День был выходной, и люди изнывали от отдыха. В такие дни нечем заткнуть глотку мыслям о доме, некуда пойти, кроме как к морю, где валяются на песке и гальке одни и те же опостылевшие друг другу фигуры, не о чем говорить, кроме как пережевывать бесконечный вопрос о власти. Думать не о чем
Чтобы как-то взбаламутить общую тоску, по радио завели музыку. Ее бурные звуки взметнули известковую пыль на тропинках, отряхнули кусты от птиц. Музыка била в уши, и звон ее отдавался в ногтях ног, но все обрадовались ее приходу, словно она была событием.
Танауги любил музыкуи классику, и джаз, и качественную попсу. Он мог заставить себя, хорошо постаравшись, разлюбить ее, но к чему? Мелодии забивали голову, вовлекали, заменяли жизнь. Музыкапрививка жизни. Она волнует, печалит и радует в мини-дозах. В маленьких чистых дозах. Не опасных.
Из-за грохота и звона, испускаемого репродуктором, Танауги не расслышал, как кто-то подошел и остановился рядом.
Послушай, Тони
Танауги задрал голову и встретился с радушной улыбкой на точеном моложавом лице.
Послушай, Тони, сказал Губи, стоя над ним. Я сейчас вот что подумал: когда я стану правителем этого жалкого островка, на какую придворную должность тебя назначить? Ты сидишь здесь, такой большой и толстый, а я шел мимо, и у меня мелькнула мысль: а назначу-ка я тебя на должность придворного палача. А? Как ты на это смотришь?..
Танауги с достоинством покачал головой.
Придворный ювелирэто мне подошло бы больше.
Ювелир? Губи иронично подергал кожей на переносице. Ты надеешься отыскать здесь россыпи изумрудов?
Это вряд ли. Рангом пониже. У меня еще не было времени исследовать остров, но, очень возможно, здесь отыщется змеевик или яшма. А то и сердолики.
Яшмовая пепельницахмыкнул правитель острова. Сердоликовая печать! Пожалуй, я обойдусь без таких излишеств. По сути я аскет, знаешь ли.
Тогда как насчет придворного фокусника?
Но, Тони, Губи присел перед ним на корточки, так что колени разлетелись в разные стороны, ты так неподражаемо спокоен и величествен, что как раз и требуется для этого дела. А фокусник, зачем он мне? Самые смешные фокусы на свете выдумываю я сам.
Но, Губи, рассуди: раз я так спокоен, как ты говоришь, стоит ли мне разменивать свое драгоценное спокойствие на чьи-то крики и судороги?
Почему бы и нет? Если цена за это будет достаточно велика.
Цена?
Быть одним из самых приближенных ко мне, Тони, это очень большая цена. Жаль, что пока ты не хочешь этого понимать. Или уже понял, но противишься из врожденного упрямства?
Но можно приблизиться и в ином качестве. Разве не так?
Фокусника? Исповедника? Губи хмыкнул. Благодарю покорно. Скажи еще: повара или истопника Так ты решительно отказываешься? Не хочешь?
Не хочу.
Жаль, вместо того чтобы уйти, Губи лег, вытянулся на траве во весь долгий рост. Придворный палачочень хорошая должность. Не хотелось бы, чтобы она досталась ничтожеству. Шимонхороший, подходящий мальчик, но он молод и может заартачиться, если жертвой окажется смазливая баба или собутыльник. Большинство остальныхплесень дрожащая. Кто посильнеекруглые идиоты. Не хочется, очень не хочется, чтобы такая славная должность досталась ее недостойному. Я думал, ты согласишься, Тони.
Танауги неопределенно улыбнулся, словно сожалея, что не может, увы, как бы ни желал, выполнить его просьбу.
В тебе есть что-то от Моны Лизы, пробормотал Губи, прикрывая глаз. Ты такой славный, белый медуза, мерно колышущаяся в волнах бытия
Танауги не поддерживал болтовни Губи, но тот и не думал уходить. Мечтал вслух, бормотал, задавал вопросы, глубокомысленные и томные, сам же на них отвечая. Посвистывал, шевеля узкой и длинной ступней в такт мелодии.
Танауги чувствовал, как поселилась внутри него маленькая, совсем маленькая, но всё жетревога. Занесенная, словно грязь в стерильное помещение, словом «палач». Он попытался забыться, задремать, чтобы убить ее в самом зародыше, чтобы давно обратившаяся в мумию Вопящая не вздумала пошевелиться и ожить, но Губи не давал ему спать. Он говорил и говорил, а когда наконец выдохся и унес длинные ноги, пришла Нелида. Танауги подумалось, что он привлекает людей, как большая белая лампаночных бабочек. И чем только все привлекаются, неужели полнейшим равнодушием?
Правда, к Нельке он не был полностью равнодушен. Глядя на нее, Танауги отмечал не раз, что эта невзрачная и говорливая девчонка неведомо отчего притягивает и взгляд, и внимание, и даже руки. Совсем чуть-чуть, конечно, он не позволил бы себе волноваться или трепетать, но и этого чуть-чуть хватало, чтобы выделять из остальных и слабо теплеть от ее приходов.
Она придвинулась ближе, бессознательно стараясь заразиться спокойствием от его медлительного большого тела.
- напоминает мне духи, терпкие и горькие, из тех, которыми душатся пожилые армянки с черными усиками над верхней губой
Нелида рассказывала о ком-то из своих мужчин, по обыкновению. Танауги не очень вникал, о ком именно. Мужчин она воспринимала своеобразно: они казались ей похожими на зверей, музыку, запахи, гоночные автомобили. О каждом говорила с увлечением, с сердцем, светя глазами и запинаясь от недостатка эпитетов. На этот раз болтовня давалась ей с видимым усилием, почти надсадно. Не до мужчин ей было, не до ассоциаций, адо Будра, до Велеса, до той трагедии, которая нависла над островом и ширила свои непроглядные душные крылья, и о которой говорить нельзя, потому что голос сорвется на крик и слезы, а она и так ревет сегодня целый несчастный день.
-и этот запах, знаешь, он так скребет по сердцу, как по железу жестью, как будто сердце тоже железное, и просто невыносимо поэтому его выносить
Потом была Зеу. Сквозь сгущающуюся дремоту Танауги видел, как они обе сидели перед ним, обнявшись, и Зеу была не такая черная, как обычно, словно душевный смог, всегда ее окружавший, рассосался немного, и ей стало легче дышать и разговаривать И еще, кажется, мимо пробегал Шимон, не то не выспавшийся, не то пьяный и другие другие. Люди вертелись озабоченной каруселью, и Танауги чувствовал себя центром, осью, поскольку один оставался на месте, на макушке холма, на примятой подстилке травы, и уверенная тяжесть, пригвоздившая его к земле, не давала сдвинуться.
Опять Губи Болтливый, праздный, усмешливый Шимон Оба вместе И даже, кажется, самый непонятный, неуловимый и пронзительный, сам Идрис тревожно раскачивался где-то с краю его поля зрения, словно желтая обезьянка над ветровым стеклом
Они хороводили немыслимо долго и не давали заснуть.
Глава 10. Блеф
Господи, дай пожать твою милостивую руку: началось, Велес с облегчением рассмеялся.
Арша обернулась к нему с тревогой, с вопрошающей болью, и он обрезал смех. Только что его вызвал из палатки посыльный от Губи и передал, что тот ждет его в укромном месте для серьезного разговора.
Я не схожу с ума, Арша, объяснил Велес. Я просто радуюсь, что игра пошла в открытую. Это намного легче, поверь. Теперь я, ты и все остальные знаем, что это Губи. А не другой кто-нибудь. Я здорово рад этому. Словно шторы раздвинулиза которыми до этого лишь угадывался силуэт.
Он улыбался, но такая неимоверная усталость исходила от лица, глаз и голоса, что Арша не верила тому, что он говорит. Она сравнила мысленно их обоих, Велеса и Губи, поставила друг против друга, и ей стало страшно. Так, как до сих пор еще не бывало.
Я проверил сегодня лодки. Те две, что на песчаном пляже. Сделаны добротно, на совесть, так что можно отправляться без боязни, Велес говорил тихо, чтобы до посыльного, ожидавшего снаружи, не доносилось ни слова. Матин спрашивал насчет карт и компаса. И то, и другое было в кабине вертолета, и сейчас этого нет, естественно. Придется ориентироваться по звездам. Вспомни школьный курс географии: Полярнаястрого на севере. Берите только самое необходимое. Побольше воды. Держите направление на юго-запад, там должен быть судоходный путь, вас заметят рано или поздно.
А ты?
Меня ждите до двух часов ночи. В два отплывайте, ни минутой позже. Это приказ. Передашь его Матину слово в слово.