Когда все понемногу успокоились, Ширам с удовольствием отметил, что колдовство выполнило свою задачу. У мохначей был очень подавленный, встревоженный вид. Уняв мамонтов, они что-то принялись втолковывать Вараку.
Дикари покорились! радостно объявил тот. Они пойдут туда, куда повелит господин!
«Так-то!» подумал Ширам, но согнал с лица ухмылку и строго сказал:
Повинуйтесь, и все будет благополучно.
Дикарь добавил что-то еще.
Он смиренно просит, пусть жрец огненного бога больше не баламутит Воды Гибели, иначе мы все умрем.
Какие еще воды?
Мохнач молча указал на землю под собой.
Глава 3Голос глины
Пласт глины голубоватой полосой проступал на буром илистом берегу ручья. Вот так подарок от водяниц!
Мазайка спрыгнул с плотины и принялся выворачивать его из песка. От ледяной воды ломило руки. Но все же достал, отмыл от ила и тины, взобрался снова на плотину и принялся комкать в ладонях.
Плотина была новая, только вчера ее поставили. Еловые бревна сильно пахли смолой. Быстрая речка Вержа, на которой стояло селение ингри, была с норовом то разольется, то возьмет да русло поменяет. Особенно весной, когда с Холодной Спины в долины устремляются потоки студеных вод. А бывает, летом вдруг нахлынет, поднимется, затопит выгоны и огороды. Вот и поставили воде городню, вбили бревна в илистое дно, а между ними насыпали песка и мелких камней. Говорили уже, что лучше бы строиться подальше от воды, но как быть, если все селение с реки кормится?
Мазайка задумчиво посмотрел на ком глины. Разломил его надвое, одну часть отложил, а вторую принялся раскатывать в толстый блин.
Вокруг было еще совсем тихо. Все блестело от росы, над заливным лугом на другом берегу Вержи висел туман. И это летом! А осенью туманы здесь такие, что кажется, будто живешь в облаках.
Мальчик, прищурившись, поглядел на восход, где над белесым пологом тумана уже розовела громада Холодной Спины. Вот-вот проснется солнце батюшка Юмо, взглянет добрым оком на свой мир, глубоко вздохнет и станет в землях ингри, покрытых сверкающей сетью ледяных ручьев, шумно, свежо и ясно.
За спиной мальчика тянулись огороды, упираясь в приземистые избы с поросшими густой травой крышами. Дальше, теряясь в тумане, маячил лес. На другом берегу ручья пестрело разнотравье, в высокой траве посвистывали ранние птички. Все спешило цвести.
Мазайка, склонив голову, вылепил из глиняного блина чашку с плоским донцем будущее тело сойки. Осторожно проткнул в двух местах камышинкой. Тут важно не ошибиться, иначе голос глины будет визгливый или сиплый.
У правильно сделанной сойки голос задумчивый. Как будто она вздыхает, прежде чем запеть. С ней всегда поешь вместе. Твое дыхание ее голос и есть. Мазайка не любил, когда сойку тащили на посиделки и высвистывали на ней развеселые песенки. На ней хорошо играть одному, в лесу или на берегу укромного озера. Иногда, когда мальчик увлекался игрой, ему порой виделась прекрасная женщина, как мать, которую он не помнил, но рожденная из воды, тумана и прибрежной тины, беловолосая и синеглазая, украшенная речным жемчугом и плавучими цветами, не иначе как сама Видяна, госпожа всех водяниц.
Мальчик свесился с плотины, сорвал камышинку потоньше и проткнул в боках почти готовой свистульки восемь дырочек по четыре с каждой стороны. Осталось только высушить и обжечь в печи. Ах да, самое главное забыл! Острой щепкой Мазайка нарисовал на брюшке сойки спираль вихря.
Прими дар, Варма, батюшка-ветер!
Камыши шевельнулись и ответили шелестом. В зарослях неподалеку возмущенно закрякала утка, с шумом вылетела из зарослей и опустилась на воду шагах в десяти. Мазайка положил глиняный блин рядом с собой и внимательно поглядел в ту сторону. Не песок ли там скрипнул? Метелки камышей мерно покачивались над водой. Мальчик принюхался, ухмыльнулся и негромко свистнул. В ответ ему донесся резкий звук травянички.
Мазайка взял двумя руками раскрашенную синим сойку с раскинутыми крыльями, висевшую на ремешке у него на шее, поднес к губам. Сойка запела, подхватив простенький напев. Не пронзительно, как травяничка, а переливчато.
Из камышей поднялась рыжая голова.
Как она так поет? Научи меня!
Привет тебе, Кирья!
И тебе привет, Мазайка! Шла к реке, глядь, а ты тут сидишь. Много ль рыбы наловил?
Я не рыбу ловлю, а готовлю дар Господину Ветру, ответил мальчик, поглядывая на подругу с любопытством.
Кирья легко взобралась на городню и уселась рядом, болтая ногами, обутыми в кожаные поршни. За спиной у нее висел плетеный короб. В руках Кирья держала свистульку из свернутого листа, которую тут же и выбросила. Ни удочки, ни остроги у нее Мазайка тоже не приметил.
Далеко ли собралась в такую рань? не выдержал он.
Девочка не сразу ответила, поглядела на приятеля и вздохнула. Мазайка выглядел как истинный ингри белобрысый, скуластый, с узкими льдистыми глазами. Имя его и означало «красавчик». Кирья же была совсем другой. Маленькая и худая, глаза темные и сумрачные, глубоко посаженные, а волосы, напротив, кудлатые, вихрастые и рыжие, что у летней лисицы. Видать, боги ее такой неказистой создали, чтобы людям было над кем посмеяться!
Кирья помрачнела, вспомнив о своих обидах.
Мне нынче не спалось, заговорила она. Как рассвело, так я и ушла на реку. Не хочу домой возвращаться.
Что опять стряслось? со вздохом спросил Мазайка.
Кирья нахмурилась еще сильнее, сжала тонкие губы.
Братец Учай сказал давеча, что я никудышная. Тебя, говорит, никто и замуж не возьмет, глядя на бегущую внизу воду, сказала она. Я ему нечаянно горячей похлебкой на колени плеснула. А он обозлился и говорит ну что ты за девка такая! Ты, говорит, и на человека-то не похожа. Диво лесное! Ничего, говорит, в тебе доброго нет, ни вида, ни нрава
Кто бы говорил! фыркнул Мазай. Он сам-то больше похож на хорька. А уж про нрав и вовсе промолчу
Кирья фыркнула в самом деле ее брат походил на хорька и ликом, и повадками.
А старшак, Урхо, не вступился?
Вступился, еще мрачнее сказала Кирья. Ничего, говорит, не возьмут, так невелика беда будешь с нами вековать. Хоть ты и лесное диво, а мы тебя и такой любим.
Ну молодец. Утешил! Но он не со зла.
Да я знаю, что Урхо не со зла. А прочие?
Что прочие?
Думаешь, только Учайка такой злоязыкий? Я тебе просто не рассказываю. Девочки дразнят меня, Кирья вздохнула, то лисицей, то белкой зовут Вот возьму да и уйду из дому!
Куда? недоверчиво спросил Мазайка.
Да хоть в Ивовую кереметь! Попрошусь к добродеям в ученицы, вдруг возьмут?
Ее друг молча покачал головой.
С чего ты решила, что в керемети легче будет? Знаешь, что про тамошние обряды рассказывают? Как начнут тебя добродеи в омут макать, покуда своими глазами всех водяников не увидишь
А ты почем знаешь? недоверчиво спросила Кирья. Туда же мужей не пускают.
Мазайка отложил сойку в сторону.
В добродеи тебя не возьмут, рассудительно, как взрослый, произнес он. Они там при кереметях и живут поколениями, у них свои роды. Там детей с младенчества посвящают богам. Вспомни Ашега, жреца Вармы с Лосиных Рогов, думаешь, для чего он дочь растит, для чего учит ее с лесными духами разговаривать и петь славословия в Доме Ветра? Чтобы потом отдать за рыболова?
И куда мне деваться? горько воскликнула Кирья. Так и быть при отце и братьях? Мне такая жизнь не по нраву. День за днем по кругу ходит Я так не хочу. Знаешь, какой сон мне недавно приснился? Кирья робко взглянула на друга. Золотые корабли летят по небу, раскинув крылья И голос что-то шепчет в ухо да так явственно! Я проснулась и сама словно крылатая стала. Сердце колотится, кровь так и стучит в висках, будто меня позвали, а кто, куда не знаю Не веришь?
Отчего ж, верю, кивнул Мазайка. Меня Дядьки тоже неслышимо зовут. Я всегда знаю, когда им нужно меня увидеть Он поглядел на девочку с любопытством. Тот голос, что он шептал-то?
Я не знаю. На чужом наречии.
Кирья вздохнула, сняла с плеч короб, поставила рядом.
Думаю, боги тебя сами найдут, если ты им нужна, сказал Мазайка. А этим ребятам, кто дразнится, скажи Я им