителей, однако она никогда не жаловалась. А как иначе? Жаловаться-то было некому. Её младший брат, Роланд, остался в Ланкастере, родителей не стало, а я обращался с ней так, будто она была чумная.
Но она вышла замуж. За видного молодого дворянина из Гододдина, его звали Ли́манд. Когда до меня дошли вести об этом, я испытал в некотором роде облегчение, поскольку это смягчило моё чувство вины за то, как я её избегал. Однако детей у них не было, а ей уже было далеко за тридцать. Я всё гадал, следует ли мне упоминать её мужа.
Глаза Ариадны сузились, будто она прочла мои мысли:
И даже не упоминай моего мужа.
Я поднял ладони:
Слышал, что онприятный малый.
Она снова упала в своё мягкое кресло:
А ты знаешь, почему я вышла за него?
Тут я точно заплыл в опасные водынаверное, почти такие же опасные, как разговоры с Пенни, начинавшиеся с простого «нам надо поговорить». Силясь найти ответ, я смог выдать лишь:
Он красивый?
Она опустошила свой бокал, и снова поставила его:
Онникчёмный павлин. Я вышла за него потому, что онне из Лосайона.
Двадцать лет назад я бы не понял, но с тех пор я успел достаточно погрузиться в политику, чтобы уловить смысл её слов. Она была первой правящей королевой в Лосайоне. Выбери она дворянина из своей собственной страны, вопрос о том, следует ли ему быть королём, мог бы стать серьёзной проблемой. Однако никто из дворян Лосайона не желал, чтобы ими правил иностранец, поэтому Лиманда сделали «принцем-консортом».
Сестрёнка моего друга была хитра. Она ловко обогнула самое опасное препятствие её суверенной власти. Я впечатлился:
Я об этом и не догадывался, сказал я ей, но этогениально.
Спасибо, сказала она, слегка склонив голову, и махнув ладонью, будто принимая аплодисменты. Однако брак всё равно ужасный. Я его терпеть не могу. Вот, почему я большую часть года держу его подальше от себя.