Сергей Туманов - Оливье стр 2.

Шрифт
Фон

Вторая закладка тоже пуста. И третья.

Кейс я нахожу в четвертой. Заваленной тряпьем дыре между половицами. Обитый дорогой кожей металлический ящик фирмы «Бломб энд Даунинг». Сенсорная поверхность замка отсвечивает в глубине красными искрами.

Достаю из кармана зип-пакет, раскрываю и брезгливо, двумя пальцами, выуживаю из него отрезанный язык господина Эмерсона. Кладу на сенсор, кейс мягко щелкает, и красные огоньки сменяются зелеными. Мало кто знает, что язык человека намного индивидуальнее зрачков и пальцев. Сенсорный замок кейса улавливал не только трещины, но даже запах, который подделать невозможно.

Затаив дыхание, я медленно отвожу крышку в сторону.

* * *

Даже Воевода не знал, каким образом алхимикам удалось обойти нас на этом повороте. С самого начала, с тех пор, как сто лет назад две группы посвященных напрочь разодрались на Втором Соборе, было ясно, что мы ближе к разгадке. У нас фора. Мы живем на земле Мастера, на земле, где он похоронен. Мы используем то, что выращено и произведено здесь. Мы раскопали все доступные архивы, все воспоминания. Выудили крупицы сокровенного. От пары капель хлебного вина в соусе «провансаль» и сорта оливок до степени прожарки рябчиков, о которой упомянул в своем забытом дневнике гласный городской думы Симеон Пришибеев.

Но главное свидетельство, книгу, мы найти не смогли. Ее нашли алхимики. Кто бы мог подумать, что она уже сто лет хранится всеми забытая на чердаке фрау Мариус. И если бы не наша разведка, мы бы уже проиграли гонку.

Есть три канонических рецепта, но даже первый из нихне главный. Главныйодин. Настоящий. Тот, что Мастер унес с собой в могилу. Тот, который более ста лет пытаются повторить посвященные, выгрызая друг у друга крупицы знания.

Мы не можем примириться, мы слишком разные. Засевшие на западе еретики и их местные приспешники, которые считают, что главное это дословное следование рецепту, точность в ингредиентах и выявление французских корней в нашем салате. И мы, верящие в посконность и изначальную русскость творения Мастера. В то, что главное даже не рецепт, а следование по пути славянской духовности. Не просто же так весь мир называет наш салат «русским». Алхимики не в состоянии понять, что буква рецептаэто лишь поверхность. За ней кроется настоящая глубина, настоящие законы мироздания. На то они и алхимики.

Я дрожащими руками достаю книгу из кейса. Она в тяжелом сафьяновом переплете. Щелкаю застежкой и раскрываю. Листаю плотную вощеную бумагу. Потом достаю телефон и набираю номер.

 Она у меня, наставник,  шепчу я, оглядываясь.

 И?

 Здесь нет рецептов. И дневников Мастера. Как мы и опасались.

Воевода недовольно сопит. Он все равно надеялся на лучшее.

 Что там?

 Это фотоальбом. Черно-белые фотографии. Датированы восьмидесятыми годами девятнадцатого века. В основном, интерьеры ресторана «Эрмитаж». Залы. Посетители. Персонал. Много групповых снимков.

Я вдруг холодею, когда до меня доходит мысль, что я могу здесь увидеть Его. Мастера. Наверняка среди толпы половых, швейцаров, купцов, дворян и извозчиков нашлось место и для Хозяина. Я со страхом вглядываюсь в бледные коричневые снимки, в неулыбающиеся застывшие лица давно умерших людей. Подписей нет.

 Все равно,  говорит Воевода.  Там наверняка есть зацепки. Не просто же так из-за нее весь этот сыр-бор.

Я останавливаюсь на большом, в разворот, снимке. Один из залов ресторана, высокий потолок, скатерти на столах, пальмы. Людей нет. Я видел эти залы и на фотографиях, и вживую (то, что от них осталось) сотни раз. Но здесь снимок четкий, видны даже мелкие детали на орнаменте. Приглядываюсь.

 Постойте,  говорю, переведя дыхание.  Я кажется кое-что нашел.

Грохот распахнувшейся сзади двери. Беснующийся свет нескольких фонарей. Тени молча бросаются ко мне, но я успеваю откатиться в сторону, прижав к груди книгу. Пуля впивается в дверной косяк. Хорошо, что комната проходная. Я уже за стеной, затаился, слушаю как осторожно передвигаются в комнате враги. Один топчет мусор справа от двери. Другой слева. Третий явно стоит. Главный. В темноте напротив угадывается анфилада таких же помещений. Если побегу, меня увидят.

 Господин Кольбе,  слышится вкрадчивый знакомый голос. Судков, один из местных прихлебателей. Все-таки Эмерсон успел сообщить в штаб перед тем, как мы его взяли.  Господин Кольбе, уважаемый славянофил. Может вернетесь, и мы поговорим как интеллигентные люди?

Молчу.

 Отдай книжечку, мальчик,  шипит он, подражая какому-то голливудскому маньяку. Бойцы сдавленно перхают.  Кстати, господин Кольбе, всегда интересовало. Почему вы славянофил? У вас же то ли немецкие, то ли французские корни. Древняя хорошая фамилия. Вы должны быть с нами.

 Я же не спрашиваю почему вы алхимик,  отвечаю.  Согласитесь, алхимик Судков звучит гораздо смешнее славянофила Кольбе.

 Не соглашусь. Алхимик понятие вненациональное.

 А мировоззрение не всегда зависит от фамилии.

Я вижу, как падающая на доски черная тень сдвигается с места. Они не знают, что у меня нет оружия. Чертов глупец, побоялся шмона на входе. Которого не было. Рыскаю взглядом по узкому темному помещению. Шкаф, стол, заколоченное окно, еле видная решетка вентиляции. Нет, слишком маленькая.

Тень двигается ближе.

 И все равно,  говорит Судков.  Есть в этой вашей посконщине что-то изначально ущербное. Этот ваш особый путь, духовность, вот это вот все.

 Не более чем в вашей привычке без ума скопировать западный рецепт и в который раз оказаться мордой в салате.

Так. Стоп. Окно. Заколоченное. Фанерой.

Тень резко машет рукой, в дверном проеме вырастает один из бойцов. Удар по руке с пистолетом, в горло под челюсть, это позволяет выиграть время. В два прыжка преодолеваю расстояние, краем глаза замечая, как вваливаются внутрь второй боец и бледная пухлая морда прихлебателя. Выбиваю плечом фанеру. Меня встречает холод, ночь и пурга.

Второй этаж. Падать недалеко, но больно.

Пули взрывают белые фонтанчики совсем рядом, но я уже у стены, уже за углом, там, где стоит машина. Хоть ее поставить грамотно догадался.

* * *

Рассказывают, что первым опробовал Настоящий рецепт купец третьей гильдии Семен Нефедов. Было это зимой, аккурат под Новый 1862 год, и Мастер еще не освоился. Еще искал собственный вкус, еще подбирал свою тайную рецептуру. Но уже через год купец третьей гильдии стал купцом второй. А потом и первой. Все, кто пробовал в залах «Эрмитажа» Настоящий рецепт в скором времени добивались успеха в той или иной деятельности. Слухи поползли по городу, толпы денежных обывателей осаждали залы ресторана, принося баснословные прибыли владельцам. Впрочем, скоро стало ясно, что рецепт работает не всегда. То ли из-за того, что Мастер продолжал экспериментировать. То ли из-за изменившихся условий. Ресторан рос, обрастая пристройками. Уже не было той воды, что бралась из колодца на Цветочном (мы потом докопались до источника, разворотив попутно десяток метров канализации). Уже не было тех поставщиков, охотников за рябчиками и подмосковных собирателей раков. А может, говорили, все дело в том, что Настоящий рецепт мог сработать только раз в году, в течение считанных часов перед наступлением Нового года.

Мастер покинул мир, унеся с собой тайну. История превратилась в легенду, легенда стала сказкой, сказку позабыли, и лишь традиция ставить на новогодний стол тазик с оливье напоминала теперь о том, во что верили когда-то предки. Никто кроме Википедии уже не помнит, что Оливьеэто фамилия Мастера.

Мыпомним.

Я смотрю вперед, сквозь белые хлопья и скрипящие по стеклу дворники. Смотрю на Дом Обетованный. Наш Храм. Наше Место Силы. Грязное, обгорелое здание бывшего ресторана «Эрмитаж» на Неглинной, 29.

Вот уже четыре года, как оно пустует, и только редкие рабочие нехотя ползают по его сгоревшим перекрытиям. Пожар сжег залы ресторана, лестницы, вестибюль, зимний сад, обрушил лепнину и балки. Мало что осталось от нашего Храма.

О, как воевали за него наши предки из второй и третьей генерации. До последней капли крови в гражданскую. Пока наконец не подписали пакт, что ни один посвященный, ни из одной фракции не должен им владеть во избежание тотального уничтожения. С тех пор сквозь него прошли массы случайных людей. Какие-то крестьяне, издательства, театры и кинотеатры. Я смотрю на глухое, пострадавшее, почти мертвое здание, и на глазах у меня наворачиваются слезы.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги

Технарь
13.1К 155

Популярные книги автора