И страшно. Так страшно, как не было даже на Алтае, когда она заблудилась в карстовой пещере и спасатели отыскали ее лишь на пятые сутки. Но она любит испытывать страх, вот в чем дело. Никто не любит, а она Она умеет смаковать леденящий ужас. Когда до безумия страшно, хочется бежать со всех ног, и она бежит. Только не в ту сторонуне от источника страха, а по направлению к нему. Вот как сейчас, в данную минуту. Идет, посмеиваясь и торжествуя, к самому жуткому существу на острове. (А может, и на всей землекто знает?..)
Рассудив, что тот, кто ее интересует, скорее всего в столовой, Лиаверис направилась туда. Она вошла в набитое людьми, ярко освещенное помещение и пересекла его походкой модели на подиуме. На нее оборачивались, и даже гул голосов притих на несколько секунд. Ошарашенные, насмешливые, жадные взгляды. Пьяная любопытствующая плоть
«Всё это для менямузыка, хмельное возбуждение, гудящая толпа, ругань и хохотвсё это мое, мне на руку!» Ей казалось, что она раздвигает чужие взглядыплечами, коленями, упругим телом, душистыми волосамипробивается сквозь них, как сквозь воду, жгучую, едкую, грязную но не пачкающую ее, тем не менее, и не захлестывающую.
На крохотном пятачке пола в центре шевелились в тесном танце несколько мужчин и женщин. Прищурившись, Лиаверис обежала их взглядом, отметив, как по-разному самовыражается, само-выплескивается народпод одни и те же ритмично-хлещущие звуки. (Психологический тест под музыку, да и только!)
Приземистый бородач в рваной футболке переступал с ноги на ногу, неуклюже поводил корпусом, мотал упоенно тяжелой бородой.
Парни с грубыми и красными, упившимися лицами, запрокинув подбородки и вывернув локти, надламывались в жестком, с немыслимыми углами, экстазе.
Две беззастенчиво молодящиеся, раскрашенные тетки в обтягивающих брючках движениями коленей, плеч и бедер как бы говорили: ах, нет допустим подойдите ох, теснее жу-у-уть сладенький пшел к черту
Выждав приличествующую паузу, Лиаверис красиво взмахнула оголенными руками, издала томно-залихватское: «О-ля, о-лей!» и врезалась в самый центр, в самую густоту танцующих.
Вот как надо! Вот так, вот так!.. Смотрите и учитесь, человекообразные!
Гибко и страстно, грациозно и безрассудно, словно жар-птица резвящаяся Словно сгорающая в пламени птица Феникс, всё отдающая и всё берущая Всё! Всё!.. Словно губительная, синелицая, грохочущая ожерельем из мужских черепов богиня Кали перед решающей схваткой
Музыка оборвалась. Лиаверис постояла с минуту, восстанавливая дыхание.
Кажется, она вспотела. Ерунда! Зато лицо разгорелось, как после доброй порции джина. Глаза же ярче факелов!
Они все смотрели на нее, на ее раскованный и вдохновенный танец, не могли не смотреть. И Губи, конечно, тоже. Где же он? Лиаверис, подергивая губами, сдерживая рвущуюся с них торжествующую улыбку, огляделась по сторонам. Ага, вот и он, родимый! Уже отвернулся, делает вид, что увлечен болтовней с соседом. Ничего! Мы и окликнуть можем.
Она послала ему громкий мысленный приказ: "Губи! Оглянись сейчас же!" Сопроводив его, для надежности, звонким хлопком в ладоши.
Губи оглянулся и поднял брови в комическом недоумении.
"Подойди же!!!"
Лиаверис покраснела от напряжения и улыбнулась еще очаровательнее. Вот теперь на нем, на этом бездушном уголовнике и убийце надо сосредоточить все волшебные женские силы. Чары. Нужно забыть, что это тупой зверь и убийца, и тогда всё получится. Или нет, наоборот, не забывать, а представить его запредельно-звериную суть как можно ярче, как можно живописней, и тогда всё свершитсявдохновенно, жгуче и остро. Должно свершиться. Разве не живет в ней самое древнее, самое парализующее искусство? Зачем тогда ей дана красота? Что ей стоит собрать воедино нежные и властные силы души своей и своего телаи заставить их петь, завораживать, оглушать и опутывать до потери рассудка и воли? До состояния изнеможения и покорности, в котором побежденный мужчинасмешной, низвергнутый с пьедестала самецвыполнит всё, что ему прикажут.
Что ей стоит раз в жизни совершить подобное чудо? Для чего она родилась, жила, цвела, искрилась все тридцать пять лет, если не для этого?.. Выпить бы. Самую чуточку, чтобы еще ярче горели щеки и блестели глаза. Чтобы свободнее и грациознее выплеснулось наружу древнее непобедимое волшебство. «Яженщина, Лиаверис рассмеялась про себя от величия этой фразы. А это значитя всемогуща».
Губи пожал плечами и махнул рукой, подзывая ее. Сосед справа тут же вскочил, услужливо освобождая место.
Извините, Губи поднялся с самодельного кресла, обитого овечьей шкурой, и зажег свет.
Минуты две он молча слушал в темноте прерывистый вдохновенный шепот Лиаверис и чувствовал, как тонкие пальцы, и даже не пальцы, а только острые кончики ногтей скользят по его шее и заползают под воротник. Он повел шеей, избавляясь от зудящего ощущения.
Под предлогом того, что у нее есть крайне важный конфиденциальный разговор, Лиаверис увлекла его в комнатушку, примыкавшую к кухне, и с первых слов, заметив, что в темноте их беседа потечет не в пример доверительнее, выключила свет.
Теперь она вздрогнула, как от удара, и отшатнулась. Она смотрела на Губи в упор, и неприкрытое раскрашенное лицо исходило отвагой, ненавистью и жаром. Она потянулась к выключателю, и Губи мягко отвел ее руку.
Милая, я нахожу упоение в другом. Обратитесь к Шимону.
Вы не мужчина?! Лиаверис метнула презрительный взгляд, но тут же томно вздохнула и прикусила губу, не желая сдаваться.
(Бог с ним, со светом. Так даже лучше: чем ярче свет, тем отчетливей ее видно. А какое лицо у нее сейчас О! Она чувствует, какое у нее лицо, и готова поклясться, что устоять перед ним невозможно.)
В этом смысленет. Пожалуй, что нет, Губи рассматривал ее с насмешливым любопытством. И, представьте, не стыжусь этого.
Но я же, я! Лиаверис упала на колени (плюнув про себя на платье, ажурные чулки и достоинство) и протянула вперед руки. Я не могу без вас! Мне нужны вы. Мы скоро уедем, и я не могу не открыться. Это сильнее меня. Я хочу вас Это дьявол
Она сама уже верила в то, о чем говорила. Одноглазый уголовник с развязной усмешкой на ярких губах притягивал к себе непонятным образом. Вне всякой зависимости от высоких и грандиозных целей. Точнее, высокая цель оставалась, ни на миг не исчезая из сознания, но из подсознания, из дремучих, хтонических женских глубин нахлынуло неожиданное и сокрушительное. Впрочем, удачным образом совпадающее с основной целью, вливающееся в нее, как водопад в озеро.
Насмешливый хмельной убийца притягивал, жарко манил к себе, но при этомпроклятье! не поддавался. Не пускал.
Да что же он, не из плоти, что ли?! Из полимера, из пластика?..
Я понимаю, всё-всё понимаю У вас проблемы с этим. Возможно, неудачные сексуальные эксперименты в подростковом возрасте или деструктивный опыт с первой женщиной Это бывает, это часто бывает, поверьте психологу. Я вас вылечу! Доверьтесь мне. Отдайтесь, расслабленно и доверчиво, как ребенок, в мои руки Мои рукиони волшебные. Они унесут вас в такие миры, где вы ещё не бывали. Поверьте, после общения со мной однополая любовь покажется вам такой скучной, такой пресной! И даже если вы тяготеете к чему-то совсем экстремальномухищные животные, статуи, пусть даже трупыя не знаю направленность ваших пристрастий, ваших перверзий, но, поверьте, всё это поблекнет в сравнении, всё!.. Вы захлебнетесь блаженством. Вы вкусите то, чего были лишены до сих пор, исойдете с ума! Вы расплавитесь потеряетесь улетите
Лиаверис бормотала, не сводя с него умоляющих, резких, кричащих глаз, и одной рукой стягивала платье, высвобождая тело в помощь голосу и глазам, а другую продолжала тянуть к нему.
Губи взглянул на грудь, выглянувшую из-под переливчатой ткани, словно бледное сокровище, открываемое только избранным и посвященным, и протянул руку. Едва ладонь его коснулась кожи, Лиаверис умолкла и, задышав, потянулась к нему губами, полураскрытыми и влажными, как у Мерлин Монро. Губи медленно и аккуратно поправил платье. При каждом его касании Лиаверис вздрагивала и продолжала тянуться, полузакрыв глаза, с выражением томно-тупым и настойчивым.